Ирина Волчок - Прайд окаянных феминисток Страница 49

Потом проснулась Любочка, и Бэтээр стал катать ее на шее — долго катал, до тех пор, пока все гости не собрались. Сорок два человека, не считая хозяев. Нет, надо срочно расширять квартиру.

Потом началось вручение подарков, и первым без очереди влез, конечно, Васька.

— Вот! — торжественно сказал он, ставя большую нарядную коробку почему-то на пол. — Открывай скорей, а то ей там страшно, наверное.

Любочка развязала пышный розовый бант, подняла крышку — и замерла, не решаясь дотронуться до подарка.

— Мяу! — сказал подарок тоненьким голосом.

— Оригинально, — буркнула Ядвига и поставила коробку со своим подарком тоже на пол. — Открывай, Любовь Тимуровна, что ж теперь.

Любовь Тимуровна открыла.

— Мяу! — сказал еще один подарок.

— Ой, — вдруг озаботилась Любочка. — А как же их кормить? Они же маленькие!

Бэтээр вздохнул и пошел в соседнюю комнату за своим подарком. Принес, поставил большую плетеную корзину на пол и виновато покосился на Наташку — подарок Любочке он приготовил без ведома жены.

— Мр-р-р? — сказал его подарок, мягко выпрыгивая из корзины и деловито обнюхивая подарки Васьки и Ядвиги.

— Это кто? — потрясенно спросила Любочка, протягивая руку и осторожно гладя большую трехцветную кошку. — Это Муся, да?

— Да, — подтвердил Бэтээр. — Конечно, Муся, кто же еще… Только она не одна! Вон, гляди, в корзине еще два котенка. Это ее дочки.

— Уже четыре, — поправила его Наташка, наблюдая, как Муся за шкирку перетаскала подарки Васьки и Ядвиги из коробок в свою корзину. — Вы что, сговорились? М-да… Ну ладно, по крайней мере проблема питания подарков решена. Бэтээр, ты был прав — квартиру придется расширять.

Другие подарки были, слава богу, не такие оригинальные — все больше игрушки, книжки, краски и альбомы. Любочка за каждый подарок благодарила, но почти не отводила взгляда от Муськи с ее дочками — двумя родными и двумя приемными. Только один раз оторвалась от созерцания спокойно дрыхнущей кошачьей семьи — когда Васька вручил Вере-Наде по паре сережек, и те их сразу же надели. Васька глянул, закатил глаза и жалобно застонал: Вера-Надя вдели по гвоздику в левое ухо и по колечку — в правое. Гости хохотали. Любочка подергала Ваську за штанину и успокаивающим тоном сказала:

— Дядя Вася, они не нарочно. Это у них само собой так получается. Они даже стукаются одинаково. Вчера в разных комнатах что-то делали, а локти одинаково ободрали. Вера-Надя, покажите дяде Васе!

Вера-Надя с готовностью показали дяде Васе правые локти с одинаковыми ссадинами. Дядя Вася глубоко задумался, а потом решительно потребовал:

— А поменяйтесь серьгами!

Вера-Надя переглянулись, пожали плечами и послушно поменялись серьгами. Теперь у каждой гвоздик был в правом ухе, а колечко — в левом. Бэтээр развлекался вовсю, но Ваське все-таки сочувствовал. Он помнил, как и его самого немыслимая одинаковость Веры-Нади доводила до отчаяния. А потом он научился их различать, чем заслужил искреннее уважение Наташки — она была уверена, что никому, кроме нее, это не под силу. Тем более — мужику. А он научился, вот так-то. Теперь и с закрытыми глазами их различает. С закрытыми еще и легче, чем с открытыми. Потому что Вера любила мыло с запахом зеленого яблока, а Надя — с запахом миндаля. Подсказать, что ли, Ваське? Наверное, все равно не поможет. Васька по запаху и одеколон от ацетона не отличает. Курит как паровоз, конечно, какое там обоняние может быть. Сам Бэтээр бросил курить семь лет назад, когда шестилетняя Пулька потребовала у него сигарету.

— Почему это мне нельзя? — удивилась она, совершенно не обратив внимания на его длинную и аргументированную лекцию о вреде курения. — Тебе, значит, можно, а мне нельзя? Так нечестно.

Пришлось бросить, что ж еще оставалось делать. Личный пример и все такое. А то ведь эта морда упрямая еще до школы курить начала бы. И тетя Варя очень обрадовалась, что он бросил… И Наташка довольна, что он не курит… Спасибо Пульке — если бы не эта ее дикая заявка семь лет назад, он бы, наверное, до сих пор дымил. И Веру-Надю не научился бы различать. И Наташка бы морщилась и отворачивалась от табачного запаха… Пульке вообще за многое спасибо. Это ведь из-за нее он раньше не женился. И это благодаря ей познакомился с Наташкой. Повезло ему с сестрой.

— Ты чего улыбаешься? — Любочка прислонилась к его боку, ухватилась обеими руками за его руку и с ожиданием заглядывала ему в лицо. — Ты про что-нибудь веселое думаешь? Расскажи.

И Бэтээр стал рассказывать Любочке, как ему повезло с сестрой, и с женой, и с дочерью, и с племянницами, и со всеми их родными, друзьями, знакомыми, соседями, собаками, кошками… И рассказывал до тех пор, пока Любочка не уснула, прижавшись к его боку и улыбаясь во сне. Тогда он поднялся с ковра, где они с Любочкой провели весь вечер рядом с кошкиной корзиной, поднял Любочку и отнес в ее комнату, раздел и уложил в кроватку, и посидел немножко рядом, и успокаивающе помахал рукой заглянувшей в дверь Наташке, и дождался Веру-Надю, и тогда уже пошел к гостям допраздновать Любочкин день рождения. Черт, наверное, долго еще сидеть будут. Завтра воскресенье, на работу никому идти не надо. Как бы их всех разогнать? Надо что-нибудь придумать такое хитрое, чтобы и подействовало, и Наташка не заметила.

Но ничего такого хитрого придумывать не пришлось — гости и сами уже потихоньку собирались. Мужики-то еще посидели бы, наверное, допили бы недопитое, договорили бы недоговоренное… Но эти окаянные феминистки как-то очень быстро и незаметно вынулы бокалы из рук, убрали тарелки из-под носа, подняли всех из-за стола, погнали из квартиры, нежно поддерживая под руки и ласково воркуя на ушко. При этом некоторые складывали губы утиным клювиком и сверкали ямочками на щеках почти так же, как Наташка. Бэтээр догадывался, что сейчас им больше всего хочется пнуть этого козла как следует, чтобы он, наконец, перестал молоть чушь, заткнулся бы и зашевелил копытами в нужном направлении. Дома дети ждут, и дел несделанных — миллион, и на все—про все только одно воскресенье осталось, — что можно успеть за одно воскресенье? Он-то будет валяться весь день кверху пузом, у него-то выходной, а ты ему и обед приготовь, и штаны постирай, и покой обеспечь, и еще и претензии выслушай… А послезавтра — новая рабочая неделя, но это для него не аргумент, он и среди недели кушать хочет, а самому приготовить — в голову не придет, он работает, он устает, ему дома отдыхать надо, а что жена тоже работает и тоже устает — так это он даже не догадывается… Вот примерно так Бэтээр понимал все эти утиные клювики и ямочки. Все-таки за месяц с Наташкой он кое-чему научился. Только надеялся, что она так о нем не думает.

Бэтээр закрыл дверь за последними гостями, обернулся и увидел Наташку. Наташка смотрела на него задумчиво и складывала губы утиным клювиком.

— Ты чего, Наташ? — испугался он. — Я сейчас все сам уберу, и посуду перемою, и все… И пол надо протереть, да? И еще чего-нибудь, да? Я все сделаю, ты не беспокойся. А то ты и так целый день на ногах, крутишься, как белка в колесе… Устала, да? А я весь день бездельничаю. Ты на меня сердишься, да?

— Бэтээр, не придуряйся, — строго сказала Наташка и немножко посверкала на него ямочками. — У Семена Михайловича научился, что ли? Не морочь мне голову. Лучше признайся: когда ты решил Любочке кошку подарить?

— Давно, — признался Бэтээр. — В пять утра… Ну, когда она проснулась и в первый раз ко мне пришла. Она тогда про свою Мусю рассказала, Муся была большая и теплая, и Любочку на балконе грела, особенно когда снег… Я уже тогда хотел хорошую кошку найти, но к тебе в дом нести ее было… ну, я не решился. А сейчас вот подумал: может, ничего? Может, ты не очень будешь сердиться? А, Наташ?

— Кто в доме хозяин? — Наташка склонила голову к плечу и опять на миг показала ямочки. — Ты. Добытчик, кормилец и защитник. Глава семьи. С решающим правом голоса. Ну, вот тебе и решать… Туалет кошачий догадался купить?

Бэтээр немедленно сделал мужественное лицо:

— Естественно. Хоть, заметь, это совершенно не мужское дело. Но на вас понадеешься… Все самому приходится, все самому!

— Да, — подтвердила Наташка и склонила голову к другому плечу. — Действительно. Все самому… Бедненький. Пойдем-ка, я тебе помогу со стола убрать и посуду перемыть, что ли. Хоть как-то облегчу тебе жизнь.

…Бэтээр занялся посудой, а Наташка пошла проверить, как там дети, вернулась с кошкиной корзиной, устроила ее за кадкой с огромной королевской бегонией, стоящей на полу в углу кухни, потом сама устроилась в кресле возле большого стола, удовлетворенно вздохнула, сложила руки на коленях и принялась облегчать Бэтээру жизнь:

— Сегодня Любочка спросила, настоящий ты ее папа, или просто все так думают.

— Ну? — Бэтээр чуть тарелку не выронил и обернулся, нетерпеливо глядя на нее. — Ну, говори давай… Что ты ей ответила?