Питер Абрахамс - Живущие в ночи. Чрезвычайное положение Страница 5

Но так или иначе, каковы бы ни были различия в судьбах авторов и их взглядах, оба они показали Южную Африку, оба обратились к одной и той же теме и выразили к ней свое отношение, в сущности, одинаково.

Это и сделало целесообразным издать их романы вместе, под одной обложкой.

Произведения Абрахамса и Рива заставляют задуматься не только над тем, что происходит в Южной Африке. И это очень важно. Ведь некоторые люди преуменьшают опасность расизма. По их мнению, порядки, существующие ныне в ЮАР, падут в самом скором времени — уж очень резко они противоречат всему, что происходит в остальном мире. Разве могут они сохраняться в пашу космическую эпоху — в эру социального прогресса, усиления роли общественного мнения, гласности, печати, демократических институтов?

Но в том-то и дело, что порядки эти продолжают существовать. И в значительной мере потому, что отнюдь не только на Юге Африки до сих пор ощущается тошнотворный запах расизма.

Разве так уж давно Гитлер пытался делить человечество на арийцев и неарийцев и требовал, чтобы миллионы и миллионы неарийцев были уничтожены или лишены права иметь потомство? И значительная часть немецкого народа, одного из самых культурных народов Европы, принимала тогда подобную политику как должное.

В Италии, стране древнейшей культуры, на протяжении двух десятилетий официальной идеологией были расистские вымыслы Муссолини.

Не избежали столь же позорной участи и японцы, один из самых трудолюбивых и талантливых пародов Азии.

И все это происходило всего лишь четыре-пять десятилетий назад, на глазах у живущих сейчас поколений.

Только забыв о том, как недавно это было — с точки зрения истории просто сегодня, — можно считать, будто расистские ужасы Южной Африки находятся в абсолютном противоречии с реальностью других стран.

В самые последние годы вызывает тревогу рост расовой дискриминации в промышленных центрах Англии по отношению к рабочим, приехавшим из азиатских стран в надежде избавиться от нищеты и обеспечить себе хоть какой-то заработок.

Многие африканские студенты в странах Европы жалуются на недоброжелательность: люди не хотят, не дают себе труда понимать их психологию, видят в них лишь что-то отличное от себя и уже за одно это выказывают неприязнь.

О расовых конфликтах в Соединенных Штатах говорил весь мир.

А в молодых государствах Азии и Африки нет-нет да и проявляются попытки самоутверждения с помощью идей о превосходстве над белым человеком. Это, конечно, нельзя ставить на одну доску с расизмом и шовинизмом по отношению к афро-азиатским народам. Но в будущем подобные идеи тоже могут превратиться в серьезную помеху на пути к взаимопониманию между народами разных материков и рас.

Как известно, некоторые западные социологи считают, что эпоха расизма и крайнего национализма лишь наступает, что она еще впереди. С точки зрения таких социологов, опыт Южно-Африканской Республики незаменим для изучения человеческих отношений. Если и считать их мрачные прогнозы безосновательными, все же нельзя не согласиться, что знание южноафриканской действительности помогает многое понять и в других странах.

Романы Абрахамса и Рива дают возможность увидеть в обнаженном виде психику людей, которых эпидемия расизма поразила в своей самой острой форме. Они убедительно показывают, как расизм уродует, калечит душу человека. Каждого. Без исключения.

Вместе с тем в этих романах видишь и то, что противостоит расизму — и в общественных силах и в душах людей.

Да и само появление таких книг — вызов расовым предрассудкам. И вызов государствам, где чрезвычайное положение и чрезвычайные меры отменяются лишь на бумаге, а в жизни утратили свою чрезвычайность только потому, что стали повседневностью.

В июле 1985 года правительство Южно-Африканской Республики снова ввело чрезвычайное положение… Многое вновь напоминает сцены из романа Ричарда Рива. Но обстановка куда более накаленная… Питер Абрахамс и Ричард Рив писали свои романы в ту пору, когда политика апартеида конструировалась и воплощалась в жизнь, сейчас же эта политика — в глубоком кризисе.

Аполлон ДАВИДСОН

Питер Абрахамс

Живущие в ночи

Моим друзьям Уолтеру Сисулу и Нельсону Манделе, а также всем другим, тем, кто схвачен и кто еще на свободе, всем, кто борется против власти ночи.

Действующие лица

Ричард Нкоси — имя, которое носили многие деятели подполья.

Ричард Дубе — художник, он же Ричард Нкоси.

Вестхьюзен — человек, считавшийся белым до того, как власти объявили его цветным. Теперь он зовется Ханс Кэтце.

Сэмми На́йду — руководитель индийского сопротивления в Натале.

Давуд Нанкху — доктор-индиец.

Ди Нанкху — его сестра.

Дики Наяккар и Кисси — домочадцы Нанкху.

Карл Ван Ас — заместитель начальника управления внутренней безопасности в Натале.

Анна де Вет — его секретарша.

Милдред Скотт — директриса женской школы для цветных, любовница Ван Аса.

Д-р Людвиг Снель — начальник управления внутренней безопасности в Натале.

Чиновник из отдела картотек.

Джепи Дю Плесси — главный инспектор Натальского управления уголовного розыска.

Ханс Янсен — инспектор уголовного розыска.

Старик Нанда — богатый коммерсант, индиец.

Молодой Нанда, или Джо, — его сын.

Исаакс — коммивояжер и связной подполья.

Капитан Стиккелунд — моряк, утративший способность верить.

Жители Южно-Африканской Республики.

КНИГА ПЕРВАЯ

Когда подует ветер

Глава первая

Подводная лодка, вспоров черную морскую гладь, всплыла на поверхность, и на мгновение тишину в этом районе мира нарушил странный, непривычный гул. Из воды выступила верхняя часть судна. Через несколько секунд ночное безмолвие опять было нарушено: открылся люк, и на палубе появился человек. Словно спасаясь от погони, он торопливо заковылял к воде, волоча за собой два объемистых свертка. Один из них он бросил в воду, и вскоре можно было смутно различить очертания надувной лодки, второй — швырнул в лодку и сам последовал за ним. С лихорадочной поспешностью он принялся грести прочь от судна. Люк захлопнулся. Негромко застучали, загудели мощные двигатели.

На подводной лодке включили свет. Сурового вида командир взглянул на первого помощника, пожал плечами и с озабоченным видом проговорил:

— Вряд ли этот тип хоть на что-нибудь способен… Подождем еще секунд двадцать и будем погружаться… Ведь у него с собой деньги!

— Сколько?

У командира заблестели глаза.

— Десять, а может, и двадцать тысяч рандов, точно не знаю.

Командир резко повернулся на каблуках и уже на ходу бросил:

— Начинайте погружение — и как можно скорее прочь из этого проклятого места. — Но, прежде чем уйти, остановился в дверях и испытующе посмотрел на помощника. — Вы представитель службы безопасности на корабле. Надеюсь, вы позаботились о том, чтобы наш пассажир не узнал названия судна. Этот джентльмен, если на него как следует нажмут, все выболтает, а я боюсь, что он как раз из тех, кто непременно попадет в руки полиции.

«Проклятье!» — выругался про себя первый помощник. Руководя погружением, он лихорадочно перебирал в памяти события, начиная с того самого момента, когда три дня назад у берегов Восточной Африки на борт подводной лодки был принят пассажир с завязанными глазами. Эти воспоминания несколько успокоили его. И все же никогда нельзя быть уверенным до конца. Любая мелочь может оказаться ключом к раскрытию тайны: клочок бумаги с адресом, пустая коробка из-под сигарет, этикетка на бутылке. А такие острые наблюдательные глаза, как у этого тихого и сдержанного человечка, первому помощнику не часто доводилось видеть. Как только закончится погружение, надо будет внимательно осмотреть его каюту. Этот сморчок не похож ни на революционера, ни на шпиона. И к тому же при нем были деньги.

От погружающегося судна пошли такие волны, что маленькая надувная лодка едва не опрокинулась. Человек отчаянно бранился, изо всех сил стараясь удержать ее в равновесии. И все же где-то в глубине души он испытывал облегчение оттого, что вырвался из этой тюрьмы. Он с ненавистью вспоминал каждую минуту, проведенную на подводной лодке. Сознавать, что за тобой постоянно следят, и не видеть никого, кроме командира и его первого помощника. У себя в каюте он нарочно оставил два наброска, пусть знают, что его не обмануло их мнимое простодушие.