Джек Керуак - Биг Сур Страница 5

Хотя может быть не стоило так уж чересчур пугать и переутомлять себя на ночном берегу, не под силу это простому смертному – Каждый вечер после ужина часов в восемь я надевал свой рыбацкий плащ, вооружался тетрадкой, карандашом и фонариком и пускался в путь (иногда встречая по дороге призрачного Альфа); пройдя под ужасным высоким мостом видел скалящиеся сквозь мглу белые пасти океана; зная местность, я шел вперед, перепрыгивал через береговой ручей, устраивался в своем уголке под утесом недалеко от одной из пещер и сидел там как идиот в темноте занося звуки волн в тетрадку (секретарский блокнот), белую страницу было хорошо видно в темноте так что можно было записывать без фонаря – Я опасался жечь фонарь чтобы не напугать мирно ужинающих жителей домика на утесе – (позже я выяснил что не было там никаких мирных ужинов, просто плотники при ярком свете сверхурочно заканчивали стройку) – А я боялся 15-футового прилива и все же продолжал сидеть надеясь что Гавайи не пришлют приливную волну или я хоть успею разглядеть ее в темноте, идущую издалека и высокую как Грумус – Однажды ночью я все-таки испугался и забрался на десятифутовую скалу у подножия большого утеса, а волны рычали: «Страшно забрался стррахх – ворота крруш кррошшш» – особенным ночным голосом – Море длинно не говорит, у него короткие фразы: «Шшто?… который сплошь? – тот же, бумм…» – Фантастическая бессмыслица но я чувствовал что должен это делать, ведь Джеймс Джойс не успел, умер (и я думал: «Надо на будущий год записать говор Атлантики, например на ночном берегу в Корнуолле, или мягкое биение Индийского океана, может быть в устье Ганга») – Сижу и слушаю как волны на разные голоса толкуют песку: «Обломм хоррошш, ах роупли или крошшево, а что же ангелы тише?» и так далее (Полностью стихи, сочиненные морем, можно найти в приложении к этой книге под названием «Море: Звуки Тихого Океана в Биг Суре» – Дж.К.) [i] – Порой взглядываю наверх где несутся по мосту автомобили и думаю: что увидали бы они в этой сумрачной туманной ночи если бы знали что в тысяче футов внизу на яростном ветру сидит безумец во тьме, пишет во тьме биение моря – Так сказать морской битник, а ну попробуйте назвать меня битником за это, кто смелый – Огромная черная скала, кажется, движется – Мрачная грозная ревущая уединенность, не всякому под силу, я вам говорю – Я бретонец! – кричу я и чернота отвечает: «Les poissons de la mer parlent Breton» (рыбы морские говорят по-бретонски) – И все же я хожу туда каждую ночь, не могу сказать чтобы мне это нравилось, но я должен (и видимо это свело меня с ума) записывать звуки моря, всю эту сумасшедшую поэму «Море».

И как на самом деле всегда приятно уйти оттуда, вернуться в нормальный человеческий лес, в избушку где еще не остыл очаг, к лампе Бодхисаттвы, банке с папоротником на столе и коробке чая «Жасмин», все такое милое после всех этих скал и делюжей (потопов) – И я жарю полную сковородку прекрасных оладок и говорю: «Блажен кто может испечь себе хлеб» – Вот так вот, три недели счастья – И сигареты я сам скручиваю – Я уже говорил что иногда медитирую на фантастической полезности копеечных вещиц типа проволочной мочалки, вообще у меня в рюкзаке множество замечательных предметов, например 25-центовый шейкер в котором я только что взбил тесто для оладок, а также неоднократно пил из него горячий чай, вино, кофе, виски и даже хранил в нем чистые платки когда путешествовал – Крышка шейкера – моя священная чаша, пять лет уже она со мной – И многое другое, куда ценнее чем ненужные дорогие вещи которые покупаешь и никогда не пользуешься – Взять хотя бы мягкий черный спальный свитер, ему уже тоже пять лет, и влажным летом в Суре я ношу его сутками, в холод поверх фланелевой рубашки, а ночью залезаю в нем в спальник – Чрезвычайно полезная и ценная вещь – А дорогие вещи как-то не пригождаются, например шикарные штаны которые я купил для недавней записи в Нью-Йорке и прочего телевидения и с тех пор ни разу не надел, или плащ за 40 долларов который я не ношу потому что у него боковые карманы фальшивые, без собственно карманов (платишь за лейбл и так называемый «фасон») – Или дорогой твидовый пиджак купленный для телевидения и более не пригодившийся – Две дурацкие спортивные рубашки купленные для Голливуда и с тех пор ни разу не надеванные – по 9 баксов каждая! – И я чуть ли не со слезами вспоминаю старую зеленую футболку которую нашел, между прочим, восемь лет назад, между прочим, на СВАЛКЕ в Уотсонвилле, Калифорния, между прочим, и уж носил ее носил, и до чего удобная была! – Например я в ней прокладывал новое глубокое русло для ручья чтобы вода была чистая, и полностью растворился в этом подобно играющему ребенку, такие мелочи в счет (клише – это трюизмы, а трюизмы от слова true, то есть правильные) – На смертном одре вспомню я день ручья, а не тот день когда компания MGM купила мою книгу, вспомню старую зеленую майку а не сапфировые одеяния – Наверное лучший способ войти в Царствие Небесное.

Днем я возвращаюсь к морю босиком, останавливаюсь почесать щиколотку пальцем ноги, слушаю биение волн и вдруг они говорят: «Тебе ли, Непорочному, меня измерить» – Иду домой заваривать чай.

Летний день –Нетерпеливо жуешьЛистик «Жасмина»

В полдень все же всегда появляется солнце, с силой падает на мое славное высокое крыльцо где сижу я за кофе и книжками и думаю о древних индейцах тысячелетиями населявших этот каньон, о том что с какого-нибудь X века долина в сущности не изменилась, только деревья другие, и что древние индейцы всего лишь предки недавних, образца 1860 года – И как они все умерли и тихо унесли с собой все свои скорби и восторги – Что ручей был наверное на дюйм глубже, потому что за последние 60 лет из-за вырубки леса воды в горах поубавилось – Как местные женщины собирали желуди, желуди или шмолуди, а вот я в конце концов нашел настоящие орехи, сладкие оказались – А мужчины охотились на оленей – На самом деле Бог его знает что они делали, меня там не было – Но это та же самая долина, и тысячелетняя (приблизительно) пыль на их следах 960 года – И насколько я понял мир слишком стар чтобы мы могли говорить о нем своими новыми словами – И мы так же тихо пройдем сквозь жизнь (пройдем, пройдем) как люди X века, населявшие эту долину, может чуть погромче, со своими мостами, дамбами и бомбами от которых через миллион лет ничегошеньки не останется – Мир есть мир, движется и проходит, на самом деле далеко уже ушел и не о чем сожалеть – Даже у скал были свои древние каменные предки, миллиард миллиардов лет назад, и от них не осталось ни звука жалобы – Ни от пчелы, ни от мидии, ни от морского ежа – Так оно было и есть, никуда не денешься, смотришь на мир и видишь, все перед носом – Глядя на долину я понимаю также что надо готовить обед, и он ничем не будет отличаться от обеда тех древних людей, и вообще обед это вкусно – Все неизменно, все едино, туман говорит: «мы туман, мы летим и рассеиваемся как мимолетность», листья говорят: «мы листья, шелестим на ветру, вот и все, вырастаем и падаем» – Даже бумажные пакеты в мусорной яме говорят: «Мы бумажные пакеты сделанные человеком из древесной массы и даже гордимся что будем бумагою до конца, сколько возможно, но с приходом дождей смешаемся вновь с братьями нашими листьями» – Пни говорят: «Мы пни выкорчеванные людьми или ветром, у нас большие щупальца-корни чтоб тянуть ими соки земли» – Люди говорят: «Мы люди, корчуем деревья, штампуем пакеты, думаем умные мысли, готовим обед, смотрим вокруг, изо всех сил стараясь понять что все едино» – А песок говорит: «мы песок, мы уже все знаем», а море говорит: «мы подступаем и отступаем, грохочем и плещем» – А пустое синее небо пространства говорит: «Все это возвращается ко мне и уходит опять и опять возвращается и уходит опять, мне-то что, все равно все мое» – И добавляет: «Не зовите меня вечностью, зовите если хотите Богом, все вы, говорящие, уже в раю: лист есть рай, пень есть рай, бумажный пакет есть рай, человек есть рай, песок есть рай, море есть рай, человек есть рай, туман есть рай» – Вы можете себе представить что человек с такими врубами через месяц сойдет с ума? (ибо вы должны признать что все эти говорящие пески и пакеты говорили правду) – Но я помню как вдруг куча листьев взлетела на воздух, упала в ручей и понеслась в сторону моря, пробудив во мне уже тогда безымянный ужас: «О Господи, всех нас смоет в море, что бы мы там ни знали, ни говорили, ни делали» – И птица сидевшая на кривой ветке внезапно пропала, я даже не слышал как.

8

Но лунно-туманная ночь и огонь цветет в очаге – Вот я даю яблоко мулу и он берет его большими губами – Вот сойка пьет мою сгущенку закидывая голову с капелькой молока на клюве – Вот енот или крыса скребется где-то в ночи – Вот бедняжка-мышь грызет свой еженощный ужин в скромном уголке где я поставил ей блюдечко лакомств: сыр и шоколадные карамельки (ибо прошли те дни когда я убивал мышей) – Вот енот в своем тумане, вот человек у своего очага, и оба они одиноки пред Богом – Вот я возвращаюсь со своих ночных морских бдений бормоча и спотыкаясь как старый бхикку – Вот в луч фонарика ловится внезапный енот, вцепляется в ствол, сердчишко колотится в ужасе, но я кричу по-французски: «Привет, человечек» (allo ti bonhomme) – Вот оливки, 49 центов банка, импортные, с душистым перцем, я ем одну за другой размышляя о вечереющих холмах Греции – А вот мои спагетти с томатным соусом, оливковое масло и винегрет и яблочный соус-приправа, батюшки, и черный кофе, и сыр рокфор, и послеобеденные орехи, батюшки светы, прямо в лесу – (Десяток вкуснейших оливок неторопливо съеденных в полночь – куда там шикарным ресторанам) – Вот настоящее время груженое спутанными лесами – Вот птица-муж смолкает на ветке под взглядом птицы-жены – Вот рукоятка топора, изящная точно балет Эглевского – Вот гора Мьен Мо, укутана августовским сияюще-лунным туманом, высится великолепно среди прочих вершин розовея размытыми ярусами как на классических шелкографиях Японии и Китая – Вот жучок, беспомощный бескрылый ползун, тонет в бидоне с водой, я достаю его оттуда и он тупенько бродит по ступеньке порога пока мне не надоедает смотреть – Вот паук в углу уборной, у него свои дела – Вот мой запас копченой грудинки свисает с крюка под потолком хижины – Вот лунатик лунный псих рассмеялся и затих – Вот сова ухает на причудливом дереве Бодхидхармы – Вот цветы и смолистые бревна – Вот обычный огонь и кормление его дровами, деяние заботливое но рассеянное, которое подобно всем деяниям является не-деянием (У-Вэй) и в то же время медитацией, особенно потому что все огни как и все снежинки всегда разные – Да, вот смоляное очищение пылающего бревна – Да, распиленное бревно превращается в уголь напоминая город Гандхарв или западный склон холма на закате – Вот метла нашего бхикку, вот чайник – Вот кружевная тучная задница нависла над песком, над морем – Вот все эти жадные приготовления ко сну чтоб уж поспать как следует, как-то в поисках спальных носков (чтоб не пачкать спальник изнутри) я обнаружил что напеваю: «A donde es [2] мое носочество?» – Да, а там в долине мул мой Альф, единственная живая душа в округе – Вот посреди сна является луна – Вот вещество вселенной, оно же божественное вещество, где ж ему еще быть? – Вот оленье семейство в сумерках на дороге – Вот покашливает в осоке ручей – Вот муха у меня на пальце трет лапками нос, затем ступает на страницу книги – Вот колибри хулигански вертит башкой – Вот все вот это, все мои светлые мыслишки вплоть до дурацкого стишка к морю: «В море ссал однажды я, к соли соль, к струе струя» – и все ж таки через три недели я сойду с ума.