Ирвин Ялом - Шопенгауэр как лекарство Страница 5

Постой-постой, Джулиус, сказал он себе, не стоит спешить с выводами. Зачем бы иначе Филип стал ходить к тебе эти три года? Разве стал бы он выбрасывал на ветер целую кучу денег, если бы не получал ничего взамен? А уж Филип Слейт терпеть не мог тратить свои денежки, это факт. Может, твои сеансы все-таки ему помогли? Может, Филип был той самой уткой? Одним из тех медлительных тугодумов, которые старательно распихивают твои рекомендации по карманам, несут их домой и потом уж втихомолку обгладывают, как лакомую косточку? Джулиусу встречались и такие заносчивые типы, которые нарочно скрывали положительные результаты, чтобы, не дай бог, не доставить врачу удовольствие от неплохо сделанной работы — и тем самым признать его власть над собой.

Филип Слейт влез в его память, и теперь Джулиус никак не мог от него отделаться. Тот основательно окопался и не желал вылезать. Совсем как меланома. Постепенно неудача с Филипом стала казаться Джулиусу олицетворением всехего профессиональных неудач. В деле Филипа Слейта определенно было что-то особенное. Но что именно? Джулиус открыл карту и прочел самые первые наблюдения, сделанные двадцать пять лет назад.

ФилипСлейт- 11 дек.1980г.

26л., неженат,белый,химик,работаетв компании«ДюПон»-разрабатываетпестициды.Удивительнохорошсобой,одетнебрежно,но держитсясдостоинством,тонхолодный,сидит напряженно,почтинеподвижно,никакихчувств, серьезен,полноеотсутствиеюмора,неулыбается, говориттолькоподелу,абсолютнонекоммуникабелен.Направленучастковымврачом,д-ромВудом.

ОСНОВНАЯЖАЛОБА:«Немогууправлять своимисексуальнымижеланиями».

Почемуобратилсяименносейчас?«Последняякапля»-эпизоднедельнойдавности,рассказывает,какпобумажке.

«Я прилетел в Чикаго по делам. Сойдя с самолета, направился к ближайшей телефонной будке и стал обзванивать знакомых женщин, с которыми можно было бы переспать этой ночью. Увы. Все были заняты. Этого и следовало ожидать — пятница, вечер. Я же знал, что лечу в Чикаго. Почему не позвонил им заранее? Когда мой список подошел к концу, я повесил трубку и сказал себе: «Слава богу, сегодня я смогу спокойно почитать и хорошенько выспаться — о чем я на самом деле и мечтал все это время».

Пациент говорит, что эта странная фраза - «о чем я на самом деле и мечтал все это время» — целую неделю не давала ему покоя и послужила толчком обратиться к врачу. «Вот что меня беспокоит, — говорит он. — Если я хочу только одного — почитать и как следует выспаться, объясните мне, доктор Хертцфельд, почему я не могу, почему я этого не делаю?»

Постепенно Джулиус вспоминал все новые подробности знакомства с Филипом Слейтом. Филип всерьез интересовал его с научной точки зрения. Дело в том, что как раз в это время Джулиус работал над вопросом силы воли в психотерапии, и слова Филипа — почему я не могу делать то, что хочу? - могли послужить великолепным началом для его статьи. Но больше всего ему запомнилась фантастическая твердолобость Филипа: после трех лет занятий он нисколько не переменился, оставался точно таким же, как был вначале, — и все так же страдал от сексуальной озабоченности.

Что стало с Филипом Слейтом? Ни слуху ни духу от него, с тех пор как он резко соскочил тогда, двадцать два года назад. И снова у Джулиуса промелькнула надежда, что, возможно, несмотря ни на что, он все-таки помог Филипу. Внезапно им овладело нетерпение: он должен знать, сию же минуту — вопрос жизни и смерти. Он схватил телефон и набрал 411.

Глава 2

Восторг слияния! Вот в чем истинная суть, средоточие, цель и назначение бытия [2].

— Алло, это Филип Слейт?

— Да, Филип Слейт слушает.

— Это доктор Хертцфельд, Джулиус Хертцфельд.

— Джулиус Хертцфельд?

— Голос из прошлого.

— Далекого прошлого. Из плейстоцена. Джулиус Хертцфельд! Поверить не могу. Это сколько же?… Лет двадцать прошло? И чем обязан?

— Видишь ли, Филип, я звоню по поводу оплаты. По-моему, ты мне остался должен за последнюю встречу.

— Что? За последнюю встречу? Но я же помню…

— Шутка, Филип, расслабься. Забыл старика? Балуюсь по старой памяти. Седина в бороду… Ладно, если серьезно, я звоню тебе вот по какому делу. Видишь ли, у меня появились кое-какие проблемы со здоровьем, начинаю подумывать о пенсии. Так вот, я размышлял тут на досуге и подумал, неплохо было бы встретиться с бывшими пациентами — устроить нечто вроде посттерапевтической беседы — так, ради собственного интереса. Потом объясню подробнее, если захочешь. В общем, я вот что хотел тебя спросить: не могли бы мы с тобой повидаться? Побеседовать часок, вспомнить нашу работу, поболтать, как и что? Это было бы интересно и полезно для меня — а может, и для тебя тоже.

— Гм… часок. Что ж, я не против. Надеюсь, это бесплатно?

— Если не захочешь выставить мне счет — это же я прошу твоего времени. Может, на этой неделе, скажем, в пятницу после обеда?

— В пятницу? Идет. В час дня. Я не стану брать с вас за услуги, доктор Хертцфельд, но на этот раз мы встретимся на моей территории. Я сижу на Юнион-стрит — 4-31 Юнион-стрит, возле Франклин. Найдете номер офиса на указателе — «доктор Слейт». Я теперь тоже терапевт.

Джулиус поежился, вешая трубку. Он развернул кресло и вытянул шею, чтобы увидеть хоть краешек моста — после такого разговора ему срочно требовалось посмотреть на что-нибудь красивое. Да, и еще держать что-нибудь теплое в руках. Он набил пенковую трубку «Балканским Собранием», чиркнул спичкой и затянулся.

Боже мой, боже, старушка латакия, этот терпкий медвяный аромат — что может быть лучше на свете?

Невероятно — он столько лет не курил. Им овладела мечтательность. Он вспомнил тот день, когда бросил курить. Должно быть, сразу после памятного визита к зубному, старику-соседу Денбоеру, который умер двадцать лет назад. Двадцать лет — неужели столько времени прошло? Джулиус как сейчас видел перед собой длиннющее голландское лицо и очки в золотой оправе. Старик Денбоер под землей вот уже двадцать лет, а Джулиус все еще коптит небо. Пока.

«Это уплотнение на нёбе мне совсем не нравится. — Денбоер слегка покачал головой. — Нужно сделать биопсию». И хотя биопсия дала отрицательный результат, Джулиус не на шутку встревожился — как раз на той неделе он похоронил Эла, своего старинного приятеля по корту, заядлого курильщика, сгоревшего от рака легких. Не последнюю роль сыграло и то, что в это же время он читал воспоминания Макса Шура, личного врача Фрейда, где автор, не скупясь на подробности, расписывал, как раковая опухоль — результат неистребимой любви Фрейда к сигарам — последовательно уничтожила сначала его нёбо, затем челюсть, а потом и саму жизнь. Шур пообещал Фрейду, что, когда придет время, он поможет ему умереть, и когда в конце концов Фрейд объявил, что боль сделалась такой невыносимой, что тянуть больше нет смысла, Шур доказал, что он человек слова, и вколол пациенту смертельную дозу морфия. Вот это был доктор. Много ли найдется таких Шуров в наши дни?

Двадцать с лишним лет без единой затяжки. А также без яиц, сыра и животных жиров. В общем, пост и воздержание — и никаких проблем. До того самого чертова осмотра. Теперь ему разрешено все — курево, мороженое, лишнее ребрышко, яйца, сыр… все. Какой смысл теперь думать об этом? Какой смысл во всем? Через год-другой Джулиуса Хертцфельда бросят в землю на съедение червям, и его молекулы разбредутся в поисках новых соединений. А через какую-нибудь пару-тройку миллионов лет и от Солнечной системы ничего не останется.