Морис Дрюон - Дневники Зевса Страница 5

Таким образом, когда Уран, целиком поглощенный творческими желаниями, что предшествуют сну, возвращался с облета континентов и уже спускался к Средиземноморью...

Но достаточно ли вы задумывались над контуром Средиземного моря, его формой, изгибами, его плодотворной широтой? Почему оно вечный источник творчества и родина цивилизаций? Отделившись от индийской грозди, зародышевая клетка скользит по персидским долинам и проливам Ближнего Востока... Думаю, вы меня поняли.

Итак, с наступлением ночи, когда Уран стал опускаться на Средиземное море, Крон, его сын, вооруженный серпом, вскочил и одним ударом отсек своему отцу член и мошонку.

Рев, который испустил оскопленный Уран, наполнил ужасом Вселенную.

Кровь, хлынувшая из раны, окропила все окрестные воды и земли. Из нее родились Эриннии — жуткие божества, впитавшие ярость бога-отца, а также великий Пан, и Силен, и сатиры — вечные носители мужского буйства и разнузданности. Вдруг возник род гигантов, таких как Алкионей, Офион и Красный Порфирион, — раса могучих, скотски грубых и ограниченных колоссов, порожденных изначальными, примитивными силами, вырвавшимися из жил Урана. Им предстояло доставить мне в будущем массу забот. Все происходило так, словно различные энергии, наполнявшие кровь родоначальника, вдруг разделились, рассеялись, чтобы порознь воплотиться.

Одна капля упала на спящего коня. Проснулся он уже первым кентавром. Это показывает, какие замыслы питал Уран в миг своего несчастья.

Не думайте, что млечно-белая семенная жидкость, исторгнутая из раны, пропала зря. Ее струя ударила так далеко, что вспенила море у Кипра, и новая заря увидела, как на этом месте из волн вышла Афродита с янтарными руками, точеными пальцами и совершенной грудью — самая прекрасная, если судить по внешнему виду, самая обольстительная и самая вожделенная из богинь. Но Афродита жестока и холодна даже в своих страстях. Она любит только саму себя и наслаждается лишь страданиями влюбленных в нее. Отмеченная отцовской скорбью как проклятием, она неутомимо и беспрестанно, вечно надеясь и вечно разочаровываясь, гонится за счастьем, к которому постоянно приближается и в итоге никогда не достигает.

Уран, видя, какой удар ему нанесен, объявил Крону ужасающим голосом, что того постигнет соразмерная кара: он тоже будет свергнут одним из собственных сыновей. Это пророчество было его последним словом. Затем Уран удалился в высоты неба, в свою суть, где и пребывает, распростертый, безучастный, неподвластный силам тяготения, бессмертный и вечно немой.

Если же вам хочется знать, почему, получив увечье, Уран-демиург забросил начатые расчеты, наброски и привои, отказался совершенствовать свое творение и даже наблюдать за ним, предоставив жизнь в некотором смысле самой себе, спросите об этом моего сына Гермеса, который изобрел ваш язык и образовал из одного корня слова «ген», «генератор» и «гений».

Смертные, вы теперь разделяете с нами возможность перемещаться по воздуху (я был неправ вначале, отрицая у вас всякое новшество; мы об этом еще поговорим), поэтому, когда вам случится пролетать над островом Корфу, присмотритесь к его форме, к распределению растительности на нем. Вы поймете тогда, почему его также называют Керкира, что значит «член». Мы, боги и люди Средиземноморья, бываем невоздержанны на язык...

Утверждают еще, что, когда Крон бросил злополучный серп, тот упал в море и его рукоятка стала мысом Дрепанон, а великолепный изгиб Навплийского залива обязан своей красотой частицам божественной плоти, приставшим к золотому лезвию. Это огромное лезвие искрится летними вечерами, когда солнце озаряет его своим последним светом.

Едва сделавшись властелином мира, Крон освободил братьев. В жены он взял свою сестру, прекрасноволосую Рею.

Остальные же титаны соединились с титанидами или с нимфами. В это царствование родилось множество второстепенных богов, немало детей и внуков, двоюродных, троюродных братьев и сестер, а также прочих родственников.

Гея-Земля в пылу своей новой страсти неоднократно отдавалась порывам Понта. Да и Ночь, еще одна дочка Хаоса, сочла, что ей тоже дозволено познать исступление, и бросилась в объятия Эреба, своего брата, бога кромешного мрака.

Эрос вполне равнодушно взирал на все эти союзы. Его ролью было толкать одни силы к другим, вовсе не беспокоясь о последствиях. Наш мир, впрочем, не единственный, которым ведает Эрос, и соития Земли отнюдь не единственная его забота.

От стольких совокуплений без всякой меры и порядка произошли (упомяну для примера лишь немногих) Горгоны, в том числе и зловещая Медуза, а также две гарпии, неумолимая Немесида, Ложь и Распря, Голод и Боль, Старость и Убийство, Беззаконие и Бедствие...

Царем не становятся по случаю, и одного властолюбия недостаточно, чтобы оправдать власть. Правление моего отца было гнусно во всем. Впрочем, разве одна из модуляций его имени не звучит как Хронос — всеразрушающее время?

Золотой век разбился вдребезги.

Хотя Океан со своей супругой, прекрасной Тефидой, держался в стороне от всех этих безумств, презрительно наблюдая за утехами своей матери с Понтом; хотя моя дражайшая тетушка Память воздерживалась от любого союза, храня себя для будущей любви; хотя ее сестра Фемида, Закон, заняла сходную позицию — остальные титаны продолжали творить глупости. Желая вознаградить себя за долгое заточение, они буйно веселились в Атлантиде, все там разворотив и притесняя атлантов. Те же, в отчаянии, что потеряли своего царя, начали уставать и уменьшаться в росте, стали бояться смерти.

Одноглазые и сторукие тоже были освобождены. Крон, лелея коварные замыслы, полагал, что сможет их использовать для вящего успеха. Но, не умея направить их силу на полезные работы, добился лишь еще больших разрушений. Сколько лесов погибло в пожарищах оттого, что Аргу, молниеносцу, приказали разжечь костер из веточек!

Так часто бывает с богами и людьми второго поколения, которым не терпится завладеть властью отцов; они воображают, будто способны улучшить отцовские творения, но им удается лишь испортить их.

Крон никогда не был счастлив. Со времени своего далекого детства он, подстрекаемый матерью, всегда ревновал к Урану. Но даже оскопив и свергнув его, не почувствовал себя спокойно. Крон остался мрачным, злобным и подозрительным. Он пытался оправдать свое преступление, хотел доказать — и другим, и самому себе, — что превосходит родоначальника, или, по крайней мере, равен ему. Но этого так и не удалось добиться. Время не Небо.

Пораженный появлением кентавра, Крон додумался до идеи (гениальной, как ему казалось) смешать суть человека с сутью некоторых животных, чтобы получились более мощные и способные существа. Похоже, ему удалось предъявить человекольва, человекобыка, человеко-барана, о которых атланты, впоследствии перебравшиеся в Египет и Ассирию, сохранили воспоминания. Однако моя тетушка Память уверяет, что Крон солгал и, не желая признаться в своем провале, всего лишь напялил на некоторых гигантов маски животных. В любом случае, ни одно из его хваленых «творений» не имело возможности размножаться.

А все потому, что Крон не понял намерений Урана относительно кентавра. Речь шла вовсе не о том, чтобы привить человека к животным; дед хотел «привить» его к звездам, согласно различным часам и эрам зодиака. Расы небесных людей — вот о чем помышлял Уран. И атланты, понявшие это, промолчали.

Однажды, быть может, если Судьбами так решено, человек в высшей точке своего подъема достигнет созвездий, чтобы присоединиться к мечтам творца.

О слишком приземленный, слишком тяжеловесный, слишком незадачливый Крон! Ему удалось лишь намесить свинец и неблагородные металлы.

Иногда, запрокинув голову, он гневно кричал тучам:

— Отец, отец, как же ты это делал? Куда ты спрятал Число?

Но Уран по-прежнему безмолвствовал.

Крон, в ярости от бессильной злобы, вбил себе в голову, что Число должно быть сокрыто в одной из частей отцова дворца. Призвав гекатонхейров, он велел им разворотить золотые плиты пола, снести изумрудные и опаловые стены. Титаны и циклопы тоже в этом участвовали. Испуганные атланты отступили в глубь сада.

Если Числа не оказалось в фундаменте дворца, значит, оно в кровле. Быть может, чтобы обнаружить Число, которое искал Крон, стоило поразмыслить над формой этой кровли, а не рушить ее? Но нет; сторукие стали разламывать алмазную пирамиду на куски, дробить эти куски в крошки, крошки перемалывать в пыль. Дворца не стало, а Число так и не нашлось. Крону принесли остаток навершия — молекулу легче росинки, крайнюю точку, которой здание некогда касалось неба. Крон приказал циклопам-молниеносцам расщепить эту молекулу.