Стивен Ликок - Охотники за долларами Страница 5

А во время паузы, наступившей после устриц, он наглядно, на двух кусках хлеба, пояснил герцогу разницу в структуре мексиканского «пуэбло» и жилища племени навахо.

Тем временем задержка обеда сделалась, конечно, заметной. Мистер Файш стал бросать гневные взгляды по направлению к двери, с нетерпением ожидая появления лакея и бормоча извинения перед гостями. Но президент заявил, что извиняться тут нечего, и прибавил:

— В свои студенческие годы я смотрел бы на блюдо устриц как на обильный обед и ничего большего не желал бы. Мы едим теперь слишком много.

Слова доктора навели мистера Файша на его любимую тему.

— Роскошь, — воскликнул он, — да, роскошь — вот проклятие нашего века! Все увеличивающаяся роскошь, концентрация капиталов, легкость, с какой создаются колоссальные богатства, — все это погубит нас. Запомните мои слова: все окончится страшным крахом. Я не боюсь сознаться перед вами, герцог, — мои друзья, присутствующие здесь, конечно, знают это, — что я до некоторой степени революционер и социалист. Я твердо убежден, сэр, что наша современная цивилизация окончится величайшим социальным переворотом… Запомните, что я говорю, — здесь голос мистера Файша сделался особенно выразительным, — окончится величайшим социальным переворотом. Некоторые из нас, может быть, не доживут до него, но вы, например, Ферлонг, как самый молодой, безусловно, увидите его своими глазами.

Однако мистер Файш недооценил серьезность положения, так как и ему, и всем его собеседникам суждено было увидеть катастрофу собственными глазами.

Как раз в тот момент, когда мистер Файш болтал о социальной катастрофе и, сверкая глазами, объяснял, что эта Катастрофа неизбежна, она действительно наступила; и надо же было, чтобы она разразилась не в каком-либо другом из бесчисленных уголков земного шара, а именно здесь, в кабинете Мавзолей-клуба! Старший лакей с мрачным видом вошел в комнату и, наклонившись над спинкой кресла мистера Файша, стал шепотом докладывать ему о случившемся.

— Мерзавцы, негодяи! — цедил сквозь зубы мистер Файш, откинувшись в негодовании на спинку кресла, — Бастовать в нашем клубе! Какая наглость!

— Ужасно печально, сэр! Я не хотел говорить вам. Все надеялся, что мне удастся получить помощь из других мест, но, кажется, сэр, во всех отелях происходит одно и тo же.

— Вы хотите сказать, — спросил мистер Файш, медленно произнося слова, — что обеда не будет?

— Ужасно, сэр, — простонал старший лакей, — но оказывается, что повар и не начинал готовить его. Кроме того, что подано на стол, ничего нет.

Итак, социальная катастрофа наступила.

Мистер Файш сидел молча, со сжатыми кулаками. Доктор Бумер, с изменившимся лицом, сосредоточенно смотрел на пустые устричные раковины, возможно думая о своих студенческих годах. Герцог скорбел о разбитых надеждах на сто тысяч фунтов, о которых он намеревался заговорить за вторым бокалом шампанского (увы, шампанскому не суждено было появиться на столе!). Но, верный себе, герцог прежде всего подумал о соблюдении вежливости и стал бормотать что-то о том, что он готов пригласить всех к себе в отель. Впрочем, стоит ли распространяться о печальных подробностях обеда, которому не суждено было состояться?!

План мистера Файша лопнул: он был слишком тонким дельцом, чтобы допустить, что денежные дела могут решаться за столом какого-либо второразрядного ресторана или на пустой желудок в стенах покинутого прислугой клуба. Нужно начинать сначала. Надо ждать нового случая.

Обеденная компания распалась.

Герцог на фыркающем автомобиле покатил к сверкающей колоннаде Гран-Палавера, где тоже не было ни прислуги, ни обеда.

Настоятель церкви св. Асафа побрел к себе, мечтая о съестных запасах, хранившихся у него в кладовой.

А мистер Файш и доктор Бумер направились домой по Плутория-авеню, усаженной вязами. Они не прошли и половины расстояния, как доктор Бумер начал толковать о герцоге.

— Милейший человек, — заявил он, — очаровательный. Мне очень жаль его.

— Не больше, чем каждого из нас, — буркнул мистер Файш, который находился в самом кислом, а потому и ультрадемократическом настроении. — Не надо быть герцогом для того, чтобы иметь желудок.

— Ну, ну, — сказал президент, — я говорю вовсе не об этом. Совсем не об этом. Я имею в виду его финансовое положение. Такой старинный род и такое стесненное положение!

Дело в том, что для археолога типа Бумера разорение древнейшего рода не могло остаться тайной.

Мистер Файш остановился, как вкопанный.

— Его финансовое положение, говорите вы?

— Ну да, — ответил доктор Бумер, — я был уверен, что оно вам известно. Дюльгеймы, безусловно, разорены. Герцог вынужден закладывать свои имения. Предполагаю, что он и в Америку приехал только для того,

Мистер Файш, будучи биржевиком, привык действовать с молниеносной быстротой.

— Один Момент, — воскликнул он, — мы, кажется, находимся перед вашим домом! Можно мне воспользоваться вашим телефоном? Мне нужно позвонить Баулдеру.

Две минуты спустя мистер Файш уже говорил в трубку:

— Это вы, Баулдер? Я искал вас сегодня целый день: хотел вас познакомить с герцогом Дюльгеймским, который неожиданно приехал сюда из Нью-Йорка; думаю, вы рады будете представиться ему. Я собирался предложить вам пообедать с нами в клубе. Но в клубе все перевернулось вверх ногами, лакеи забастовали и тому подобная мерзость. В Палавере, как я слышал, происходит то же самое… Может быть, вы…

Мистер Файш замолчал, прислушиваясь на минуту, а затем продолжал:

— О, да, да, прелестная идея, очень мило с вашей стороны! Пожалуйста, пришлите ваш автомобиль в отель и пригласите герцога к себе на обед. Нет, я не могу присоединиться к вам. Спасибо! Очень мило! Прощайте.

Через несколько минут мотор мистера Баулдера мчался по Плутория-авеню к Гран-Палаверу.

Что произошло в этот вечер между мистером Баулдером и герцогом — покрыто мраком неизвестности.

Во всяком случае, не подлежит сомнению, что мистер Файш громко расхохотался, когда на следующий день за завтраком прочел в одной из газет заметку:

«Мы узнали, что герцог Дюльгеймский, который на короткое время посетил наш город, уезжает сегодня утром вместе с Асмодеем Баулдером в Висконсинские леса. Мистер Баулдер желает познакомить герцога, завзятого спортсмена, с охотой на американских волков».

В спальном отделении пульмановского вагона герцог мчался на северо-восток; весь вагон был набит двухствольными нарезными винтовками, большими кожаными охотничьими сумками, капканами для волков и еще бог знает чем. Герцог был одет в костюм, сшитый из какого-то необычайно грубого материала, должно быть из крокодиловой кожи, и лицо его сияло искренней радостью.

Сидя напротив него, мистер Баулдер время от времени сообщал ему сведения о свирепости лесных американских волков. Но о других волках, гораздо более свирепых, чем лесные, в лапы которых мог попасть в Америке герцог, не говорил ни слова.

Что случилось в Висконсинских лесах, осталось неизвестным, а для Мавзолей-клуба приезд герцога явился только приятным воспоминанием.

Глава вторая

ФИНАНСОВЫЙ МАГ И ВОЛШЕБНИК

В центре города, за главной улицей, на которой расположен Мавзолей-клуб, находится Центральная площадь, где возвышается отель Гран-Палавер. Расстояние, отделяющее его от клуба, очень незначительно, не больше полу-минуты езды на автомобиле, хотя, по совести говоря, и пешком дойти туда нетрудно.

Но здесь, на Центральной площади, нет того спокойствия, какое царит на Плутория-авеню. Здесь неустанно журчат фонтаны, и их музыкальный рокот смешивается со звуками автомобильных рожков и шумом кэбов. Здесь растут настоящие деревья, под которыми на маленьких зеленых скамейках сидит публика, читающая вчерашние газеты; здесь ласкают глаз втиснутые среди асфальта зеленые лужайки. На одной стороне площади стоит высеченная из камня статуя первого губернатора штата, в человеческий рост, а на другой стороне — вылитая из бронзы статуя последнего губернатора, значительно выше человеческого роста.

Естественно, что Центральная площадь с ее деревьями, фонтанами и статуями — одно из наиболее интересных мест в городе. Но главной приманкой служат, конечно, громады отеля Гран-Палавер. В нем пятнадцать этажей, и он тянется вдоль всей площади. Тысяча двести комнат с тремя тысячами окон глядят на деревья, растущие на площади; здесь могла бы поместиться вся армия Джорджа Вашингтона. Даже жители других городов, которые никогда не видели этого отеля, хорошо знакомы с ним по объявлениям; «Самый уютный домашний отель во всей Америке», которыми пестрят все наиболее дорогие журналы и газеты континента. Действительно, главной задачей владельцев Гран-Палавера — и они вовсе не скрывали этого — было стремление придать отелю характер семейного дома с его уютом и спокойствием. В этом обаяние Гран-Палавера. Здесь вы найдете домашний очаг. Вы, конечно, согласитесь с этим, если взглянете на него с площади вечером в тот момент, когда тысяча двести проживающих здесь приезжих зажигают свет, одновременно вспыхивающий в трех тысячах окон. Вы поймете это в «театральное время», когда длинная вереница автомобилей тянется к подъезду Палавера, чтобы развезти по театрам тысячу двести зрителей, заплативших по четыре доллара за место. Но лучше всего вы уясните себе характер Гран-Палавера, когда войдете в его ротонду. Высочайший потолок, усеянный сотнями сверкающих огней; толпы людей волнами движущиеся днем и ночью; шум голосов, который никогда не замирает; и над всем этим висит чарующее облако светло-голубого табачного дыма.