Евгений Попов - Прекрасность жизни. Роман-газета. Страница 49

Вот какие бывают нечестные люди, закончила свой рассказ буфетчица, и я, не понимая, что именно она имеет в виду, робко спросил ее об этом, но она, чувствуя свою безнаказанность оттого, что я был уже изрядно пьян, грубо велела мне убираться вон. И теперь я не могу определенно сказать...— «лысый череп» закивал головой,— почему именно после этого мне захотелось удушить лебедя Борьку, но тяга, неодолимая, как влечение, привела меня сюда, где я нашел подельника, такого же подонка, как я сам. Мы объединились и начали осуществлять задуманное. Мы поймали лебедя Борьку. Мы хотели изжарить его и съесть.

Рыжебородый тоже закивал. Они с надеждой глядели на меня, а я, выдержав значительную паузу, важно изрек:

— Слабо! Слабо, молодые люди! Я гораздо больше вас перенес в жизни много тяжелого и трагического, но не разочаровался в ней, не закружился, как бесцельная щепочка в мутном потоке гордыни, неуемных желаний, бессмысленности, патологии, бешенства души, звериной жестокости сердца, всего того зла, которое, как вы ошибочно считаете, неискоренимо, независимо от человека, присуще ему изначально ибо в моем теле еще осталась душа, и оба этих компонента моей личности всегда готовы совершить подвиг в нашей жизни под мирным небом, жизни без войн и глобальных катастроф!

— Ну уж,— усомнились разбойники.

— Не «ну уж», а я только что на ваших глазах совершил героический поступок, связанный с убийством лебедя Борьки, и этот поступок в наше мирное время правомочно приравнять к подвигу, потому что вы могли убить меня или надругаться надо мной.

— Против этого мы не спорим,— согласились бандиты.— Мы только сомневаемся, батя, чего уж ты такого особенного видел в жизни? Врешь ты, поди, все, а коли не врешь, то расскажи, нам это будет интересно послушать, это, несомненно, обогатит нас знаниями и, возможно, послужит нашему дальнейшему исправлению в сторону прекрасности жизни.

— Ну что ж, ваша взяла,— медленно улыбнулся я.— Слушайте, поросята...

И я рассказал им такое, отчего они оба выпучили глаза, со страхом и обожанием глядя на меня и будучи не дееспособными вымолвить ни слова.

— Вот. А теперь давайте мне обои по червонцу и дуйте куда глаза глядят. Вы не такие уж плохие люди, ступайте и попытайтесь исправиться! — распорядился я, поочередно обняв каждого из них, прижав их, плачущих, к сердцу, сам всплакнув.

— А хотите узнать, что он сказал им? — рассмеялся желтолицый, покачиваясь в узком пространстве тамбура вагона № 15 дополнительного поезда № 606, следовавшего в 1984 году из Симферополя в столицу нашей Родины Москву.— Но предупреждаю, что вам в этом случае придется раскошелиться. Лично я дал этому неизвестному четвертак. Уж больно любопытно было, что он им мог такого запулить. Но поверьте — секрет стоит таких денег. Я даже предлагаю: вы даете мне тридцатку, а если, на ваш взгляд, секрет таких денег не стоит, я вам тут же верну эту тридцатку или часть ее, не соответствующую степени важности моего сообщения.

Герой молчал, с невыразимым отвращением глядя на желтолицего. А тот засуетился, сбегал в вагон и стал показывать ему какие-то cвои документы, бумажки, из которых ровным счетом ничего не следовало. Проводница стала разносить вкусный грузинский чай, и они с удовольствием выпили по два-три стакана, закусывая хрустящими свежими булочками. А вскоре поезд прибыл на конечную станцию. Пассажиры, сердечно попрощавшись друг с другом, вышли на перрон, чтобы никогда больше не встретиться в этой жизни.

ГЛАВА 1972

На бугорке

У одного несчастного гражданина было очень тяжелое прошлое. Отбыв это тяжелое прошлое, гражданин поселился на бугорке и содержал себя ловлей бродячих собак по окрестным селениям.

Там, на бугорке, он с превеликим трудом, постоянно трясясь от пьянства, вырыл для жилья землянку-норушку. Собаки воняли, а, он, как и все сущее на земле, желал чистоты, прекрасности, свежести. Он тогда взял да и сколотил из кинутого горбыля баню низких размеров, но все-таки баню.

Входил, стукаясь головой и горько вздыхал, мылясь хозяйственным мылом. Но становился чист и выходил на бугорок — озирать находящуюся вокруг землю, по которой плавали трактора, плыли комбайны и бегали бродячие собаки.

Тяжела жизнь живодера! Его всякий ненавидит. Поэт может написать про него в газету, что он — сволочь. И рядовой человек часто защищает бродячее животное, запросто лишая живодера заработка.

Да еще и водка вдобавок! Так и жил несчастный гражданин, со страхом глядя в завтра и ожидая каких-либо чрезвычайных событий на свою дурную голову.

Вот и дождался. Однажды случилась весна. Снег, пластами лежавший на отрогах Саян, весь растаял и стал сильно катиться вниз, сметая все на своем прямом пути.

Живодер тогда вышел на бугорок и видит — его простор уже целиком в воде, а мутные волны плещут, махая предметами: чемоданами, щепками, досками и домами. И подбираются волны к бедной личной собственности живодера — салотопке, землянке и бане из горбыля.

Живодер тут сразу рухнул на родную землю бугорка. Рухнул и завыл:

Меня, несчастного, давно ждала могила,

Пущай разверзнется земля, которая меня родила,

И в ней я, б..., как сука потону,

И чем скорее — тем лучше, пущай я пойду ко дну.

И не хотел, когда поток приблизился, шевельнуть даже пальцем левой ноги, но тут появилась спасательная моторка и спасла его, доставив в районную больницу на сборный пункт.

Там живодер обсушился и немного пришел в себя от поданного ему небольшого количества водки.

— Где моя баня? — тихо спросил он.— Ее уже всю унесло?

А получив утвердительный ответ, уже больше ничем не интересовался. Завернулся в серое казенное одеяло и так лежал, слабо глядя в больничное пространство.

Выписавшись через долгое время, он не знал, куда ему идти, и отправился на бугорок.

Живодер брел по колено в иле и никак не мог узнать родных мест, обезображенных несчастьем. Черные сухие сучья рвали его ватную одежду. Рыбы стукались о кирзовые сапоги и шныряли от ног, как лягушки. А бугорка все не было. На вроде бы старом месте бугорка стоял добротный деревянный дом с дверями. На одной двери висела вывеска «Мужское отделение», а на другой двери никакой вывески не было.

Живодер сунулся в выбитое окошко и увидел в полутьме бетонные лавки, тазы и фанерные шкапчики, запирающиеся на простой замок.

Не веря своему зрению, он стал обходить строение и упал в яму, которая была не что иное, а его бывшая землянка. Живодеру стало несомненно — к нему сама собой приплыла райцентровская баня.

Расследовать чудо явились на «газике» сам Руковишников, его зам по фамилии Козел и молодой человек в пиджаке, про которого шли слухи, будто он далеко пойдет.

Живодер с такими важными персонами беседовал первый раз, отчего сильно оробел и стал глубоко кланяться.

Однако никто ему не дал никакого упрека, а Рукавишников даже захохотал, водя крупной головой:

— Надо же — бывают совпадения. Говорят, у тебя тут тоже баня стояла? Ты ее, случаем, не застраховал?

— Чего там страховать-то, три доски,— почтительно отвечал живодер.

Рукавишников все хохотал. Козел криво глядел на измаранные сапоги. Молодой человек все что-то чертил в блокнотике. И объявил, хотя никто об этом не спрашивал:

— Да, Виктор Симонович, экономически совершенно нерентабельно тащить эту махину назад.

— Вот и хорошо,— обрадовался Рукавишников.— А то Емельян меня все шпыняет в районной газете, что пора строить баню новую, кирпичную, по последнему слову, так сказать. Вот заодно и построим... — Везет тебе, чертяка! Ну что же — владей! — все хохотал Рукавишников, а потом вдруг глянул на мрачного Козла, сам посерьезнел и строго сказал: — Но — смотри!

А куда смотреть — не сказал. Живодер и стал смотреть им вслед.

Потому что они уже давно сели в «газик», где уже давно скучал шофер, читая книгу «Королева Марго» французского писателя Дюма.

Сели в «газик» и уехали, а живодер молча смотрел им вслед.

Потом он раскрыл рот и запел, но это была уже совсем другая песня — светлая, новая:

Наладил мне счастье несчастный поток.

Он баню с райцентра мне вновь приволок.

Теперь я устрою в ней много культуры

И, может, помилую песии шкуры.

Так в жизни живодера началась новая радостная полоса. Вскоре он удачно женился на женщине. Молодые благоустроили «Мужское отделение», где и живут теперь в счастье, любви и согласии.

И собак живодер действительно нынче не ловит. Нынче он ловит сусликов, которые, по мнению, вредят сельскохозяйственной земле, а их жир благородно приносит исцеление людям, страдающим легочными заболеваниями.

А все потому, что мало нынче стало в селениях собак! Они все, наверное, убежали в большие города, и, что там делают,— неизвестно. Сусликов тоже жалко.

Литература социалистического реализма при единстве метода отличается стилевым разнообразием. Развивая формы традиционного реализма, документальный и очерковый жанр, наша литература никогда не сторонилась фантазии, праздничного вымысла, юмористических и сатирических красок. К сожалению, среди нового поколения молодых писателей лишь единицы пробуют свои силы в так называемых условных жанрах. Слабо развивается молодая драматургия и особенно современная сатирическая комедия. «Все жанры хороши, кроме скучного» — этот старый вольтеровский девиз нелишне напомнить в сегодняшнем разговоре, ибо кому, как не молодежи, должно быть свойственно чувство новаторства, творческой дерзости, стремления обогатить палитру нашей литературы свежими красками.