Лия Флеминг - Ласточки Страница 49

– Да, в Лидсе. «Йоркшир ледиз колледж».

– Ах, да, пансион благородных девиц?

– Нет, потогонная мастерская, которую почему-то называют секретарским колледжем. Ногти сломаны от постоянного стучания по клавишам, но мне там нравится, и я рада, что приехала.

– Надеемся снова увидеть вас, юная леди. С вашим ростом любое платье хорошо сидит!

– Но не по таким ценам, – прошептала Мадди на ухо Плам перед тем, как нырнуть в примерочную.

– Вы немного располнели, но для модели это даже хорошо. Мы всегда ищем красивых девушек, вроде вас.

– Боюсь, Мадлен слишком много работает! Она, скорее, «Хорс энд хаунд», чем «Вог», – улыбнулась Плам, удивленная столь живым интересом женщины к Мадди. Она никогда не думала, что у Мадди хорошая фигура, но та действительно округлилась, поправилась, и это ей очень шло.

– Ах, Мадлен! Даже имя, как у модели, французское и очень романтичное.

Возможно, продавщица просто льстит, довольная выгодной продажей, да еще в дождливый день. А может, и нет! Мадди – модель? Какой смех!

Глория заворачивала подарок для Мадди в оберточную бумагу с узором из рождественских елей и звезд. Она целый день развлекала ребятишек Ганнов, обрезая на кухонном столе края старой оберточной бумаги, чтобы получалась новая. Так они делали в «Олд Вик». Ей полагалось несколько дней отпуска, но вряд ли ей обрадуются на Пил-стрит.

Сид проведет Рождество на ферме Алана. У миссис Ганн сильно повысилось давление, и ей прописали постельный режим. Ганны хотели, чтобы Глория осталась на праздники, но она жаждала перемен: похода с Майки на рождественское представление, прогулки по магазинам. А вдруг удастся что-то купить подешевле!

В доме доктора творился хаос: возбужденные дети все сметали на своем пути. Но она была добра к ним. Никогда не злилась. Позволяла вытворять все, что угодно, но всегда знала, как положить этому конец.

Мадди ходила по городу с таким мрачным лицом, как дождевая туча, и почти все время проводила на Древе Победы, как сопливая корова. Иногда Глории казалось, что у нее не все в порядке с головой. Каждый день она объезжала поля верхом на Монти, а когда бы Глория ни пришла, ее никогда не было дома.

Что-то случилось в Бруклине или колледже. Как можно ныть и плакать, имея такое роскошное платье, наверняка стоившее двухмесячного жалованья Глории! В сравнении с ним ее выходной наряд казался самоделкой, легко мнущейся дешевкой с убогой отделкой. Но для Сауэртуайта новое платье Мадди слишком роскошно.

Разумеется, это дорогой Дитер испортил подруге Рождество! Она видела письмо, которое тот ей прислал: всего несколько строчек и ни носового платочка в подарок! Всякому понятно, что этот роман зашел в тупик, так что, возможно, она придет в себя и поедет в город, встретится со своими богатенькими подругами Каро, Пинки и Беллой и закадрит одного из их братьев. Эта компания живет в другом мире. Они не беспокоятся насчет талонов на корсеты или чулки, не думают о том, куда исчезает на ночь мать, после того, как вышла со швейной фабрики. Снимает, должно быть, парней, которым в матери годится!

Мардж никогда не станет учиться на собственных ошибках!

Глория вздохнула. Зато у нее есть мама, а это куда больше, чем имеет бедная Мадди. О черт! Она совсем забыла! Ведь именно под Рождество она осиротела! Бедняга, неудивительно, что она выглядит такой несчастной и измотанной!

В руке Глории блестел подарок. Она купила его на рынке в Лидсе: металлическая рамка для фотографий, подержанная, правда, но украшенная чеканными тюльпанами и нарциссами. Пусть Мадди поставит ее в своем временном жилище, но Глория надеялась, что она не использует рамку, чтобы вставить в нее фото Дитера Шульте.

Стоя наверху, Мадди слышала, как в холле ссорятся дядя с теткой. Дядя Джеральд грозил жене пальцем.

– Немедленно остановись! – цедил он с холодным упреком. – С чего тебе взбрело в голову выложить это маме прямо сейчас?

– Но иначе нельзя… мы годами держали все в тайне. Я больше не желаю притворяться, Джерри! С меня довольно! Скажи ей сам… finito [42]… какой смысл тянуть дальше?

Тетя Плам вертела в руке ветку плюща, пытаясь ее приладить, но наконец раздраженно бросила ее на пол.

– Смысл в том, что, пока мама с нами, я не сделаю ничего, способного навлечь позор на имя нашего рода. Я не разведусь с тобой. Этот стыд и огласка в газетах убьют ее! Ты же знаешь, что, она привыкла быть первой в здешнем обществе. Будем жить, как жили. Ты вполне можешь остаться здесь, – объявил дядя Джеральд.

– Спасибо, ты очень добр. Значит, ты не собираешься избавиться от меня под шумок? Не пойму, почему я должна оставаться в этом пустом сарае.

– О, Прунелла, будь же благоразумной! Не устраивай никаких сцен! Зачем все портить, тем более на Рождество? Ты расстроила маму.

– Если так беспокоишься, пойди и расскажи ей правду. Как мы много лет жили во лжи. Может, и Дейзи есть что сказать?

– Дейзи понимает, что все идет именно так, как должно быть.

– В таком случае, она еще большая дура, чем я думала. Просто полная идиотка.

Джеральд шагнул к ней, словно собираясь ударить.

– Заткнитесь, заткнитесь вы оба! Вас слышно во всем доме! Пожалуйста, прекратите! – крикнула Мадди, сбегая вниз.

Оба растерянно посмотрели наверх.

– Мадди, мы просто спорим. Это личный разговор, – пояснила Плам.

– В таком случае ведите его в запертой комнате. Не в холле! Я не желаю ничего слышать! – заорала Мадди и в ярости выскочила из дому. Как они могли испортить Рождество? Мало того, что без конца препирались за столом, так теперь еще и начали кричать друг на друга!

Рождество – святой праздник, семейный праздник. А они разводятся. Неужели не понимают, что Белфилды – это единственная семья, которая у нее есть, и скоро от нее ничего не останется! Так нельзя! Так несправедливо! Она не хотела натянутой атмосферы, угрюмого молчания, перепалок, особенно после всего, что с ней случилось. У нее остались достаточно скверные воспоминания о первом кошмарном Рождестве, когда она потеряла родителей и бабушку с дядей. Теперь потеряла Дитера. Навсегда. А если и Плам уедет… нет, это слишком!

Мадди бежала по полям, глубоко вдыхая морозный воздух, дрожа в пуловере и слаксах. И все же забралась на Древо Победы, в свое укрытие, чтобы дать выход гневу. Письмо, полученное накануне, прожигало дыру в кармане, письмо, а ведь она так его ждала! Всего один листок мятой тонкой бумаги, в котором были вычеркнуты целые предложения.

Кто-то уже прочитал письмо до нее и вымарал драгоценные слова, которых осталось так немного.

«Мой дорогой друг Мадлен!

Я пишу, чтобы поблагодарить за посылку. Моя сестра и тетя тоже благодарны за подарок и добрые намерения. В зимнее время очень пригодятся теплые вещи.

У нас все хорошо. Трудно рассказать, какие перемены случились в нашей жизни. Мы часто думаем о тебе с радостью и грустью. Но я уверен, что больше мы никогда не встретимся».

Следующие две строчки замазаны чернилами. Ни упоминания об университете, ни нежных слов. Только вежливое «спасибо», если не считать единственной строки:

«Мы навсегда запомним сбор урожая. Прости меня.

Твой друг во Христе Дитер Шульте, Матильда и Гизела Шульте».

Даже обратного адреса нет. Письмо достаточно ясное. Дитер не желает переписываться с ней. И это ранило девушку больше всего. Что же там случилось? Неужели Дитер забыл, как они целовались и давали друг другу клятвы? Может, ему грозит опасность из-за писем к ней?

Смешанные чувства обуревали Мадди: гнев и боль, разочарование и раздражение, желание снова увидеть Дитера.

Глория уехала домой, в Лидс. То, что осталось от Рождества, окончательно испорчено, так стоит ли оставаться здесь, выслушивая чужие ссоры и взаимные обвинения? Лучше побыть одной на Уэст-парк, чем жить в окружении воюющих Белфилдов!

Немного успокоенная, Мадди побрела домой, но то и дело останавливалась, чтобы поглядеть на голые ветки тополей, обрамлявших аллею. Они раскачивались на ветру, и казалось, царапали небо когтями. Аллея Слез выглядела скорбно в это серенькое зимнее утро…

Мадди вздохнула.

Придя домой, она собрала вещи, коротко попрощалась и села на первый же поезд до Лидса.

Мисс Ффрост не было. В доме стоял ледяной холод. Она повернула ключ в двери, в надежде, что кто-то из студенток окажется в городе и составит ей компанию. Но дом был пуст. Пошел снег, и маленький обогреватель почти не давал тепла. Она натянула на пижаму теплую одежду и тихо порадовалась, что не продала жакет из жеребкового меха. Усталость не проходила. Она дрожала в ознобе. Тело ныло так сильно, что больше она не смогла этого вынести и в конце концов дозвонилась до врача с просьбой ее принять.