Джулиан Барнс - История мира в 10 1/2 главах Страница 5

В то время как наши безмозглые сородичи, охваченные эротическим пылом, тщетно пытались прогрызть стены своих убежищ, один из сыновей Ноя пришел поглядеть, что там за шум. На наше счастье, отпрыски «Адмирала» весьма слабо разбирались в животном мире, вверенном их попечению, и этот принял регулярные щелчки за потрескивание брусьев, из которых был построен корабль. Вскоре опять поднялся ветер, и xestobium rufo-villosum получили возможность спокойно продолжать свои излияния. Но этот случай побудил нас стать более осторожными. Anobium domesticum единогласно приняли решение не окукливаться до дня Высадки.

Надо сказать, что Ной был плохим моряком и в дождь, и в ведро. Его избрали за набожность, а не за навигационные таланты. Во время шторма от него было мало проку, да и в ясную погоду немногим больше. Как я могу об этом судить? Тут я снова полагаюсь на птиц — на птиц, которые способны проводить в полете по нескольку недель кряду, на птиц, которые находят путь с одного конца планеты до другого благодаря столь совершенной навигационной системе, что ваши не идут с ней ни в какое сравнение. Так вот, по словам птиц, Ной абсолютно не соображал, что делает, — он умел только бахвалиться да молиться. А ведь задача его была не так уж сложна, верно? Во время бури ему следовало беречь флотилию, уводя ее подальше от самых свирепых шквалов; а в тихую погоду он должен был следить, чтобы нас не отнесло слишком далеко от намеченного курса, иначе мы рисковали высадиться где-нибудь в непригодной для жизни Сахаре. Поставить Ною в заслугу можно разве лишь то, что мы благополучно перенесли все штормы (хотя ему не надо было принимать в расчет рифы и линию побережья, что упрощало маневры), и то, что по окончании Потопа наш Ковчег не оказался посреди какого-нибудь огромного океана. Случись такое, и наше плавание затянулось бы Бог весть насколько.

Конечно, птицы предлагали Ною воспользоваться их умением; но для этого он был слишком горд. Он поручал им вести простую разведку — искать водовороты и смерчи — и игнорировал их уникальные способности. Еще он послал часть птиц на смерть, заставив их вылететь в страшную непогоду, от которой у них не было защиты. Когда Ной в десятибалльный шторм отправил на выяснение обстановки певчего гуся (эта птица действительно раздражала своим криком, особенно если вы пытались уснуть), качурка малая вызвалась заменить его. Но ее предложение было отвергнуто — и певчему гусю пришел конец.

Ну да, разумеется, были у Ноя и свои достоинства. Он умел выжить, и не только в условиях Путешествия. К тому же он знал секрет долголетия — это знание его потомки постепенно утратили. Но хорошим человеком он не был. Слыхали вы о том, как он велел протащить осла под килем? Есть это в ваших архивах? Это случилось в Год Второй, когда царящие на корабле законы стали менее суровыми и избранным путешественникам разрешили общаться между собой. Так вот. Ной поймал осла, пытавшегося забраться на кобылу. Он поднял страшный шум, долго разорялся насчет того, что добра от такого союза не будет — между прочим, это подтверждает нашу догадку о его страхе перед скрещиваниями, — и сказал, что намерен проучить виновного, дабы другим было неповадно. Ослу связали копыта, перебросили за борт, протянули под корпусом корабля и подняли из мечущихся волн с другой стороны. Большинство животных приписали это просто-напросто ревности на сексуальной почве. Удивило нас то, как осел перенес экзекуцию. Они поразительно выносливые, эти зверюги. Когда его вытащили на палубу, он был в ужасном виде. Его бедные длинные уши походили на осклизлые водоросли, а хвост — на обрывок промокшей веревки, и несколько зверей, которые к тому времени уже не слишком восхищались Ноем, окружили его, и козел — по-моему, это был он — мягко толкнул его в бок, чтобы посмотреть, жив ли он еще, и осел открыл один глаз, обвел им их взволнованные морды и сказал: «Теперь-то я знаю, каково быть тюленем». Неплохо после такого испытания? Но, должен вам сказать, вы едва не лишились тогда еще одного вида.

Я полагаю, не следует винить во всем только Ноя. Он ведь брал пример со своего Бога, а тот был настоящим деспотом. Ной не мог сделать ничего, не выяснив сначала, как Он на это посмотрит. Теперь-то, если будешь вести себя в таком духе, далеко не уедешь. Все время оглядываться через плечо и искать одобрения — уж очень это по-детски, верно? А ведь Ноя никак нельзя было назвать мальчиком. Ему перевалило за шестьсот, если считать по-вашему. Шестьсот лет должны были породить некую гибкость ума, способность видеть обе стороны медали. Но ничего подобного. Вспомните хотя бы постройку Ковчега. Что сделал Ной? Он построил его из дерева гофер. Из дерева гофер? Даже Сим ему возражал, но нет — таково было его желание, и отступать он не собирался. То обстоятельство, что поблизости растет очень немного нужных деревьев, его не смущало. Ясно, что он всего лишь следовал инструкциям своего кумира; но это дела не меняет. Любой, кто знает толк в дереве — а я могу-таки считаться авторитетом в этом вопросе, — сказал бы Ною, что существует штук двадцать не менее, а то и более подходящих пород; к тому же, строить весь корабль из одного-единственного сорта древесины вообще глупо. Для разных частей корабля нужно выбирать материал соответственно их назначению; это известно всякому. Но таков уж был старый Ной — ни малейшей гибкости. Видел только одну сторону медали. Туалетные принадлежности из дерева гофер — ну не смешно ли?

Как я уже сказал, он действовал согласно приказу своего кумира. Что подумает Бог? Этот вопрос вечно был у него на устах. В такой преданности Богу было что-то зловещее; что-то омерзительное, если можно так выразиться. Зато он не мучился сомнениями; и потом, стать Божьим избранником, уцелеть при всеобщей гибели, знать, что твой род будет на земле единственным, — это хоть кому вскружит голову, правда? Что до его сыновей — Хама, Сима и того, с именем на И, — им это явно не пошло на пользу. Расхаживали по палубе надутые, точно члены Королевской Семьи.

Знаете, я хочу до конца прояснить одну вещь. Насчет этой затеи с Ковчегом. Вы, возможно, до сих пор думаете, что Ной, при всех его недостатках, был в душе этаким хранителем старины, что он собрал животных, опасаясь их гибели, что он не мыслил себе дальнейшей жизни без какого-нибудь жирафа, что он сделал это ради нас. Отнюдь нет. Он взял нас с собой, потому что так повелел его кумир, но также и из собственных интересов достаточно циничного свойства. После Потопа ему нужно было чем-то питаться. За пять с половиной лет под водой большинство съедобных культур погибло; наводнение пошло на пользу только рису. Так что почти все мы знали, что Ной видит в нас лишь потенциальные обеды на двух, четырех или скольких там еще ногах. Не сейчас, так после; не мы, так наше потомство. Сами понимаете, это не слишком приятное чувство. На Ноевом ковчеге царила атмосфера паранойи и страха. Кто окажется следующим? Сегодня не понравишься жене Хама, а завтра вечером из тебя сделают фрикасе. Такая неопределенность может вызвать самые странные поступки. Помню, как у борта поймали пару леммингов, — они сказали, что хотят покончить с этим раз и навсегда, они не могут вынести ожидания. Но Сим успел вовремя изловить их и запер в ящике из-под какого-то груза. С тех пор, борясь со скукой, он частенько отодвигал крышку и помахивал над ними большим ножом. Просто шутил. Но я был бы очень удивлен, если б это не травмировало целый вид.

И конечно же, после Потопа Бог узаконил Ноевы обеденные права. В награду за покорство Ною было дозволено до скончания века есть тех из нас, кого душа пожелает. Все это было частью некоего пакта или завета, который они состряпали на пару. Довольно бессмысленный контракт, по моему разумению. В конце концов, стерев с лица земли всех прочих, Бог должен был худо-бедно ладить с единственной оставшейся семьей, правда? Не мог же он сказать: вы, мол, тоже никуда не годитесь. Ной, вероятно, понимал, что загнал Бога в угол (ведь устроить Потоп, а затем быть вынужденным угробить свое Первое Семейство значило бы потерпеть полное поражение), и мы считаем, что он ел бы нас в любом случае, независимо от договоренности. В этом так называемом завете не было ничего, нас касающегося, — кроме нашего смертного приговора. О да, нам кинули одну крошечную подачку: Ною и компании не ведено было есть стельных самок. Лазейка, которая породила бурную нездоровую активность на Ковчеге, севшем на мель, и привела также к любопытным психологическим побочным эффектам. Вы никогда не задумывались о происхождении истерической беременности?

Эта тема напомнила мне об истории с Хамовой женой. Нас уверяли, что все это только слухи, но вам, должно быть, уже понятно, отчего подобные слухи могли возникнуть. Хамова жена была не самой популярной фигурой на Ковчеге; и потерю санитарного корабля, как я уже упоминал, многие отнесли на ее счет. Она все еще оставалась довольно привлекательной — ко времени Потопа ей, кажется, исполнилось сто пятьдесят, — но вместе с тем была упряма и вспыльчива. Бедняга Хам всегда пасовал перед ней. Дальше я сообщаю вам голые факты. У Хама и его жены было двое детей — то есть двое детей мужского пола, ибо так у них принято было считать, — и звали их Хуш и Мицраим. Третий их сын, Фут, родился на Ковчеге, а четвертый, Ханаан, — после Высадки. У Ноя и его жены были темные волосы и карие глаза; у Хама и его жены тоже; да и Сим, и Варади, и тот, с именем на И, в этом смысле нс отличались от прочих. И у всех детей Сима, Варади и того, с именем на И, были темные волосы и карие глаза. И у Хуша, и у Мицраима, и у Ханаана. Но Фут, родившийся на Ковчеге, был рыжий. Рыжий, с зелеными глазами. Таковы факты.