Барри Ансуорт - Моралите Страница 5

Маргарет странствовала с нами ради него. Они постоянно ссорились, хотя в те дни, как мне сказали, реже обычного, так как у них не было денег, чтобы напиваться. Прежде она была шлюхой и особенно этого не скрывала. Язык у нее был грубым и острым, руки добрыми и умелыми. В представлениях она не участвовала вовсе, и очень мало — в обсуждениях наших дел. Свое место она отрабатывала стиркой, починкой одежды всех нас и стряпней, когда было что положить в горшок. А последнее часто зависело от шестого в нашей компании.

Тобиас играл Род Человеческий и по нескольку мелких ролей сразу; а еще представлял демонов. Кроме того, он умел играть на барабане и волынке. Во всем он придерживался практической точки зрения, а потому к нему прислушивались. Он был нашим подручным, приглядывал за конягой, чинил повозку по мере возможности, ставил проволочные силки на кроликов, а иногда сбивал своей пращой рябчика или куропатку. Он терпеливо старался обучить пса вспугивать дичь, но до сих пор без всякого успеха; пес старался, но его отличала безмозглость. Тобиас научил меня падать и не ушибаться. О своем прошлом он никогда не говорил.

Шут Дьявола, роль, которую я унаследовал от Брендана, по традиции должен быть еще и жонглером, но научиться этому в срок я не мог и надеяться. Все, что было мне по силам, я делал, упорно практиковался при всяком удобном случае, чтобы не разочаровать их, и в особенности Мартина, которому был больше всего обязан тем, что они меня взяли. А кроме того, он мне нравился. Была в нем нежность чувств. И он был постоянен, хотя постоянство это всегда оказывалось припряженным к его собственной воле и целям. Я лелеял его редкие похвалы и повторял их про себя, когда вел одра или когда на ровной дороге приходила моя очередь ехать с Бренданом, а также порой и ночью, когда лежал без сна. Я поставил себе целью преуспеть, стать настоящим комедиантом.

Я узнал от них, что Роберт Сэндвилл, их патрон, сейчас во Франции сражается за короля. Они принадлежали ему и были обязаны устраивать представления в зале его замка, когда он пожелает, и в таких случаях им платили жалованье. Но теперь случалось это редко. Большую часть года им приходилось странствовать. У них имелась грамота Сэндвилла, но пока они находились вне пределов его владений, он им не платил. Теперь же в отсутствие супруга их госпожа послала их, как рождественский подарок, устроить представление для ее родича сэра Уильяма Перси в Дареме. Они надеялись, что будут там щедро вознаграждены.

— Если доживем, — темно сказал Стивен.

Ноги нас еле держали, и в холмистом краю к северу от Йорка проходить за день нам удавалось немного.

Затем Брендан еще раз решил нашу судьбу. Накануне он начал смердеть. В повозке рядом с ним это было особенно заметно: от толчков тело под красным сукном тряслось, и запах его тления в морозном воздухе был несомненным и тяжелым. С каждым часом вонь становилась все крепче, а у нас не было ни масел, ни эссенций, чтобы заглушить ее. Возникли опасения, как бы его разложение, прежде чем мы доберемся до Дарема, не запечатлелось на костюмах и занавесе, необходимых для представления. Мартин созвал совет, чтобы обсудить это дело, и мы расселись у края дороги. Погода была сырой, сгущался туман, и мы совсем пали духом.

— Смердеть смертью — к беде, — сказал Соломинка и угрюмо поглядел на кучу костюмов, под которой лежал Брендан. — Наша игра будет погублена, — сказал он. Он легко поддавался унынию, а неудачи боялся больше, чем все остальные.

— Стирка тут не очень поможет, — сказала Маргарет. — Да и часть костюмов стирать вообще нельзя. Как выстирать костюм Антихриста, если он из конского волоса?

— Он уже смердит и без помощи Брендана, — сказал Прыгун. Именно в это одеяние он кутался от холода, как в шаль. — Смердит рвотой, — сказал он, встал в сердцах и ушел рассерженный, что случалось с ним очень редко.

— До того, как мы туда доберемся, — сказал Тобиас, — еще до того, как, мы доберемся до Дарема, его смердение не станут терпеть там, где мы будем останавливаться.

— Послушай вы меня, — сказал Стивен, — не было бы у нас сейчас такой заботы. Но и сейчас не поздно. Не надо нам везти его дальше. Давайте оставим Брендана здесь, и земля его всосет, потому что он вот-вот начнет разжижаться, как бы мы ни старались.

— О том, что делать с Бренданом, мы решили в тот раз, — сказал Мартин, — и то, что он завонял, ничего не меняет. Просто похоронить его надо поскорее.

Мартин сказал это с обычной бесповоротностью, только легче нам не стало, и мы сидели в молчании, но тут вернулся Прыгун.

— Совсем близко город, — сказал он. — Вон в той стороне и пониже нас. — Он махнул рукой через дорогу.

Мы все посмотрели туда, куда он указывал, но ничего не увидели.

— На той стороне, — сказал он, и мы всей гурьбой перешли дорогу и последовали за Прыгуном по короткому склону холма, поросшему травой, которую овцы ощипали по самые корни. Поглядев с гребня на запад, мы увидели широкую долину, густой лес в ней, струящуюся по ее дну прямую реку, а за рекой — городские крыши в гирляндах древесного дыма, башни и донжон замка на взгорье за городом. Снизу его застилал туман, но мы разглядели парапет и развевающиеся длинные флаги. И мне почудилось, что некие блики коснулись этих крыш, а также башен замка, как тот свет, который пролился, когда они пели над Бренданом. Где-то высоко на стене вспыхнул отблеск, возможно, от лат. Некоторое время мы молча смотрели на сверкание воды за голыми ивами, на окутанные туманом дома за ней. И пока мы смотрели, послышался колокольный звон, далекий, еле слышный, будто содрогания воздуха.

В этом крылось предназначение, как и в моей встрече с ними. В том, что невежда считает случайностью, мудрый видит предзнаменование. Прыгун убежал от нас в обиде, что с ним бывало редко. Он подчинился порыву перейти дорогу, взобраться по склону. Там был город, там был замок, звонили колокола. Никто из нас понятия не имел, как называется этот город. Значит, дар судьбы. Но дары ведь порой оборачиваются злом. Предоставляю тем, кто до конца прочтет мои слова, самим судить, был ли этот город подарен нам во благо или на беду.

Мы тут же приняли решение. Свернем в город, похороним там Брендана и представим Игру об Адаме для пополнения нашего кошеля. Мартин вел счет дням и сказал, что нынче День святого Лазаря[4] и, значит, люди отдыхают от трудов. И у нас достаточно времени, чтобы добраться в Дарем к сроку.

До города было около трех миль по дороге, полого опускавшейся в долину. Когда наш путь подходил к концу, мы сделали привал, чтобы подготовиться к вступлению в город. Мы задали коняге овса, напоили его и выпрягли, чтобы он отдохнул перед тяжким трудом: везти по городским улицам ему предстояло не только Брендана.

Костюмы, в которые мы оделись, предназначались для разных Игр и выбраны были только ради привлечения зрителей. На середине повозки очистили место, и там встал Стивен как Бог-Отец, в длинной белой мантии, с золоченой маской во все лицо и тиарой на голове вроде папской, склеенной из бумаги и покрашенной в красный цвет. Рядом стоял Мартин, одетый Змием до падения, все еще обитающим в Эдеме, с крыльями из перьев и в улыбающейся солнечной маске.

Мы, прочие, шли либо по сторонам повозки, либо позади. Прыгун в одеянии Пресвятой Девы, перепоясанном на талии, и в желтом, выкрашенном шафраном парике. Соломинка изображал Модника в белой полумаске, в сюрко с рукавами, волочащимися по земле, и острым капюшоном. Тобиас как Род Человеческий был без маски, в простой тунике и шапке. Ну а на меня надели власяницу Антихриста с рогатой маской Дьявола, вооружили трезубцем, чтобы я угрожающе тыкал им по сторонам, злобно бормотал и шипел. Это была моя первая роль.

Брендана мы уложили у заднего края повозки, завалив его нашей одеждой и придавив ее медным подносом. Повозку мы обвесили красными сукнами и заложили одру за уши красные розетки. Маргарет вела его медленно и плавно, чтобы не опрокинуть Бога и Змия. Она тоже прифрантилась — надела потрепанное голубое платье с рассеченными рукавами, а волосы причесала и подколола. Чуть мы вступили в пределы города, как добавили к зрелищу еще и разнообразие звуков: демоны и ангелы состязались в музыке. Прыгун играл на своей тростниковой дудочке, а Змий на виоле, Род Человеческий отбивал такт на барабане, а Бог отмечал паузы с помощью тамбурина. Для заглушения небесных звуков меня снабдили сковородой и железным половником, и я лязгал во всю мочь, а Соломинка гремел палкой по подносу над Бренданом, изображая гром. По временам, когда гармония и какофония достигали кульминации и было неясно, за кем останется победа, Бог поднимал правую руку ладонью вперед, слегка согнув пальцы в жесте, требующем тишины, и демоны сразу переставали лязгать и греметь.

Вот так, чередуя порядок с хаосом, пока тощий коняга вскидывал голову в такт музыке и грациозно вышагивал, видимо, по давней привычке, а пес, привязанный к повозке сзади, заливался лаем, вот таким манером мы торжественно двигались по улицам города, пока не добрались до рыночной площади с гостиницей на одном углу.