Элизабет Гилберт - Законный брак Страница 49

Глотая комок в горле, я протягивала детям деньги, но Нарит ругал меня за эти подачки. Я должна игнорировать их, говорил он. Раздавая деньги, я лишь делаю хуже: поощряю попрошайничество, которое в итоге приведет Камбоджу к краху. Детей, которым нужна помощь, слишком много, а моя щедрость лишь привлечет еще больше попрошаек. И действительно, когда дети увидели, как я достаю купюры и монеты, их число сразу умножилось, и даже когда у меня кончились все камбоджийские деньги, они не отставали. Я чувствовала горечь от постоянного повторения слова «нет»: ужасный отказ. Дети стали настойчивее, пока Нариту не надоело и он не разогнал их по развалинам, строго рявкнув.

Однажды вечером, когда мы возвращались к машине после осмотра очередного дворца тринадцатого века и снова говорили о детях-попрошайках, мне захотелось сменить тему, и я наобум спросила Нарита про соседний лес и его историю. Нарит ответил несколько неожиданно:

– Когда моего отца убили красные кхмеры, солдаты забрали наш дом в качестве трофея.

Я не знала, что ответить на такое, поэтому мы некоторое время шли в тишине. Через минуту он продолжил:

– Мою мать прогнали в лес вместе со всеми ее детьми, и там она пыталась выжить.

Я ждала, что он расскажет историю до конца, но продолжения не последовало – или он просто не захотел поделиться.

– Мне очень жаль, – наконец произнесла я. – Должно быть, это был кошмар.

Нарит бросил на меня угрюмый взгляд, полный… даже не знаю. Жалости? Презрения? Но это длилось лишь секунду.

– Продолжим нашу экскурсию, – проговорил он, показывая на вонючее болото по левую руку. – Здесь некогда располагался зеркальный пруд, в котором король Джаяварман VII в двенадцатом веке изучал отражение ночного звездного неба…

Наутро, желая предложить хоть что-то этой измученной стране, я попыталась сдать кровь в местной больнице. По всему городу были развешаны объявления, сообщавшие о дефиците крови и призывавшие туристов помочь. Но даже здесь мне не повезло. Суровая дежурная медсестра, родом из Швейцарии, отказалась принять мою кровь, взглянув на содержание железа. Не взяла даже полпинты.

– Вы слишком слабая! – кричала она мне. – Вы совсем не думаете о себе! Разве можно вам так путешествовать? Сидели бы дома, отдыхали!

В тот вечер – мой последний вечер в Камбодже – я бродила по улицам Сиемреапа, пытаясь прочувствовать это место. Но чувствовала лишь, что одной в этом городе находиться небезопасно. Обычно, когда я в одиночестве впитываю новую обстановку, меня охватывает ни с чем не сравнимое ощущение спокойствия и гармонии (ведь именно за этим я и приехала в Камбоджу). Но в ту поездку это ощущение так и не возникло. Напротив, мне казалось, что я путаюсь у всех под ногами, всех раздражаю. Я чувствовала себя идиоткой и даже мишенью. Жалкой и слабой.

Когда я возвращалась в гостиницу после ужина, меня окружила толпа детей и снова принялась попрошайничать. У одного мальчика не было ступни, и, резво ковыляя, он выставил свой костыль, нарочно поставив мне подножку. Я споткнулась, раскинула руки, как клоун, но все же не упала.

– Деньги, – безапелляционным тоном рявкнул мальчик. – Деньги!

Я попыталась обойти его. Но он проворно выставил костыль, и мне буквально пришлось перепрыгнуть через него, чтобы отделаться от попрошайки, – это выглядело смешно и страшно. Дети рассмеялись, подвалили новые – я и в самом деле превратилась клоуна. Ускорив шаг, я как можно быстрее пошла к гостинице. Вместе со мной бежала толпа нищих детей: они были и сзади, и спереди, и по сторонам. Некоторые смеялись и нарочно загораживали мне путь, но одна совсем маленькая девочка все время дергала меня за рукав и кричала: «Кушать! Кушать! Кушать!» У дверей отеля я уже бежала. Мне было очень стыдно.

Вся невозмутимость, которую мне гордо и упрямо удавалось сохранять последние несколько безумных месяцев, здесь, в Камбодже, исчезла без следа, причем моментально. Я запаниковала, в голову ударил адреналин, я в открытую уносила ноги от маленьких голодных детей, которые хором просили еду, и все мое спокойствие многоопытной путешественницы рассыпалось в прах – вместе с терпением и способностью проявлять банальное человеческое сочувствие.

Добравшись до гостиницы, я нырнула в свой номер, заперла дверь, зарылась лицом в полотенце и остаток вечера просидела, дрожа, как жалкая маленькая трусиха.

Вот как прошло мое грандиозное путешествие в Камбоджу.

Очевидный вывод, который можно сделать из этой истории, – что мне вообще не надо было никуда ехать, по крайней мере тогда. Возможно, мое путешествие было слишком капризным, даже бестолковым поступком, учитывая накопившуюся усталость от многомесячных переездов и стресс неопределенности в нашей с Фелипе ситуации. Возможно, я выбрала неподходящее время, чтобы доказывать свою независимость, устанавливать прецедент на будущее и испытывать предел наших отношений. И лучше было бы мне остаться с Фелипе в Бангкоке у бассейна и просидеть там все это время, потягивая пиво и поджидая следующего совместного приключения.

Вот только я не люблю пиво, и расслабиться мне все равно не удалось бы. Если бы я сдержала свои позывы и осталась в Бангкоке на неделю, пила пиво и наблюдала, как мы с Фелипе действуем друг другу на нервы, я бы отказалась от очень важной частички себя. И тогда в конце концов эта частичка превратилась бы в застоявшееся болото, как пруд короля Джаявармана, и в будущем аукнулась бы нам серьезными осложнениями. Поэтому скажу одно: я поехала в Камбоджу, потому что не могла не поехать. И пусть мое путешествие оказалось местами неудачным и попортило мне крови, это не значит, что не нужно было ехать. Да, иногда в жизни случаются неудачные и неприятные ситуации. Но мы стараемся их преодолеть. Просто мы не всегда знаем, как правильно поступить. А я знаю только одно: на следующий день после своего столкновения с маленькими попрошайками я улетела в Бангкок и воссоединилась с Фелипе, который встретил меня в спокойном, расслабленном расположении духа. Ему явно понравилось от меня отдыхать. В мое отсутствие он в свое удовольствие коротал дни на курсах изготовления зверушек из воздушных шариков. Поэтому по моему возвращению мне были вручены жираф, такса и гремучая змея. Он был очень горд собой. Я же, напротив, была в полном раздрае и ничуть не гордилась своим поведением в Камбодже. Зато как же я была рада его видеть! И еще я была бесконечно благодарна Фелипе за то, что он вдохновляет меня на поступки, которые, может быть, не всегда безопасны и не поддаются разумному объяснению, а также не всегда заканчиваются так идеально, как мне хотелось бы. Невозможно даже выразить, как я благодарна ему за это – потому что, если честно, я уверена, что непременно сделаю нечто подобное снова.

Итак, я похвалила чудесных зверей Фелипе, а он внимательно выслушал мои грустные рассказы о Камбодже, и когда мы наговорились и устали, то легли спать, снова толкнув нашу лодку от берега и перелистнув еще одну страницу в истории нашей жизни.

Глава 7

Замужество и условности

Из всех поступков, совершаемых в жизни человеком, его женитьба меньше всего касается других людей; однако именно в эту сферу нашей жизни все почему-то считают своим долгом вмешаться.

Итак, в конце октября 2006 года мы снова оказались на Бали и поселились в старом доме Фелипе среди рисовых полей. Там мы планировали в тишине и спокойствии дождаться конца иммиграционных разбирательств, закопавшись головами в песок и не провоцируя ни стрессов, ни конфликтов. Было здорово вернуться в знакомое место и перестать наконец жить на чемоданах. В этом доме почти три года назад мы полюбили друг друга. Фелипе покинул его всего год назад, чтобы «навсегда» переехать ко мне в Филадельфию. В данный момент у нас не было места, более похожего на настоящий дом, и знали бы вы, как мы были этому рады.

Фелипе буквально таял от удовольствия, гуляя по старому дому, прикасаясь к знакомым предметам и даже обнюхивая их, как собака. Все здесь было в точности, как в момент его отъезда. Открытая терраса на втором этаже с диванчиком из ротанга, где Фелипе, как он любит говорить, меня «соблазнил». Удобная кровать, где мы впервые занимались любовью. Крошечная кухня с тарелками и мисками, что я накупила для Фелипе вскоре после того, как мы познакомились (его холостяцкая кухня вгоняла меня в депрессию). Стол для тихой работы в углу – за ним я написала свою последнюю книгу. Раджа, добрый старый соседский пес оранжевого цвета (мы с Фелипе всегда называли его Роджером), который по-прежнему беззаботно хромал по двору, рыча на собственную тень. И уточки на рисовых полях, гуляющие вперевалку и бормочущие себе под нос какие-то последние утиные сплетни.

Здесь даже был кофейник.

И буквально в одно мгновение Фелипе снова стал собой: добрым, внимательным и милым. У него был свой уголок и свой распорядок. А у меня – мои книжки. У нас обоих была знакомая постель, и мы спали в ней вместе. Мы совершенно расслабились (насколько это было возможно) в ожидании вердикта Министерства безопасности, который решил бы судьбу Фелипе.