Сара Груэн - Время перемен Страница 5

Я знала, что Дэн должен приехать, и ждала у окна в старой родительской спальне. Заметив свет фар, я стала осторожно спускаться по лестнице.

Спуск по лестнице представляет собой священный ритуал: нужно пройти по трем ступенькам с левой стороны, перепрыгнуть через четвертую, перейти на правую сторону и преодолеть еще пять ступенек, а на десятую ни в коем случае не наступать. Дальше можно перемещаться без опаски, так как остальные ступеньки не скрипят.

В ту ночь на мне была тонкая хлопчатая ночная сорочка в мелкий голубой цветочек, длиной до лодыжек, в стиле Лоры Эшли. Мне она казалась по-викториански романтичной, но совершенно не подходила для уже наступивших холодов. Однако я думала, что быстро пробегу по подъездной дорожке, а Дэн уже будет ждать меня в конюшне в комнате для отдыха с пуховым одеялом и включенным обогревателем.

Прокрадываясь мимо холодильника, я прихватила бутылку шампанского, припрятанную под листовой капустой, натянула на босые ноги резиновые сапоги и открыла заднюю дверь, изо всех сил стараясь не шуметь.

В этот момент послышалось визгливое тявканье, и на лестнице появилась Харриет, тринадцатилетняя, абсолютно глухая такса. Она делила со мной спальню и спала без задних ног, когда я уходила. Прихрамывая, собака спускалась по ступенькам, грозно порыкивая, словно трехглавый Цербер. В то время Мутти еще спала в столовой, а потому уже через несколько секунд оказалась рядом и включила на кухне свет. И я предстала перед ней во всей красе: растрепанная, в цветастой ночной сорочке и резиновых сапогах на босу ногу, с контрабандной бутылью шампанского в руках. Поняв свою оплошность, Харриет умолкла, забыв закрыть пасть, и на ее морде застыло подобие смущенной улыбки. В следующее мгновение она уже стыдливо помахивала хвостом, а Мутти, скривившись, пыталась приспособиться к яркому свету. Наконец, ее взгляд остановился на моей пышной фигуре.

– Господи, что ты здесь делаешь в такой час? – изумилась она.

– Я… э…

Дар речи меня покинул, а сама я покраснела до корней волос. Тут я непроизвольно оглянулась, а Мутти, наклонив голову, проследила за моим взглядом и наконец заметила через стеклянную дверь грузовик Дэна. Не сказав ни слова, она с громким смехом удалилась в столовую. А назавтра я переехала на ночлег в конюшню.

Подумав, я меняю решение и намереваюсь побеседовать с дочерью до принятия душа. К чему тянуть, сохраняя напряженную обстановку в доме? Предварительно проверив донышко кружки, ставлю ее на белоснежную кружевную салфетку на антикварном туалетном столике и возвращаюсь к дверям Евиной спальни. Поднимаю руку, не решаясь постучать.

– Ева? – окликаю я. – Милая?

Из-за двери слышится приглушенное ворчание, и, поскольку открыто меня к черту не посылают, осторожно открываю дверь.

И застываю на пороге. Ева сидит за туалетным столиком, взгромоздив на него ноги в перепачканных навозом сапогах. Рядом стоит фотография Джереми в серебряной рамочке. Джереми – ее маленький сводный братик. Он уютно устроился в машине под пестрым одеяльцем, в специальном кресле для детей, и лучезарно улыбается в камеру беззубым ртом.

Ева откидывается на спинку стула и балансирует на двух ножках, с явным намерением подействовать мне на нервы. В чем, несомненно, преуспевает. Буйная фантазия уже рисует, как дочь падает навзничь и получает открытый перелом черепа.

Поджав губы, пристраиваюсь на краешек кровати, готовясь в любой момент прийти на помощь на случай, если стул все-таки перевернется.

Матрас проседает под моей тяжестью, и наши с Евой взгляды встречаются в зеркале. Из-под иссиня-черной челки смотрят горящие негодованием глаза. Ева покрасила волосы пару месяцев назад, и у корней они уже приобрели природный цвет, о котором мечтает множество женщин, тратя целое состояние на всевозможные ухищрения. Но Ева обожает экспериментировать с волосами, и я не строю препятствий. Ведь волосы со временем отрастут, чего не скажешь о ненавистной татуировке, убрать которую весьма проблематично.

Под испепеляющим взглядом Евы я поджимаю ногу, пытаясь сесть в позу «лотоса». Нетренированные мышцы и сухожилия немедленно дают о себе знать, недвусмысленно намекая, что безопаснее закинуть ногу за ногу. И это удручает. В былые времена я без труда закладывала обе ноги за голову, а еще делала великолепный шпагат и сальто назад.

После неудачных манипуляций с ногами опускаю их на пол.

– Ну и чего ты хочешь? – вопрошает Ева, сверля меня взглядом из зеркала.

– Нам надо поговорить.

– Тогда говори.

Я делаю глубокий вдох, слегка надувая щеки.

– Хорошо. Обещай, что никогда больше не будешь вести себя подобным образом. Ты прекрасно знаешь правила – без шлема ездить верхом запрещено.

– Можно подумать, ты бесишься из-за этого.

Потирая подбородок, мгновение смотрю на дочь.

– И из-за этого тоже. У Восторга один глаз. А что, если бы он не стал прыгать? Или поскользнулся перед прыжком? Или не смог удачно приземлиться? Господи, даже если бы все прошло успешно, на тебе не было никакой защиты! Даже стремян, и тех не было!

– Восторг с легкостью взял бы препятствие, – пренебрежительно фыркает Ева.

Я наклоняюсь к дочери и начинаю убеждать:

– Ева, милая, послушай меня! Понимаю, ты считаешь себя непобедимой и неуязвимой, но твой утренний поступок иначе как глупостью не назовешь.

– Спасибо, мама.

– Я не хотела тебя обидеть, просто представь себя на моем месте.

Ева поднимает взгляд:

– Прекрасно. А ты не пробовала сделать наоборот и посмотреть на ситуацию моими глазами?

Беспомощно мигая, смотрю на ее отражение в зеркале:

– М-м-м, ладно, попробую.

– Всю зиму я пахала как проклятая, не отрывая задницы от стула. Исправила оценки и хорошо выступила в Кентербери. И вот ты ни с того ни с сего вдруг перекрываешь мне кислород.

– Послушай, милая. – Я смотрю на дочь и вдруг роняю голову на руки, борясь с желанием разрыдаться. Чувствую себя совершенно измотанной, все аргументы иссякли, а это – в высшей степени зловещий признак. – Понимаю, ты думаешь, я поманила тебя красивой мечтой, а потом пошла на попятную? Прости. Даже не представляешь, как я горжусь тобой и восхищаюсь работой, что ты проделала. Понимаю твое желание поехать в Кентербери, и поначалу я думала, что смирюсь с твоим решением. Только все это время я жила, дрожа от страха.

– Все из-за давнишнего дурацкого несчастного случая, да?

– Ева!

– Ох, мама, перестань! Он произошел в Каменном веке, кроме того, там вообще все выглядело как-то странно. Никто и не ожидал. Так что пора об этом забыть.

Ева не понимала, как жестоко ранят ее слова. Да, разумного объяснения той катастрофе нет. Но люди никак не возьмут в толк, что именно по этой причине происшествие кажется особенно жутким. Мы с Гарри не совершили ни одной ошибки, но во время прыжка его передняя левая нога разломилась на части, и мы оба грохнулись на землю. Я еле выжила. А Гарри? А Гарри просто пристрелили.

Некоторое время я молча размышляю:

– А ты не согласилась бы ограничиться просто выездкой?

– Ни за что.

– Тогда я разрешила бы тебе уехать и даже ездить верхом на Восторге.

– Нет! – с раздражением выкрикивает Ева. – Я хочу прыгать через препятствия! Неужели не ясно?

Разумеется, чаяния дочери для меня не тайна, но согласиться не могу и лишь бессильно кусаю губы.

– Хочу заняться преодолением препятствий. – Ева сверлит меня горящим взором.

– Да-да, знаю.

– Это моя самая заветная мечта, – не унимается она, снимает ноги со столика и, крутанув стул, поворачивается ко мне лицом.

– Я слышала.

– Тогда разреши поехать в Страффорд и продолжай зажмуривать глаза.

– Как ты сказала? – слабым голосом выдавливаю я.

– В Кентербери всякий раз, когда мне нужно было преодолеть препятствие, ты закрывала глаза. Вот и дальше так действуй.

От стыда я теряю дар речи. И как она умудрилась заметить?

А, наверное, постарались другие родители. Они наблюдали за соревнованиями с трибун и рассказали своим детям о моих чудачествах, а те, разумеется, передали Еве. Я – псих, и моему ребенку об этом известно.

– Прости, Ева, – шепчу я.

– Да ладно. Ну что, разговор окончен?

Я беспомощно моргаю, не зная, что сказать.

– Говорю, все решено? Или нет? И я должна тебя порадовать и сделать вид, что мы поговорили по душам и поняли друг друга? Только потому, что ты признала свою вину и облегчила душу? Да мне от твоих признаний никакого толку.

Я что-то невнятно бормочу, стараясь не моргать, потому что тогда не удержусь и дам волю слезам, которые уже на подходе.

– Да, полагаю, разговор окончен.

Ева отворачивается к окну, скрестив на груди руки и закинув ногу на ногу. Замечаю, как яростно дергается одна нога.

– Так и знала! – небрежно бросает она. – Между прочим, ма, ты и правда поманила меня красивой мечтой, а потом обманула, тебе не показалось. Повертела перед носом морковкой, а попробовать не дала.