Артур Хейли - Аэропорт Страница 5

— Папочка, папочка! Ну-ка угадай — что?!

Либби всегда говорила задыхающимся голосом, точно в свои семь лет бегом бежала за жизнью и очень боялась отстать.

— Дай-ка подумать, — сказал Мел. — А-а, знаю: ты сегодня играла в снежки.

— Да, играла. Только это не то.

— Ну, тогда я не знаю. Придётся тебе самой мне сказать.

— Так вот: мисс Керзон сказала, что дома мы должны написать про всё хорошее, чего мы ждём в будущем месяце.

Он с нежностью подумал о том, что вполне может понять энтузиазм Либби. Ей в мире всё казалось волнующим и хорошим, а то, что не было хорошим, быстро отбрасывалось и забывалось. Долго ли ещё продлится у неё эта счастливая пора невинности? — подумал он.

— Прекрасно, — сказал Мел. — По-моему, это очень интересно.

— Папочка, папочка! А ты мне поможешь?

— Ну, если сумею.

— Мне нужна карта февраля.

Мел усмехнулся: Либби создала собственную устную скоропись, и понятия, которыми она оперировала, бывали порой куда выразительнее привычных слов. Но сейчас это навело Мела на мысль, что не мешало бы ему самому посмотреть карту февральской погоды.

— Календарь лежит у меня на столе, в кабинете.

Мел подробно рассказал ей, как его найти, и услышал топот маленьких ножек. Либби уже ринулась за календарём, забыв про телефон. Положила трубку на рычаг, не сказав ни слова, видимо, Роберта.

Мел вышел из своего кабинета и пошёл по административному этажу, держа на руке толстое тёплое пальто.

Внезапно он остановился и посмотрел вниз, на кишевший, как муравейник, зал, где за последние полчаса, казалось, набралось ещё больше народу. Все кресла для ожидания были заняты. Стойки информации и справочного бюро походили на островки, окружённые морем людей, среди которых было немало военных. Перед стойками регистрации пассажиров вытянулись длинные очереди — иные, извиваясь, уходили так далеко, что конца не было видно. За стойками находилось вдвое больше кассиров и инспекторов — дежурным помогали сотрудники, оставленные из предыдущих смен, и перед ними, как партитура на дирижёрском пульте, лежали расписания рейсов и схемы размещения пассажиров в самолёте.

Задержки с вылетом и изменения маршрутов, вызванные бураном, подвергали серьёзной проверке и расписание рейсов, и человеческое терпение. Внизу, как раз под тем местом, где стоял Мел, находилось отделение компании «Браниф», и какой-то моложавый мужчина с длинными светлыми волосами и жёлтым шарфом вокруг шеи громогласно возмущался:

— Что за наглость: с какой стати я должен лететь в Канзас-Сити через Новый Орлеан?! Вы что — решили перекроить географию? Дали вам капельку власти, так вы совсем рехнулись!

Кассирша, хорошенькая брюнетка лет двадцати двух — двадцати трёх, устало провела рукой по глазам и с профессиональной выдержкой ответила:

— Мы можем направить вас и прямо, сэр, но мы не знаем когда. Погода сейчас такая, что этот кружной путь будет более скорым, а стоимость — та же.

За мужчиной в жёлтом шарфе вытянулись длинной цепью другие пассажиры, и у каждого — свои, совершенно неотложные, проблемы.

Возле стойки компании «Юнайтед Эйрлайнз» разыгрывалась другая пантомима. Хорошо одетый бизнесмен, низко пригнувшись, что-то втолковывал сотруднику компании. Судя по выражению лиц и жестам, Мел Бейкерсфелд легко мог догадаться, что диалог разворачивался примерно так:

«Мне бы очень хотелось попасть на ближайший рейс».

«Сожалею, сэр, но свободных мест нет. И как видите, у нас большая очередь на разбронирование…»

Тут кассир поднял на клиента глаза и умолк. На стойке перед ним лежал портфель, и бизнесмен — не назойливо, но весьма недвусмысленно — постукивал пластиковым ярлычком по краю портфеля. Такие ярлычки выдаются членам Стотысячемильного клуба, созданного компанией «Юнайтед Эйрлайнз» для своих постоянных пассажиров — элиты, которую стремятся иметь все компании. Выражение лица у кассира тотчас изменилось, и он, очевидно, сказал: «Сейчас что-нибудь устроим, сэр».

Карандаш кассира приподнялся и вычеркнул одну из фамилий в списке пассажиров — человека, приехавшего много раньше и имевшего все основания получить билет, — а вместо него вписал имя бизнесмена. Стоявшие позади него ничего не заметили.

Такое творилось во всех авиакомпаниях, и Мел это знал. Только наивные или очень далёкие от всего люди верят в нерушимость так называемых «списков на очередь» и «списков бронирования» и в беспристрастность тех, у кого они в руках.

Взгляд Мела остановился на группе, явно только что прибывшей из города и как раз входившей в аэровокзал. Все они отряхивались от снега: как видно, метель не только не утихла, а стала ещё злее. Не успел он подумать об этом, как вновь прибывшие уже растворились в сутолоке вокзала.

Лишь немногие из восьмидесяти тысяч пассажиров, ежедневно проходящих через центральный зал, поднимают глаза вверх — туда, где помещается администрация, а сегодня таких было ещё меньше, поэтому почти никто не замечал Мела, стоявшего там и смотревшего вниз. Для большинства пассажиров аэропорт — это авиарейсы и самолёты. Многие, наверно, понятия не имеют о том, что в аэропорту вообще есть служебные кабинеты или какая-либо администрация, в то время как это сложный, хоть и невидимый механизм, состоящий из сотен людей, — механизм, который должен работать для того, чтобы аэропорт мог функционировать.

Но может быть, это и к лучшему, подумал Мел, спускаясь по эскалатору вниз. Если бы люди больше знали, они выявили бы и недостатки в работе аэропорта, и то, какими это чревато для них опасностями, и уже не с таким спокойным сердцем отправлялись бы в путь.

Очутившись в центральном зале, Мел направился к крылу, занимаемому «Транс-Америкой». Когда он проходил мимо стойки регистрации пассажиров, его окликнул один из инспекторов:

— Добрый вечер, мистер Бейкерсфелд. Вы ищете миссис Ливингстон?

Любопытная штука, подумал Мел: как бы ни были заняты люди, у них всегда найдётся время для сплетен и наблюдения за другими людьми. Интересно, многие ли связывают его имя с именем Тани?

— Да, — сказал он. — Именно её.

Инспектор кивком указал на дверь, на которой значилось: «Только для персонала компании».

— Она там, мистер Бейкерсфелд. У нас тут была маленькая неприятность. Миссис Ливингстон как раз этим занимается.

3

В маленькой гостиной, которую нередко использовали для особо важных персон, громко всхлипывала девушка в форме кассира.

Таня Ливингстон усадила её на стул.

— Успокойся, — деловито сказала Таня, — спешить некуда. Поговорим, когда ты придёшь в себя.

И Таня тоже села, разгладив узкую форменную юбку. В комнате больше никого не было. Слышалось лишь всхлипывание да гудел воздушный кондиционер.

Между двумя женщинами было примерно пятнадцать лет разницы. Девушке едва исполнилось двадцать, а Тане — подходило к сорока. Но глядя на неё, Таня почувствовала, что их разделяет куда большая пропасть. И пропасть эта, объяснялась, видимо, тем, что Таня уже была замужем — хоть и недолго и давно, но всё же была.

Второй раз за сегодняшний день она думала о своём возрасте. В первый раз эта мысль мелькнула у неё, когда, расчёсывая утром волосы, она заметила серебряные нити в своей короткой густой ярко-рыжей гриве. Седины стало куда больше, чем примерно месяц тому назад, когда она впервые обратила на это внимание. И снова, как тогда, она подумала о том, что сорок лет — рубеж, когда женщина должна уже чётко представлять себе, куда и зачем она идёт, — не за горами. А кроме того, она ещё думала, что через пятнадцать лет её собственной дочери будет столько же, сколько этой Пэтси Смит, которая рыдала сейчас перед ней.

Тем временем Пэтси вытерла покрасневшие глаза большим полотняным платком, который дала ей Таня, и, ещё давясь от слёз, произнесла:

— Они бы никогда себе не позволили… так грубо разговаривать дома… даже с женой.

— Это ты про пассажиров?

Девушка кивнула.

— Да нет, многие так разговаривают и дома, — сказала Таня. — Вот выйдешь замуж, Пэтси, возможно, и тебе придётся с этим столкнуться, хоть я и не пожелала бы тебе такого. Видишь ли, когда у мужчины ломаются планы, он ведёт себя, как сорвавшийся с цепи медведь, — тут ты права.

— Я же очень стараюсь… мы все стараемся… весь сегодняшний день и вчера тоже… и позавчера… Но они так с нами разговаривают…

— Ты хочешь сказать, они ведут себя так, будто это ты устроила буран. Специально, чтобы осложнить им жизнь.

— Да… А потом подошёл этот мужчина… До него я ещё как-то держалась…

— Что же всё-таки произошло? Меня ведь вызвали, когда скандал уже кончился.

Девушка постепенно начала успокаиваться.

— Ну… у него был билет на рейс семьдесят два, а рейс отменили из-за непогоды. Мы достали ему место на сто четырнадцатый, но он на него опоздал. Говорит, что был в ресторане и не слышал, как объявили посадку.