Ирина Волчок - Домработница царя Давида Страница 5

Дама и не поняла.

— Ну, мало ли кем мужики увлекаются, — пренебрежительно сказала она и махнула прекрасной рукой, разбрызгав браслетом сноп разноцветных искр. — Да если даже и серьёзно кем-то заинтересовался… Всякое бывает. Но за любовь бороться надо!

— С кем? — удивилась Аня. — Да и как бороться? Я не понимаю. Любовь или есть — или нет. Если есть — бороться незачем. Если нет — бороться не за что. Логично?

— Логично, — серьёзно согласилась дама. Опять внимательно поразглядывала Аню, осторожно спросила: — Так ты что… не страдаешь?

Аня как следует обдумала вопрос, неуверенно пожала плечами, виновато сказала:

— Кажется, нет. Уже всё прошло… проходит. Только устала очень.

— Это тоже пройдёт, — тоном психотерапевта заметила дама. Вздохнула и вдруг заговорила совсем другим тоном — деловым и даже холодноватым: — Ну, ладно. Теперь о деле. В вашей дыре нет даже никакой фирмы по подбору персонала. Вот нам и пришлось объявление давать. До тебя уже приходили четыре женщины. Они старше, наверное, умеют больше, чем ты. Две из них уже работали помощницами по хозяйству в приличных семьях, могут принести рекомендации. Одна работала поваром в столовой. Одна — процедурной медсестрой. Все здоровы, справки есть. Я никогда не выбирала персонал сама. Скажи мне, пожалуйста, кого из них ты взяла бы в домработницы?

— Никого не взяла бы, — ляпнула Аня, не успев подумать. Смутилась и неловко объяснила: — Я бы домработницу не искала. Я ведь сама всё умею, так что мне незачем… А на вашем месте я взяла бы ту из них, которая самая добрая. Ведь все женщины умеют делать всё почти одинаково, правда ведь? А характеры у всех разные. Когда в доме постоянно находится чужой человек — это уже… не очень удобно. А если этот человек ещё и раздражительный, или назойливый, или мрачный, или очень громкий… Или командует всё время… Или обижается неизвестно почему… Тогда очень трудно жить будет. Даже если обеды лучше, чем в ресторане, и пыли нигде не будет, и всё постирано, поглажено и по полочкам разложено…

Она смешалась и замолчала, потому что дама вдруг тихо засмеялась. Над ней, что ли? Кажется, она ничего такого не сказала… Наверное, даме даже подумать смешно, что её домработницы могут продемонстрировать какие-нибудь неприятные черты характера. Или ей всё равно, потому что она с домработницами просто не общается.

— А если вам всё равно, какой у человека характер, тогда нужно выбирать ту, которая лучше всех готовит… — Аня покрепче прижала сумку к животу, чтобы заглушить голодное бурчание, и мечтательно добавила: — Которая готовит хорошо и быстро. И много…

— Мне действительно всё равно, какой характер, — всё ещё улыбаясь, сказала дама. — Да и как готовит — тоже всё равно. Я потому смеялась, что ты слова царя Давида повторила. Просто слово в слово, как будто слышала… Это я для него домработницу ищу, мне домработницы не нужны, у меня есть — и в Москве, и в Париже, и в Карловых Варах… Я здесь не живу. Здесь брат моего мужа живёт… Будет жить. Через неделю приезжает.

— Брат мужа? — Аню эта новость очень неприятно удивила. — Как же так… Я не знала… Он один здесь будет жить? Нет, тогда вам нужно кого-нибудь другого взять… другую. Извините. Я не думала, что домработница для мужчины нужна. Я вряд ли подойду. Я не сумею…

Она уже полезла из кресла, но дама остановила её движением прекрасной руки и насмешливо спросила:

— Что ты не сумеешь — харчо сварить? Пыль смахнуть? Полотенца в прачечную отдать?.. Или ты боишься, что он приставать к тебе будет?

— Я не боюсь! — Аня вспомнила, что мама всегда говорила ей: «Не умеешь врать — не берись… У тебя всё на лбу написано», — и на всякий случай уточнила: — Я не то, чтобы боюсь, а… не хотелось бы.

— А! — догадалась дама. — К тебе часто пристают, да? И, наверное, совсем не те, которые нравятся?.. Нет, здесь не тот случай. Царь Давид приставать не будет, я уверена… Во всяком случае, к тебе. Ему семьдесят недавно стукнуло. К тому же, пока он в инвалидной коляске — какие там приставания…

— Ах, инвалид, — успокоилась Аня. — Тогда ладно. Хотя с инвалидами трудно бывает. У них обычно характер портится, капризничать начинают, чудить… Но это ничего. К старости все так. А что с ним такое? Парализовало? После инсульта? Или с позвоночником что-то?

— Бог миловал, — довольно равнодушно ответила дама. — С чего бы его парализовало? Глупости какие… Просто ногу сломал. Лошадь сбросила, вот он и… Да и мой тоже хорош! Почти необъезженного жеребца брату на юбилей подарил.

— Зачем же он на необъезженного сел? — удивилась Аня. — Это же очень опасно! Я знаю, моя знакомая верховой ездой занимается. Она рассказывала, что объезжать лошадей — это настоящее искусство, этим специальные люди занимаются.

— Ну да, они этим и занимаются, — с неудовольствием сказала дама. — Что Сандро, что Давид… Джигиты чёртовы. Никаких нервов не хватает. Такой юбилей получился, что у меня до сих пор голова кружится. Да ещё и Давид не хочет у нас больше оставаться, сюда рвётся. Чего ему здесь?.. Ладно, хоть конюшни рядом нет — и то хорошо. А то бы прямо из коляски — и на коня! Я бы не удивилась.

— Но вы же сказали, что ему уже семьдесят, — вспомнила Аня. — Как же в таком возрасте можно?.. А ваш муж, наверное, намного моложе брата?.. Ой, извините! Это я потому спросила, что вы такая… ну, потому что у вас ведь не может быть старого мужа… То есть потому… А вообще-то у меня самой муж намного старше меня, почти на двенадцать лет…

Аня совсем смутилась, замолчала и с ужасом почувствовала, как заполыхало лицо. Она знала, что краснеет всегда очень некрасиво. У других это получается как-то мило и трогательно — просто губы становятся темнее, щёчки заливает яркий румянец, ну, в крайнем случае — ещё кончики ушей розовеют. А она краснела вся сразу, даже веки краснели, даже нос, лоб и уши, и никакие не кончики, а все целиком. Вадик говорил, что это признак патологии сосудистой системы. Вадик когда-то серьёзно интересовался сосудистой системой. Предполагалось, что о сосудистой системе он знает всё. Конечно, человека, который на первом же собеседовании демонстрирует не только неприличное любопытство, но ещё и такую некрасивую патологию своей сосудистой системы, никто и не подумает принимать на работу…

— Сандро младше Давида на восемнадцать лет, — весело сказала дама, с затаённой улыбкой разглядывая патологию Аниной сосудистой системы. — Моему мужу пятьдесят два года. Он старше меня на пять лет. Значит, мне сорок семь. Ты это хотела знать?

— Сорок семь?! Ой, да ладно… — Аня поперхнулась, закашлялась и поняла, что её сосудистая система продемонстрировала сейчас всю необратимость своей патологии — вон, даже руки, кажется, розовеют… — Извините… Я просто очень удивилась. Моей маме сорок девять, а она… То есть она тоже очень красивая, и выглядит молодо, это абсолютно все говорят, я сама слышала — ей больше сорока никто не даёт. Но всё-таки сорок, а не тридцать! Так не бывает.

Дама опять тихо засмеялась, сбросила ноги с дивана, хлопнула себя по прекрасным коленкам прекрасными ладонями, и с живым интересом спросила:

— Ты всегда со всеми так разговариваешь?

— Всегда, со всеми, — обречённо призналась Аня, мгновенно теряя последнюю надежду устроиться на работу «с проживанием». — Муж говорит, что я не умею общаться с людьми. Лишнее болтаю. И поэтому все сразу думают, что я… ну, не слишком умная.

Вадик когда-то серьёзно интересовался межличностным общением. Предполагалось, что он в межличностном общении достиг невиданных высот. Или глубин?.. Он и Аню пытался хоть чему-нибудь научить, но очень скоро отчаялся, потому что она так и не смогла понять ни одного приёма межличностного общения. Общалась, как бог на душу положит, со всеми одинаково — и со слесарем, который приходил чинить кран, и с профессором, который жил в соседнем подъезде, и с директором типографии, где она работала, и с писателями, книжки которых корректировала, и с бомжами, которые ждали во дворе, когда она вынесет им кастрюльку горячего супа, средство от блох и лекарство от простуды. После того, как Вадик однажды услышал, как она говорит по телефону — он думал, что с подружкой, а оказалось — с пресс-секретарём губернатора! — он потерял терпение и закричал: «Как ты не понимаешь?! Со всеми одинаково разговаривать нельзя!» Она растерялась и глупо спросила: «Почему?» Вадик не ответил, махнул рукой и пошёл читать руководство по межличностному общению. Потом она заглянула в это руководство. Оно начиналось словами: «Если вы хотите, чтобы люди вас уважали, прежде всего научитесь сами уважать себя». На первой же странице было полсотни грамматических, стилистических и даже фактических ошибок, и она не стала читать дальше. Автор себя явно не уважал. И издатели себя не уважали. Ну и чему она будет учиться у таких неуважаемых людей?