Алексей Мальцев - Призрачно всё... Страница 5

— А вдруг действительно авария? — предположил фельдшер Олег, переворачивая страницу потрепанного детектива. — Или, не дай бог, катастрофа! Темнеет рано, в сумерках всякое случиться может.

Изместьев в полемике не принимал участия, глядя на стекающие по стеклу дождевые капли. Своими проблемами он делиться не привык.

Ему скоро сорок, а он все носится по городу, как подмастерье. Хотелось бы остепениться. Годам к тридцати пяти понял, что его дело — хирургическая косметология. Была мысль в свое время — подавать на хирургический поток. Сейчас бы проспециализировался без проблем, но он — терапевт. Здесь специализации другие. Никуда от этого не деться. Поле деятельности отфлажковано, не выпрыгнешь.

Однокурсники давно в клиниках, диссертации пишут… А он словно не повзрослеет никак. Суетится, суетится.

Предаваться ностальгии помешал звонок сотового.

— Аркаш, вы сейчас должны быть неподалеку от парка Горького, — прошепелявила в трубку Натали, диспетчер подстанции. — Я правильно вас там вычислила?

— Сразу видно, с математикой у тебя было все о'кей. Мы в пробке вообще-то, — уточнил он. — Но парк нам по пути будет. Так что продолжай, Лобачевская ты наша.

— Кома там диабетическая, — без предисловий выпалила Натали. — Вы ближе всех, поэтому загляни обязательно. Кома — твоя! Записал, док?

— Гм, записать-то записал. А что я за это буду иметь? — поинтересовался Аркадий, уловив, что в салоне стоит полная тишина: все прислушиваются к его разговору. Еще бы: конец дежурства все-таки. И подцепить «под занавес» тяжелого больного никому не улыбалось.

— Как всегда, — вздохнула трубка, — чайник браги и пирожок.

— Умеешь ты обрадовать. Лады.

Оглядевшись, он понял, что пробка давно позади, а парк культуры будет минут через пять. И энтузиазма туда заезжать у его бригады не предвидится. Но — работа есть работа.

— Так что там было обещано? — уточнил фельдшер. — Колись, Аркадий Ильич, тут все свои. Поцелуй небось?

— Чайник браги, — заземлил он Олега. — Могу поделиться, кстати. Более того, могу все отдать. Да и мало мне одного поцелуя, посущественней что-нибудь бы. Поворачивай, Пахомыч, в парк культуры. Едем выводить из комы одного паренька. Сахарный диабет, классика, можно сказать.

Сколько пареньков, дедушек и бабушек ему довелось «выводить» из комы за прошедшие годы… Упомнить невозможно. Пространство города невозмутимо бороздили несколько десятков «повторно рожденных», тех, кому Изместьев «завел» остановившееся сердце. Кто-то даже поздравляет открытками в День медицинского работника и в Новый год. Последний праздник — особенно символичен. Можно сказать, роковой день для Изместьева. Признаться честно, побаивается доктор этого дня… Вернее, ночи, боя курантов.

Дело в том, что его самого однажды «завели» фактически под бой курантов, в одну из новогодних ночей. Когда-то, в новогоднюю ночь с восемьдесят четвертого на восемьдесят пятый, он открывал бутылку шампанского, и она выстрелила раньше времени. Пробка угодила ему в открытый глаз… Такие вот встречались бутылки в застойные годы.

Рефлекторно случилась остановка сердца. На его счастье среди гостей оказался доктор, а «скорая» примчалась на редкость быстро. Доктора звали Стефан, он приходился Изместьеву дядей. Именно в ту новогоднюю ночь Аркадий решил стать врачом. Что было, то было, из жизни не вычеркнуть.

Сорт майонеза

На дворе август, а у нее на душе — поздняя осень с заморозками и длинными ночами. Что ж, Ольга Матвеевна, проскочить критический вираж своей жизни «на ура» не удалось, это надо признать. Глупо сейчас округлять глаза, делая вид, что ничего подобного она не слышала никогда. Может, и не слышала, но чувствовала интуитивно. На уровне подкорки, как любил иногда выражаться ее муж. Так сложилась жизнь. А сломать это «сложившееся» не у каждой мужества хватит. Большинство женщин предпочитают двигаться по линии наименьшего сопротивления.

Генриетта, в принципе, никаких Америк для Ольги не открыла. Так, выплеснула то, что сама выучила назубок, как опостылевшую роль. И — отправилась принимать следующую, возможно, такую же горемыку, как и Ольга, а может, еще хуже… Неужто сама Генриетта такая суперправильная, неужто у самой график над кроватью висит?

Спокойно, ровесница, до тебя никому нет дела. Кто-то троллейбус ждет, кто-то такси ловит. Бомжи сосредоточились над мусорным баком, словно шахматисты над доской. Утомленно-упакованная мадам с двойным подбородком вдоль витрины с покупками тащится, свое мешковатое отражение разглядывая. Может, самое главное и не купила… Ей точно наплевать, насколько и у кого внутри что выросло. Это не на носу, дуреха! Миома, миома… Название подошло бы к майонезу. Гм, господа, разрешите вам предложить «высококалорийную миому». К мясу, к макаронным изделиям… Дошутишься, ровесница, не ровен час!

Поворот, проходной двор, клиника. Может, зря она со своими тараканами к нему, Павлику? Вывалит сейчас, огорошит… Надо это ему? Небось пациентов полный коридор. И все — к доктору Ворзонину. Для всех он — доктор Ворзонин, а для нее просто Павел. Хотя между ними ничего не было. Правда!

А могло бы. Еще как! Стоит ей лишь глаза опустить в нужный момент.

Как странно. У нее есть муж, но в своей проблеме Аркадию она не признается даже под страхом смерти. Другие бы — наверное, скорее всего, но не она. Период откровений, «хрущевской оттепели» между ними бесследно прошел. Сейчас — застой, отчуждение. Как-то сложилось так: одно к другому, кирпичик к кирпичику, глядишь — вау, стена покрепче берлинской.

Она пришла со своей болью к Павлу. В принципе, к чужому человеку. В принципе…

Они познакомились больше года назад. Ольга что-то планировала для его психотерапевтического центра… Проект был фактически готов, а они все болтали, болтали. Ольга чувствовала легкость, почти девичью бесшабашность. То, что улетучилось тотчас, стоило ей выйти из кабинета. Может, Ворзонин загипнотизировал ее тогда?

Потом, спустя какое-то время, она обратилась с просьбой пристроить Савелия. У парня была как раз ломка. И опять — легкость, решаемость любых проблем, даже таких тяжелых, как эта. Сына достаточно эффективно пролечили. Хоть и сорвался он вскоре. Он всегда срывался, тут ничего не попишешь.

Сейчас ей кажется, что с Павлом они росли вместе, в одном дворе. Хотя доктор утверждает, что это было в предыдущей жизни. Может, несколько жизней назад. В иную историческую эпоху. Ольга с ним не спорит. Его правоту в подобных вопросах она признала давно.

Он чертовски мудр, этот доктор Ворзонин. Не зря его женщины обожают. Вон какой «малинник» у кабинета. Самый сок приема! Она приблизилась к двери ровно настолько, чтобы посеять панику в стройных рядах поклонниц, но к открытой конфронтации прибегать не стала. Сотовый телефон для чего создан?

— Павел, это я… в коридоре… у твоего кабинета. Надо бы поговорить.

Ни разу еще он не требовал уточнения: кто именно у кабинета, всегда узнавал с первого раза.

Сегодня ей показалось… Только показалось, что в его глазах мелькнуло, пусть на долю секунды, но она прочитала. Разгадала, как ребус. Мужики, в принципе, все одинаковы, и этот психотерапевт с кучей регалий и научных званий — увы, в потоке. Отнюдь не исключение.

Жутко примитивный народ! Нехитрый выбор между сексом и всем остальным. Если перед ними интересная женщина, то весь спектр взаимоотношений с ней тотчас раскалывается на «это» и все остальное. Остальное может быть чем угодно: уборка квартиры, варка борща, совместное конспектирование, работа над презентацией, прыжки с парашютом. В зависимости от пристрастий, уровня или этапа взаимоотношений… Но все это туго напичкано по одну сторону, по другую — только секс. По другую сторону свобода, масса пространства — воображай, фантазируй, оттягивайся. Но — на уровне плоти, с подключением инстинктов, рефлексов и прочей запрограммированной мокроты, как любит выражаться ее муж.

Эх, Ворзонин, Ворзонин… И ты туда же. Запущена цепочка под кодовым названием «как использовать ситуацию». Как сыграть «в одни ворота». Конечно, Ольга пришла сама, на лице все написано. А ты, кобелиное семя, пользуешься. Так пользуйся же, дрянь!

Она не смогла сдержаться, расплакалась. Разревелась по-коровьи. Все, что сдерживало, словно растворилось в тумане, и она дала волю слезам.

Ну почему это — именно ей?! Это наваждение, этот сноп, ворох, лавина?! Почему, почему??? Нет чтобы мимо прошла болезнь эта идиотская! Мало женщин на свете? Других женщин!

Слезы лились рекой, водопадом. Рыдания душили, руки тряслись, как у матерого алкоголика. Но ничего поделать с этим она не могла.

А он-то как хлопотал! Павел Ворзонин, светило отечественной психотерапии, доктор наук. И музыку включил, и валерианку накапал, и вентилятор направил, и на кушетку уложил.