Татьяна Соломатина - Отойти в сторону и посмотреть Страница 5

Нельзя ждать!

Нельзя умирать!

…Снова площадка.

Леопарды шквалов, уже не скрываясь, с рычанием бросаются на вершину. Ночь – эта «бутафорская» ночь – тяжёлым камнепадом заваливает последние прорехи света в пространстве.

В посёлке светятся окна, террасы и фонари. Кажется, даже продираются сквозь ветер какие-то звуки. Уютные, радостные, домашние…

Ещё холодает. Это плохо. Очень плохо. Наверное, с внутренних равнин пришёл циклон. Только бы не дождь! Звёзд не видно. Всё вокруг заливает чернотой…

Если пойдёт дождь – конец! Если пойдёт дождь…

Пошёл дождь.

Невидимая морось обволакивает всё вокруг скользкой пылью.

Это последний шанс. Пока тёплый камень ещё в состоянии впитывать и испарять влагу.

Снова у «точки невозврата». За ней – бесконечное трёхсантиметровое падение в бездну… А вдруг «полка» скользкая?.. Только бы ноги не испугались «удара»! И руки… Не скрести пальцами. Непроизвольное неконтролируемое сокращение даже самой маленькой мышцы может откинуть от стены. И тогда действительно бесконечный полёт. Куда?.. В прошлое? Будущее?.. Плевать! Наплевать на всё! Как всему наплевать на тебя! Даже морю! Присылать «гонцов»… Глупость какая! Зачем?! Если не осталось больше ничего…

Бездумно, безвольно в отчаянную черноту ночи ведёт тебя твоё стремление.

Пальцы разжимаются…

Знакомый свист за спиной. Мелькают чуть склонённая вбок маленькая головка и круглый немигающий глаз: «Почему? Почему? Почему?»

Падение…

Необъятный. Распространяющийся во все стороны вселенной шелест пуховых перин… Приятное тепло в основании шеи. Как касание… Так отец, думая, что ты спишь, обхватывает затылок своей огромной ладонью…

Падение…

Абсолютная тишина.

Идеально белая матовая колонна. Верхняя часть неровно сломана и выглядит как надкушенный бисквит. Орёл красиво парит вокруг, описывая круги в одной плоскости. Он имеет что-то общее с колонной и пространством…

Тридцать девять секунд полёта…

Падение…

Тьма клубами заволакивает колонну.

Орёл стремительно увеличивается в размерах, налетает. Его бездонный глаз без зрачка закрывает собой всё…

На миг вспыхивает полосками далёких огней ночь.

На границе всего слышен оглушающе пронзительный крик…

Парение…

(… – Ну, что ты с ней будешь делать! Окна все нараспашку! Теперь полночи комаров выгонять!

– Тише. Разбудишь.

– Как же, спит она!.. Правда, спит. Странно… Лоб горячий! Закрой окна, что ты стоишь! Может, разбудить – таблетку дать или…

– Не надо. Раз спит – значит, всё нормально…

– У тебя всегда всё нормально! … Что тут под ногами, не пойму?..

– Перья. И здесь, на подоконнике – тоже…

– Слава Богу! Хоть на море была, а не по своим верхотурам карабкалась. Это ты её разбаловал! Учишь не пойми чему, а у меня уже нервов не хватает каждый день думать, вдруг сорвётся или…

– Странно. Зачем ей столько перьев? И на море вроде не собиралась…

– Охотником теперь твоя дочь заделалась! На чаек! Господи, если она ещё что-нибудь выдумает, я с ума сойду! Может, всё-таки разбудить?..

– Нет. Накрой лучше. Если простыла – за ночь с потом всё выйдет.

– Вот и будешь сам к ней всю ночь бегать – накрывать, лекарь доморощенный!

– А мы что, жить сегодня торопимся?

– Знаешь что!..

– Знаю, знаю. Всё знаю. Пойдём на улицу, по стаканчику.

– Холодно… Эта сикилявка, небось, до ночи торчала в своих «пиратских бухтах» – и вот результат!

– Я тебе одеяло захвачу. Пойдём. Пусть спит. Завтра с ней поговорю.

– Ты бы лучше «поговорил», чтобы оторвой не росла! И не болталась по вечерам в одной курточке в такой…

ветер

Годом позже случилось что-то невероятное.

Тот самый «больной Вовка» – для друзей Макс – был как раз самый что ни на есть здоровый. Высокий, широкоплечий. Это он читал «оригинального» Чейза, заводил всех на «пульку»[2], обожал охоту, рыбалку и «разведки». Геолог. Не из тех, что «поближе к тушёнке держатся», как говорит отец, а настоящий.

Будучи научным руководителем по изысканию чего-то там в недрах необъятной родины, он каждый год возглавлял партию «отпетых камеральщиков», в компании которых и проводил с удовольствием время своей необузданной жизни то на берегах Подкаменной Тунгуски, то среди Кызылкумских барханов. Его знаменитое «Кто не пил с нами – должен ещё доказать свою порядочность!» – стало не просто притчей во языцех разношёрстных компаний, но и в своём роде кредо и даже гимном крепких, живущих, работающих и выпивающих в своё удовольствие мужчин…

В общем, долго сказка сказывается, да быстро дело сделалось.

Когда Макс – Владимир Максимович – предложил кое-кому из своих друзей – в том числе и отцу – разделить очередные «тяготы и лишения» полевой жизни в виде свадьбы его ташкентского друга, рыбалки на Балхаше и ещё всякого разного «по дороге», уговаривать никого не пришлось. Отец вообще «на подъём» никогда не задерживался. Мама поворчала, конечно, для порядка, мол, куда?! Ты – здоровый взрослый мужик, а она – девочка, за тридевять земель, мужская компания, и всё такое. Но вольный дух странствий – это вам не какая-нибудь там вшивая героиновая зависимость. Чтобы остановить – надо убить. А убивать мама никого не хотела. Так что… Хватай мешки – вокзал отходит! В смысле, аэропорт. Следующая остановка – Ташкент. База геолого-разведочной партии и…

Гамак меж двух стволов огромного грецкого ореха. Гора арбузов. Крепкие и умные мужчины, которым и хочешь в чём-то помочь – да не успеваешь. Арыки. Любящие лукавые глаза отца. Казан плова на свадьбе в двух кварталах от базы. В такой, наверное, Царь Горох и прыгал, когда хотел омолодиться. Туда с десяток этих царей влезло бы, и крышка бы закрылась. А что за пряный дух! Не от плова. Нет. От него, конечно, тоже… От всего!

От сазанов и толстолобиков на рыбном базаре, «распятых», как телята. От сахарной сердцевины арбуза, сорванного прямо на бахче и сломанного отцом об колено, – «остальное не ешь, здесь так не принято». От сухой с виду, но такой живородящей земли виноградников и персиковых садов. От ковров в чайханах, где мужчины разливают водку в пиалы из фарфоровых чайников. От сочащегося битумом асфальта. От брезентового тента на биваке. От раскалённых скатов шестьдесят шестого. От блинов, которые на сорокаградусной жаре на костре жарят все по очереди, потому что «кое-кто» забыл погрузить на базе газовый баллон…

Первый переезд. Ахангаранская долина. Какое-то крупное месторождение[3]… Ангрен.

Отец говорит, что на староперсидском языке это означает – Долина Смерти. «Наверняка здесь в древности из-за выхода на поверхность угольных газов гибло много путешественников по Шёлковому пути. Долина уютная. Останавливались передохнуть, а поутру просыпались не все», – тут же добавляет Владимир Максимович.

Всё-таки умные и образованные мужчины – это вещь!

Когда всё, что ты знаешь о «крупных месторождениях», – это «условные обозначения» в атласах на уроках географии, то слово «крупные» как-то притирается, бледнеет, сжимается до обычного размера… А вот когда перед тобой открывается картина «кратера», в который когда-то упало что-то не меньше Луны!.. Вот тогда и обретают явный смысл все эти «крупные месторождения», «открытым способом»… А когда при спуске по карьерному серпантину навстречу «шестьдесят шестому» поднимается двухсотдвадцатитонный «БелАЗ»!!! Ощущение такое, что ты сидишь на табуретке посреди взлётной полосы, а на тебя выруливает аэробус! «Шестьдесят шестой» по сравнению с этим моторизированным домом – как детская машинка с педалями из «Детского мира» рядом с «КамАЗом»! Ну, или что-то вроде того…

Мужчины с кем-то разговаривают. Вокруг блеск, пыль, рокот…

Потом сто метров под землю в дребезжащей железной клетке, в касках с фонарями и с тяжёлыми аккумуляторами на лямке через плечо. В норы огромных мышей. «Пища богов» не просто сделала их великанами, но и нарастила железные доспехи. Какие-то клешни, валы, гусеницы… Минотавр умер бы от зависти и унижения, услышав в сводчатых чёрных коридорах их рык… «Никуда не отходи!»

Никуда не отходить!

Сто метров в бассейне – кролем – на двадцать вдохов. А тут каждый метр над головой давит. Какой там отходить! Боишься дышать… Необъятное, чёрное, тяжёлое и прекрасное Царство Земли! Господи! Да заплутать в керченских или одесских катакомбах было бы за счастье!

И снова солнце! Алчное и дарящее. Снежные шапки пиков Чаткальского хребта… И ты уже не веришь в царство Аида, планомерно изучаемое железными клешнями машин где-то глубоко под твоими ногами.

Немного печенья. Холодный чай из обшитой толстым войлоком армейской фляги… Макс подарил. «Пользуйся, я себе ещё сделаю. С утра в воду клади, чтобы войлок пропитался, и на солнце не оставляй. Всегда будет прохладный чай, поняла?..»