Шарлотта Линк - Хозяйка розария Страница 5

— Кто там? — спросила она, войдя в прихожую. Хелин, одетая в розовый шелковый халат, стояла перед зеркалом и держала в руке телефонную трубку.

— Это Кевин, — сказала она, — он хочет тебя о чем-то попросить.

Кевин тоже занимался разведением роз, но, в отличие от Беатрис, находился в самом расцвете сил. Тридцативосьмилетний гомосексуалист Кевин был трогательно привязан к двум пожилым дамам из Ле-Вариуфа. Сад Кевина был расположен в двадцати минутах езды, на юго-западной оконечности острова.

Кевин звонил часто; он никак не мог найти себе постоянного партнера и чувствовал себя очень одиноко. Длительная связь с одним молодым человеком по имени Стив давно прекратилась, как и отношения с каким-то французом-бисексуалом. В настоящий момент у Кевина не было никого. Гернси — не самое подходящее место для гомосексуалистов. Кевин мечтал когда-нибудь переехать в Лондон и найти там настоящего «спутника жизни», но все, кто знал Кевина, понимали, что он никогда не покинет остров. Кевин не был создан для суровой жизни в большом городе.

Беатрис взяла у Хелин трубку.

— Кевин? Как дела? Ты не находишь, что в такую жару совсем не хочется работать?

— К сожалению, не могу себе позволить ни одного дня безделья, ты же знаешь, — сказал Кевин. У него был бархатистый низкий голос, способный по телефону свести с ума любую женщину. — Послушай, Беатрис, мне нужна твоя помощь. Мне, честное слово, очень неловко, но… не могла бы ты одолжить мне немного денег?

— Я? — удивленно спросила Беатрис. Кевин часто занимал деньги, особенно в последние полгода, но со своими проблемами он почти всегда обращался к Хелин. Она была без ума от Кевина, и он практически никогда не уходил от нее с пустыми руками.

— Мне очень неловко снова обращаться к Хелин, — застенчиво произнес Кевин, — она и так уже не раз выручала меня довольно крупными суммами. Я подумал, что, может быть, ты…

— И сколько тебе нужно?

Он помедлил с ответом, потом сказал:

— Тысячу фунтов.

Беатрис вздрогнула.

— Это очень много.

— Я знаю, но я непременно верну. Можешь не сомневаться.

Но в отношении Кевина сомневаться все же приходилось. Беатрис знала, что, постоянно занимая деньги у Хелин, Кевин до сих пор не вернул ей ни одного пенни. У него просто не было денег. У него никогда не было денег.

— Я дам тебе денег, Кевин, и с возвращением можешь не спешить, — сказала она. — Но я не понимаю, зачем тебе постоянно требуются такие большие суммы. Неужели твои дела идут так плохо?

— Чьи дела сейчас идут хорошо? — сумрачно ответил Кевин вопросом на вопрос. — Конкуренция велика, да и общее экономическое положение не назовешь безоблачным. Кроме того, я купил еще две теплицы, и пока они себя окупят, пройдет какое-то время. Тогда я, конечно…

— Ладно. Будешь завтра проезжать мимо, зайди, я дам тебе чек, — Беатрис страшно не хотелось выслушивать его многоречивые обещания, как не хотелось и упрекать. По мнению Беатрис, Кевин просто жил не по средствам. Изящные шелковые галстуки, кашемировые свитера, шампанское… Все это стоит больших денег.

«Из него никогда не будет толка», — подумалось ей.

— Ты просто сокровище, — облегченно вздохнув, затараторил Кевин. — Я отблагодарю тебя при первой же возможности.

— Буду рада, — сказала Беатрис. Расплачивался Кевин всегда одинаково. Он был кулинар от бога и умел создавать за обедом неповторимую атмосферу — с цветами, свечами, хрусталем и камином. Кевин любил принимать и баловать гостей. Он часто приглашал к себе Хелин, но делал он это с известным расчетом. Напротив, Беатрис он говорил, что она единственная женщина, в которую он мог бы влюбиться.

Закончив разговор, Беатрис некоторое время задумчиво постояла в прихожей. Кевин был возбужден, и Беатрис показалось, что для него от получения денег зависит что-то очень и очень важное. «Может быть, дела его не так уж плохи», — подумала она.

— Что хотел Кевин? — спросила Хелин. На время разговора она скромно вышла на кухню, но теперь снова появилась в прихожей, якобы случайно, хотя это вовсе не соответствовало действительности. Хелин никогда и ничего не делала случайно. Внутренне она всегда была настороже, всегда напряжена, всегда в боевой готовности, чутко улавливая, что происходило в доме, особенно, если это касалось Беатрис. Хелин всегда интересовало, что она делала, с кем говорила, с кем встречалась и что собирается делать.

«У тебя невротическая потребность все держать под контролем!» — как-то, в сердцах, сказала ей Беатрис. Хелин расплакалась, но это ничего не изменило в ее поведении.

— Кевину нужны деньги, — ответила Беатрис. Ей было ясно, что Хелин слушала разговор, и не было смысла что-то скрывать. — И я их ему дам.

— Сколько?

— Тысячу фунтов.

— Тысячу фунтов? — Хелин, казалось, была искренне ошеломлена. — Опять, и так скоро?

— Что такое? Ему что, совсем недавно нужна была тысяча фунтов?

— На прошлой неделе. На прошлой неделе я дала ему тысячу фунтов. Почему он не обратился ко мне?

— Наверное, поэтому и не обратился, — Беатрис изо всех сил старалась сдержать раздражение, но даже короткий разговор с Хелин неизменно выводил ее из себя. — Не хочет вытанцовывать перед тобой с протянутой рукой.

— Зачем ему все время нужно столько денег?

— Этого я не знаю. Мне кажется, что здесь что-то нечисто. Могу предположить, что он завел нового, дорогого любовника. Это было бы очень характерно для Кевина.

— Но почему…

— Господи, Хелин, перестань донимать меня своими вопросами! Я понятия не имею, что делается у Кевина. Если тебе так хочется об этом узнать, пойди к нему и спроси!

— Ты опять разговариваешь со мной на повышенных тонах!

— Потому что ты обязательно все должна знать! Может быть, я должна рассказывать тебе свои сны и говорить, когда я хожу в туалет?

Глаза Хелин наполнились слезами.

— Как же ты на меня зла! При каждом удобном случае даешь мне понять, что я действую тебе на нервы. Я целыми днями сижу здесь одна, и никому до меня нет дела, я абсолютно никому не нужна. Если же я хочу хотя бы чуть-чуть принять участие в твоей жизни, то…

Если Хелин начинала жаловаться на жизнь, то это могло продолжаться бесконечно долго и заканчивалось морем слез. Сегодня Беатрис была не готова все это выносить.

— Хелин, давай мы в другой раз обсудим твое плачевное положение. Сейчас мне надо вернуться в сад, обработать розы и уехать, чтобы встретиться с Мэй. Ты не возражаешь?

Сейчас она заговорила с той ледяной вежливостью в тоне, которую, как она знала, Хелин панически боялась. Действительно, старуха плотно сжала губы и отвернулась. Сейчас она отправится в свою комнату и там даст волю слезам.

Беатрис смотрела, как Хелин взбирается по лестнице на второй этаж и спрашивала себя, почему она не испытывает сочувствия к несчастному, пораженному неврозом человеку. Хелин была глубоко несчастной женщиной, и была ею всегда. Она так и не обрела душевного покоя даже в старости.

«Но у меня не получается ее жалеть», — думала Беатрис. Она ужаснулась второй своей мысли: у меня не получается ее жалеть, потому что с каждым днем я все больше и больше ее ненавижу.

2

Еще в самолете Франка поняла, что из этого путешествия не выйдет ничего хорошего. Началось с того, что она села на чужое место, а мужчина, которому оно принадлежало, отчитал ее так, словно она покусилась на его частную собственность. После этого она долго блуждала по салону, до тех пор пока стюардесса, сжалившись над ней, не посмотрела ее билет и не проводила на место. Чувствуя, что у нее вот-вот начнется паническая атака, Франка опустилась в кресло и принялась лихорадочно рыться в сумочке в поисках таблеток. К своему ужасу она обнаружила, что коробочка была почти пуста. Такого с ней никогда еще не случалось. Уходя надолго из дома, что, правда, случалось достаточно редко, она по десять раз проверяла, не забыты ли успокаивающие таблетки. На этот раз, уезжая в дальнее путешествие, она, естественно, сделала то же, но решила, что две алюминиевые полоски в коробочке заполнены таблетками.

«Как это могло случиться?» — в отчаянии вопрошала она себя. Обе полоски были пусты. У нее оставалась всего одна таблетка!

Первым побуждением было вскочить и опрометью броситься прочь из самолета. Пусть он летит без нее, она не может продолжать путь. На Гернси, то есть, за границей, она не сможет найти нужные медикаменты, не говоря уже о том, что у нее не было с собой рецепта. Но машина уже покатилась по полю, чтобы занять исходное положение для взлета. Франка поняла, что шансов покинуть самолет у нее нет. Она полетит на Гернси, и ей придется обойтись одной таблеткой.

Она, между тем, очень хорошо знала, что приступы паники накатывали на нее внезапно, исполинской волной, на бесконечно долгие, мучительные минуты погружая ее в состояние невыносимого ужаса и отчаяния. Она предчувствовала панику, нахлынувшую на нее в самолете: механизм был запущен, когда на нее накричал мужчина, чье место она заняла, а сам приступ начался, когда она обнаружила, что осталась без лекарства. Франка понимала, что приступ неминуем, но все же попыталась его избежать, сделав несколько глубоких вдохов, сопротивляясь наваливающейся на нее тяжести. Через секунду легкий хлопчатобумажный свитер насквозь пропитался потом, ноги стали ватными, биение сердца отдавалось в голове частыми тяжелыми ударами, как будто Франка только что пробежала марафон. Она начала отчаянно мерзнуть, понимая, что холод исходит изнутри и ни одна сила в мире не сможет ее согреть. Зубы выбивали неслышную дробь. Франка знала, что в такие моменты лицо ее становилось пепельно-серым, придавая ей сходство с призраком.