Анош Ирани - Песня Кахунши Страница 5

– Сколько лет тебе, Чамди? – мягко спрашивает миссис Садык.

– Десять.

– Уже нет.

– Как это?

– Сколько тебе лет, уже неважно. Ты стал мужчиной. Ты стал таким, каким я тебя воспитала. Прости меня.

Миссис Садык выходит из комнаты. Чамди не в силах шелохнуться. Он замирает, точно глупый зверек.

В голове столько мыслей, что они и на мысли-то уже не похожи. Просто слова. «Кровь» и «бежит». Чамди видит себя – белый сверток у колодца. Сверток, от которого в ужасе бежит взрослый человек.

Глава 3

Глухая ночь, все дети спят. Чамди проголодался. Зря он не стал ужинать. Хотя тогда есть совсем не хотелось.

Теперь ему ясно: надо покинуть приют, прежде чем приют покинет его. Чамди встает с кровати и озирается. Спальню освещает только тусклая лампочка в углу. На цыпочках он пробирается к выходу, спотыкаясь о детские резиновые сандалики. Осторожно, чтобы никого не разбудить, отпирает дверь. Засов скрипит, и Чамди вздрагивает, но тут же успокаивается. Кого сейчас разбудишь?

Чамди выходит в ночь, спускается с крыльца и – прямиком к бугенвиллеям. Темно, цветов совсем не видно, но Чамди включает воображение, и уже через секунду во тьме проступают розовые и красные лепестки. Здорово, ночь – и вдруг появляются цвета.

Внезапно приходит страшная мысль: что, если бугенвиллеи вырвут с корнем, когда будут сносить приют? Он их так любил, любил всю свою жизнь! Нет-нет, говорит он себе, как-нибудь обойдется. Пускай построят большие дома. Ростки все равно расколют бетонные плиты и потянутся вверх. Это же бугенвиллеи, они сильные.

Так вот зачем он смотрит на цветы в темноте. Он прощается. И хорошо, что темно. Днем было бы труднее расстаться. Спасибо, спасибо им за чудесные краски! Чамди наклоняется, целует тонкие лепестки. И совсем не боится их колючек. «Они меня тоже любят, – говорит он себе, чувствуя щекой нежное прикосновение. – Они не сердятся, что их разбудили». Чамди решается попросить об одолжении. Можно ему сорвать несколько лепестков и взять с собой на память? Им же не будет больно?

Лепестки Чамди рассовывает по карманам.

Осталось одно последнее дело.

Чамди возвращается в приют. Собирать пожитки ему незачем – у него ничего нет. Только кусок белой ткани с тремя пятнышками крови. На счастье или на беду, но этот кусок надо обязательно взять с собой. Чамди повязывает ткань на шею, как шарф, и, сжимая в кулаке лепестки, крадется по коридору к комнате миссис Садык. Она спит на полу, он слышит ее тихое дыхание. Чамди не станет будить миссис Садык, а то что он ей скажет? «Спасибо»? Глупо. Она и так знает, как Чамди благодарен за все, что она для него делала.

Он кладет несколько лепестков на стол, потом передумывыет и оставляет их у ее ног. Чамди всем сердцем благодарит миссис Садык. Он ни разу в жизни не обнял ее, и ему очень хочется обнять ее сейчас. Нельзя, а то разбудит.

Теперь – по коридору и во двор.

Чамди уходит, не оглядываясь. Текут ли слезы, нет ли, ему все равно. Быстрее, еще быстрее. Вот уже и стена. А за ней другой мир.

«Отец убежал от меня, а я теперь за ним побегу», – думает Чамди. И он бежит, потому что отец пустился в путь гораздо раньше. Опередил его на многие мили и годы.

И еще Чамди боится, что если пойдет шагом, если не промчится во весь дух через узкие улочки, то миссис Садык проснется и назовет его предателем, ведь он бросил и ее, и ребят. В пятки впиваются осколки стекла, но Чамди несется вперед. Ему нужно догнать вон тот темно-зеленый грузовик.

На кабине нарисован белый лотос, под ним надпись: ИНДИЯ – ВЕЛИКАЯ СТРАНА. С заднего борта свисает здоровенная железная цепь. Чамди никогда не залезал в грузовик на ходу, но видел, как это делают другие ребята. Если не допрыгнуть, то плюхнешься на бетон и костей не соберешь. Не лучшее начало новой жизни. Чамди хватается за цепь, повисает, изо всех сил отталкивается от дороги…

…И попадает в мусоровоз. Вокруг вонючие объедки. Резкий поворот – и Чамди на грудь шлепается жующая крыса. Встать бы, но шофер может заметить… Наверняка разозлится и вышвырнет вон. Чамди вжимается в груды мусора, а крыса возвращается к недоеденному куску заплесневелого хлеба. Чамди видит в кузове щель, скорее даже большую дыру, и ползет к ней. Грузовик уже набрал скорость, оставляя на бетоне ошметки мусора.

Чамди едет по городу, но в щель почти ничего не разглядеть, одни разрозненные картинки. Вот мелькают магазинчики, стальные шторы на витринах опущены, вот спят на тротуарах бездомные. Вот бродячие собаки у дерева, некоторые хромают, некоторые вполне довольны жизнью. Вот котлован на обочине. В большом ржавом баке горит огонь, вокруг сидят рабочие и курят. Вот нищие с ведрами. Пока не видно ничего страшного, никаких признаков опасности, про которую говорила миссис Садык, и Чамди этому рад.

Грузовик опять сворачивает, Чамди падает на спину, сверху на него сыплется мусор. Теперь видно только небо. Уж небо-то везде одинаковое, успокаивает себя Чамди. Каким бы чужим ни был город, можно всегда посмотреть наверх и увидеть привычную картинку. Эти бесконечные просторы принадлежат и ему, и всем людям на свете.

Приют, наверное, уже далеко. Хорошо бы выбраться из кузова, подальше от этой вони, но на такой скорости прыгать глупо. Днем бы грузовик едва полз, пробираясь через пробки. Просто удивительно – по ночам улицы совсем пустые. Грузовик грохочет по мосту, теперь вокруг высоченные трубы, они, наверное, с облаками дружат. Потянулись жилые дома, можно даже заглянуть в освещенные окна. Вот старик бреется перед зеркалом. Чего это он, среди ночи? Грузовик съезжает с моста, улицы сужаются, справа двое полицейских сидят перед участком. Один курит, другой оседлал стул, положил голову на руки и дремлет.

Грузовик коптит дальше, полицейские все уменьшаются и уменьшаются, пока не исчезают из виду. Появляются мотоциклисты, человек пять. Ветер раздувает рубашки, мотоциклы опасно сближаются, обгоняя мусоровоз.

Чамди слышит музыку. Где-то стоят колонки. Здорово: ночь, а можно песню послушать. Грузовик притормаживает. Наверное, шоферу тоже нравится музыка. Надо решаться. Чамди перелезает через борт. Но из кузова, даже на тихом ходу, Чамди никогда не прыгал. Он теряет равновесие, падает навзничь и несколько секунд лежит без движения. Ничего не сломал, говорит он себе, ничего не сломал, все цело.

Впереди ярко освещенный дом. Старый дом, всего в три этажа, но на всех окнах красные и зеленые лампочки – огоньки вспыхивают и гаснут, бегут то в одну сторону, то в другую. Из колонок на балконе льется замечательная индийская музыка, Чамди в жизни такой не слышал. Хорошее место, правильное. Где музыка, там и счастье.

На раскладушке, прикрыв рукой глаза, лежит человек. Чамди смотрит на раскладушку и думает, где же он сам будет сегодня спать? Может, найдется добрый человек, пустит к себе, накормит. Чамди вытирает пот со лба. Кажется, все провоняло помойкой.

Музыка обрывается. Лампочки горят, но больше не мигают. Как будто дом облепили красные и зеленые звездочки. Вот бы в приют такие огоньки – хоть было бы на что посмотреть.

Нужно достать еды. Он не ел весь день. Ужин пропустил, потому что был в молельной и есть тогда совсем не хотелось. Интересно, который час? Хотя какая разница? У дома на стульях и табуретках, составленных в кружок, сидят и курят мужчины. Время от времени раздаются выкрики. Постоянно кашляет старик. Лучше к этой компании не подходить. Чамди не нравится, как они поднимают головы и выдыхают папиросный дым. Как будто совсем небо не уважают.

Наверху открывается окно, и голубой полиэтиленовый пакет медленно падает в коляску авторикши. Коляска старая, шин нет, наверное, она уже никому не нужна. Проржавевшее железо так глубоко ушло в землю, что кажется, будто колеса растут прямо из дороги.

Рядом высоченным штабелем аккуратно сложена бетонная плитка. На ней спят двое мальчишек примерно его возраста. Странно, что они так уютно устроились прямо на голом бетоне.

За спиной Чамди чихает и глохнет мотор. Из такси выскакивает водитель, одной рукой упирается в дверцу, другая на руле. Пассажир изо всех сил толкает машину сзади. На заднем сиденье женщина в зеленом сари, его краешек защемила дверь.

Двое курильщиков бросают папиросы и идут на помощь. Заходят сзади, вместе с пассажиром налегают на машину. Таксист садится за руль.

Чамди решает, что тоже помог бы обязательно, если бы только был сытый и сильный. Болит нога. Вся пятка в крови. Это он на стекло наступил, когда бежал из приюта. Чамди ковыляет к светлому пятну под ярко освещенным окном, садится на землю и осматривает порезы. Из ранок торчат осколки. Чамди осторожно вытаскивает один и считает, сколько осталось. Еще четыре. Времени у Чамди полно, но он устал и проголодался.

Надо отвлечься, осколки вот вытащить. Хотя вот сейчас закончит – и опять есть захочется.

Нужно быть сильным, внушает себе Чамди. Ему уже десять лет, и он должен найти отца. Это дело непростое, и отвлекаться на пустяки вроде голода никак нельзя.