Эльвира Барякина - Ж… замечательных людей Страница 5

На деревенской сходке долго судили и рядили. Тысяча долларов – неприподъемная сумма. Но если всем скинуться, если Жао клянется памятью предков вернуть деньги с процентами и, если что, помочь землякам перебраться в Америку, то тогда…

Путешествие заняло два года. Сначала пешком через границу в Россию. Жао помнил, как чуть не поседел от ужаса, когда их поймали люди в форме. Проводник бойко залопотал с ними по-русски, сунул в руку пакет с белым порошком – на том и расстались. Поезда, ночевки на вокзалах, драки с местными… Наконец добрались до Москвы, холодной, растрепанной, сердитой. Жао две недели торговал на рынке, – ни слова не понимая по-русски. Хозяева показали ему, как выглядят московские деньги и сколько их нужно брать в обмен на красивые сумки, сшитые из кусочков кожи.

Потом Жао посадили на самолет и отвезли в Испанию – абсолютно легально. Сопровождающая девушка, смеясь, рассказывала, что испанские китайцы бессмертны: документы умерших переходят по наследству живым. Полиция никогда не придирается – для нее все китайцы на одно лицо.

Эмигрантов погрузили в трюм панамского судна, пахнущий рыбой и немытыми людьми. Спали по очереди. Голодали, болели… За короб-лем шла стая акул: тех, кто умирал, выкидывали за борт.

К американскому побережью прибыли ночью. Без огней, без шлюпок велели выпрыгивать за борт. Кто-то утонул, кто-то доплыл. На берегу стоял человек, который велел всем загружаться в фургон.

Три месяца Жао прожил в Нью-Йорке, практически не выходя из кухни большого китайского ресторана. Хозяева были лютые – денег не платили, а тех, кто спрашивал, били по морде.

Однажды к Жао подошел красивый юноша с серьгой в ухе.

– Ну как, долги будем возвращать?

Жао пытался объяснить, что денег ему не дают и уйти из ресторана не разрешают.

Юноша не поверил и обещал кару. Вечером пришли другие молодые люди и сказали, что либо Жао будет делать то, что ему говорят, либо его прирежут, а заодно и тетю Пен, и всех остальных поручителей.

– Пусть они за тебя ответ держат.

Жао поклялся выполнить все, что от него требуется. Через неделю ему дали сумку и велели садиться на автобус дальнего следования.

– Приедешь в Лос-Анджелес, там тебя встретят.

Но в Калифорнии Жао встретили совсем не те, кто нужно. Горластые полицейские заломили ему руки и привезли в участок.

– Как там было хорошо! – с восторгом вспоминал Жао. – Чисто, люди вежливые. Кормили каждый день!

Из тюрьмы его вытаскивал Пол – это было одно из его первых дел. Он уговорил Жао дать показания против хозяев – оказалось, что тот только прикидывался деревенским дурачком, а на самом деле все видел, слышал и подмечал.

В Нью-Йорке были проведены массовые аресты среди китайской мафии, а Жао за сотрудничество с властями получил новое имя, политическое убежище и работу у Пола. Домой, в Китай, было отправлено извещение, что он умер.

Несколько лет назад Пол ездил к тете Пен, привез ей швейную машинку и денег. Вспоминая приемного сына, старушка очень плакала.

Жао установил в доме Пола диктатуру пролетариата. Ему нельзя мешать во время уборки, с ним нельзя не советоваться в делах – будь то покупка ковра или ремонт унитаза. В случае нарушений Папа Жао использует «китайскую месть»: как известно, лучший способ насолить обидчику – повеситься перед его окном. Жао, конечно, не вешается, но ходит с таким видом, будто уже сделал это, причем давно.

Пол только морщится:

– Не могу я его уволить. Мы в ответе за тех, кого приручили.

ВЕЧНЫЙ ЗОВ

1 февраля 2007 г.

Я встретила Эмили около года назад в одном из баров на Сансет-бульваре. Хорошенькая, ясноглазая, она приехала из Вашингтона «погулять» и, узнав, что я дружу с самим Кевином, попросила пристроить ее в Голливуд.

– Я сейчас работаю уборщицей в Капитолии, но это временно, – сказала она. – Мне страсть как надоело всякую хрень за сенаторами подбирать! Вы себе не представляете, что они после себя оставляют: один трусы дамские под кресло засунет, другой сотовый забудет, а там такое записано!

– А ты все слушаешь?

– Ну ведь интересно…

– Эмили, возвращайся в Вашингтон и напиши об этом книгу. Если что – текст мы тебе подредактируем.

Честно говоря, я не верила, что девушка способна на такой труд. Но уже через три месяца Эмили объявилась:

– У меня рукопись готова. Присылать? Текст был безобразным, но настолько

шокирующим, что я тут же позвонила в Нью-Йорк:

– Ребята, у меня на руках скандал. Мне нужен переводчик с детсадовского на английский и много денег. И тогда книга ваша.

Эмили тут же превратилась в женщину-легенду. Оказалось, что прежде чем попасть в Капитолий, она пожила богемной жизнью в Сан-Франциско, где прошла через художников, скульпторов и боксеров.

Когда я попросила сосчитать, сколько у нее было любовников, Эмили потерялась на четвертом десятке.

– Да не помню я остальных! Дело давно было.

Девушке 25 лет. Ей абсолютно все равно с кем, где и когда… У меня есть подозрение, что Эмили просто не умеет отказывать, и когда мужики об этом прознали, она стала пользоваться колоссальным успехом.

Поначалу она немного стеснялась рассказывать о своих любовных похождениях, но PR-менеджер издательства сказал, что разврат – это, наоборот, круто, и теперь Эмили с гордостью носит звание блядуньи.

На презентации было шумно как на перемене. Эмили раздавала автографы и обещала, что ее книга перевернет базовые ценности Америки. И все же я заметила, что женщина-легенда грустила.

Когда к микрофону вышел певец с политическими куплетами, я подсела к ней за столик.

– У тебя что-то случилось?

– Я с бойфрендом поссорилась. Он прочитал книгу и выгнал меня из дома.

– Да наплюй на него! Ты теперь богатая – сними новую квартиру.

– Мне одной спать страшно!

Женщина-легенда заметила за соседним столиком Ника, очень милого составителя пресс-релизов.

– Это кто?

– У него жена беременная.

Взгляд Эмили переместился на рыжебородого телеоператора.

– А это?

– Понятия не имею.

Она подошла к нему и, привстав на цыпочки, довольно громко сказала:

– У тебя есть шанс. Рыжебородый не на шутку испугался.

– Я работаю много…

Он думал смутить женщину-легенду. Наивный!

– Да я не возражаю против работы! – махнула она рукой. – Давай визитку: я тебе позвоню.

При первом удобном случае оператор удрал в туалет.

– Странный… – вздохнула Эмили. – Мардж, у меня к тебе просьба: если я тебе нравлюсь как человек, расскажи обо мне друзьям. А если не нравлюсь, расскажи врагам. Глядишь, я себе нового бойфренда найду.

Вот, рассказываю.

Вечером:

Надо бы познакомить Эмили с Джошем. Хотя нет – Леля, сестра, мне этого не простит.

ИСКУССТВО РИСОВАНИЯ И ЖИВОПИСИ 3 февраля 2007 г.

9 утра. Я, Пол и Ронский стоим на балконе, глядим на океан и строим воскресные планы.

Я тащу Пола на открытие художественной гелереи. Он хочет в гости к Бешеной Козявке – смотреть футбол и резаться в видеоигры. А Рон-ский хочет, чтобы его вывели на улицу.

– Ненавижу галереи… – горюет Пол. – Раньше хоть голых женщин рисовать умели, а сейчас посмотришь на картину – ужас какой-то: зеленый снеговик с треугольными титьками. И подпись «Девушка с грыжей».

Пол долго рассуждает о смысле искусства. Он не понимает Пикассо, черные квадраты и прочий кубизм-минимализм.

– Уж на что Венера у Боттичелли страшная, так ее хоть на стенку повесить можно. А куда твоих кубистов девать?

Я показываю на картину за его спиной. В гостиной над диваном висят два зеленых куба на черном фоне.

– Хочешь, я сюда что-нибудь венерическое повешу?

Пол фыркает. А я смакую подробности: голые бабы придадут его жилищу непередаваемый колорит.

– Гости, конечно, смущаться будут, но это ничего. Не для них повешено.

– Пойдем футбол смотреть… – просит Пол. Но я вхожу в раж. На свете не так много вопросов, в которых я разбираюсь лучше, чем Пол.

– Картина – это не техника исполнения, а идея. Техника может быть любой – даже самой блестящей, но если в произведение не заложена мысль, то это не искусство, а ремесленничество.

Пол поднимает бровь.

– «Черный квадрат» Малевича – это бездна мысли. Так даже я могу нарисовать.

– Нужно быть первым. Великое произведение – это всегда открытие.

– А до Малевича квадратов не было… Как-то не додумался никто.

– Почему же? Монохромные картины писались задолго до Малевича. В 1882 году Поль Билход нарисовал черный прямоугольник и назвал его «Ночная драка негров в подвале». На следующий год Альфонс Алле представил белый прямоугольник – «Малокровные девочки, идущие к первому причастию в снежную бурю». Затем появились «Апоплексические кардиналы, собирающие помидоры на берегу Красного моря».

Пол торжествует:

– Вот видишь! Малевич – плагиатор.