Эдуард Лимонов - Рассказы Страница 5

«Гнусно и скучно», — ответила она коротко и втянула только одну линию, половину одной ноздрей и половину другой. На лице ее появилось выражение довольства. Она легла на спину и стала смотреть в потолок с тем же довольным выражением лица. За все ее щедро раскидываемые передо мной дары (пластиковый мешочек, набитый квайлюдами, она положила на ночной столик у кровати) следовало ее выебать. Но выебать ее так, свежим после кокаина, или покурить? Я с сомнением, осторожно, покосился на нее. Нет, все еще замшевый костюм, истертый и старый, а не желаемая пизда, лежал на спине.

«Ты говорила, что у тебя есть трава?»

«Да-да, есть, — согласилась она. Только тень неудовольствия смутно скользнула по ее лицу. Она встала с кровати и принесла железную коробку и большое кухонное сито. Вывалила содержимое коробки в сито. Я поглядел в сито. Травы хватило бы и на месяц. — Сенсимиллия», — констатировала она равнодушно, называя сорт травы. «Живут же люди!» — подумал я с завистью.

«В Париже такую траву найти трудно, — пожаловался я — С травой вообще плохо. Гашиш».

«Ливанский?» — спросила она.

«Ливанский и афганистанский», — подтвердил я. «А какие цены на кокаин?»

— поинтересовалась она, скручивая для меня джойнт.

«От 500 до 700 франков за грамм».

«Ну почти такие же, как здесь», — удовлетворенно заметила она и выдала мне джойнт, а сама достала из мешочка квайлюд и откатилась в угол кровати. Покурив, и покурив спешно, ибо замечал на себе ее нетерпеливые взгляды, недаром она проглотила столько квайлюдов и только осторожно коснулась кокаина, чтобы, не дай Бог, не вывести себя из квайлюдного чувственного тумана, я протянул к ней руку. Она даже задрожала, когда я сунул руку ей под юбку и погладил ее голый живот, так долго ждала, бедняжка… Когда после десятка минут всевозможных развлечений без члена я наконец медленно (с ней следовало делать это медленно) ввел в нее свой член, она захрипела от радости, и руки и ноги ее одновременно дернулись в сладкой конвульсии. Дернулись и на мгновение застыли. Дело было сделано, хуй был в ней, губы ее пола и волосы ее пола крепко обнимали и обвивались вокруг члена мужчины. «Опять эта сладкая наполненность, — наверное, думала она. — Опять во мне самец. И, значит, я жива. И, следовательно, я опять женщина, и опять молода. Во мне мужчина, и это доказательство».

Так как мы были друг другу совершенно чужие, чувства наши были чистыми и честными. Никакой стеснительности между нами не было, последние остатки неживотности и цивилизованности были уничтожены квайлюдами и травой, и она орала, стонала и рычала, а я с шумом вдыхал воздух, время от времени взглатывая слюну, с похабнейшим шумом, следует сказать. После многочисленных движений и несколько раз сменив позиции, все время чувствуя друг друга, чувствуя любое, мельчайшее движение, мы наконец кончили вместе, хрипя, надуваясь и дергаясь, как две огромные лягушки. Я глубоко вжал ее живот своим пахом в кровать, в последней конвульсии, и там, невидимо, в нее, в глубь ее внутренностей, брызнула моя сперма…

Очнувшись через мгновение, я увидел экран ТВ — и рожу Рода Стюарта. Рожа мистера Стюарта напоминала оголенный, стоячий хуй, по которому, содрогающемуся, течет вниз сперма. Я захохотал.

«Что?» — спросила она, высвобождая себя из-под меня, осторожно, нежно и благодарно. «Род Стюарт похож на член», — сказал я. Она заглянула в ТВ, стоящий в изножье кровати. «Да, ты прав, — расхохоталась она. — Стюарт очень сексуален».

«Похабно сексуален, — добавил я. — Мужчина и женщина одновременно. Старая блядь с хуем».

Она, хохоча, встала и пошла в ванную комнату. Через несколько минут она вернулась оттуда, завернутая в красное кимоно, с полотенцем, от которого исходил пар.

«Дай мне твой член, — потребовала она, улыбаясь. Я послушно повернулся и подставил ей член. — Французская женщина — это не американская женщина, — сказала драг-дилер нравоучительно. — Французская женщина с детства приучена к гигиене и к заботе о мужчине. — Она тщательно протерла мой член горячим полотенцем и унесла полотенце в ванную. — Ты хочешь есть?» — спросила она, появившись опять.

«Да, — согласился я. — Очень».

«Я закажу по телефону еду. Правда, в это время ночи, — она посмотрела на часы, — только китайский ресторан открыт. Ты любишь китайскую еду?»

«До сих пор еще не выработал предпочтений и неприязней, — сказал я. — Да, я люблю и китайскую еду».

Она заказала два блюда креветок, свинину для меня, еще биф и два морских супа. Как женщина разбитная и практичная, она некоторое время поболтала с принимающим заказы китайцем, чему-то засмеялась, повторила заказ опять и вдруг углубилась в беседу о качествах креветок. Я опять поглядел в ТВ, тот же самый канал, что и в жигулинском «охуенном пентхаузе», представлял миру людей рок-энд-ролла. Эвелин закончила разговор о качествах креветок. «Через десять минут, — сообщила она довольно и, погладив меня по голому колену, я сидел в кровати по-турецки, спросила: — Хочешь чего-нибудь?»

«Джойнт», — попросил я. Она послушно стала делать мне джойнт, время от времени посматривая на меня.

«Это было замечательно, — сказала она. — Ты знаешь женщину, Эдуард, ты европейский мужчина. Это было очень-очень хорошо».

«Ты была тоже очень хороша, дорогая, — сказал я и погладил ее по шапке мелких кудрей. — Ты все чувствуешь, с тобой приятно это делать». Она смущенно засмеялась.

«Саша сказал, что у тебя вышло несколько книг во Франции… О чем твои книги?» — спросила она.

«Обо мне. О моей жизни. О моей социальной жизни, и о моей… — я замялся, — …сексуальной жизни».

«Интересно было бы прочесть. У тебя нет с собой твоих книг?»

«Увы, нет. Я уже не вожу с собой по свету свои книги. Я подарю тебе мою американскую книгу, которая только что вышла».

«Правда? — обрадовалась она. — Я куплю у тебя…»

«Зачем? Я тебе подарю. Издательство дает мне какое-то количество книг бесплатно. Как автору…»

«Спасибо, — сказала она. — Только не забудь. Держи джойнт». Я закурил. Почти тотчас же раздался гудок интеркома. Она пошла в кухню и что-то там бормотала в интерком. Я глядел в ТВ, время от времени затягиваясь марихуанным дымом. В ТВ опять был Майкл Джексон в розовой курточке. «Бит ит!» — опять кричал он. На хорошенького Майкла было так сладко смотреть.

Последовал звонок в дверь. Эвелин вышла из кухни со свертком в руке и отворила дверь, впрочем, не снимая массивной цепочки. Эвелин просунула сверток в образовавшуюся щель, и я увидел, что сверток взяла чья-то рука. Другая рука, пальцы были смуглые и длинные, дала другой сверток, поменьше, Эвелин. Оказывается, это не был деливери-китаец. Я решил не размышлять на тему, кто это был, я решил в это дело не входить. Я опять с удовольствием поглядел на тоненькую фигурку Майкла Джексона на экране ТВ. Очевидно, Майкл нравится не только мне. Второй раз за эти сутки показывают Майкла. Я докурил джойнт и полностью растворился в атмосфере хорошо схореографированной балетной драки.

Снова взвыл интерком, но на сей раз, когда несколько минут спустя Эвелин открыла двери широко, в дверях появился китаец с большим грубым пакетом. Эвелин заплатила китайцу, и тот ушел, с удовольствием опустив свой чаевой доллар в заветный задний карман черных штанов.

Эвелин поместила еду на большой поднос и поставила поднос на кровать. Мы начали с супа.

После китайской пищи и нескольких банок пива я ебал ее, а по ТВ показывали старую музыкальную комедию. Черно-белую. Мелькало личико юной Мэрилин Монро, она не была еще даже в главной роли. Я чуть повернул мою женщину на кровати, взяв ее для этого за мягкую жопу обеими руками так, чтобы мне было видно сладкую Мэрилин, и принялся ебать кого-то из них, обильно награждая это существо длинными пенальными движениями члена в нее и из нее, в нее и из нее… Чуть позже, когда началась скучная сцена, все участники которой были мясистые глупые мужчины в шляпах и при галстуках, в двубортных костюмах, я вынул мой член из существа и, приблизив свою физиономию к ее пизде, некоторое время вглядывался в затекшее липкое месиво складок и поверхностей и редких блондинистых волос. Затем я вернулся на мягкий живот существа, опять ввел в нее свой расслабившийся было член и стал ебать ее длинными, заставляющими ее напрягать живот все сильнее, движениями. По степени напряжения живота я чувствовал, что мой драг-дилер находится всего в нескольких минутах, или секундах, или сантиметрах от оргазма. И верно, чуть позже она затряслась подо мной и вонзилась когтями мне в спину…

Я не помню, сколько раз я выебал ее в эту ночь. Много. Мы все время жрали квайлюды, чтобы не позволить искусственному возбуждению выветриться из наших тел и вдруг превратить эту пещеру страстей в обыкновенную бруклинскую квартиру старой полуфранцуженки-полуеврейки. Я не знаю, каким она представляла себе меня. Я имею наглость верить в то, что она не выдумывала меня, а воспринимала меня тем, кем я и был, — писателем, живущим в любезном ее сердцу Париже, интересным для нее незнакомцем. Мы были, я думаю, одного возраста, но ей не нужен был Лимонов моложе того, который лежал с нею в постели. Ее сексуальный восторг был по поводу меня, она с удовольствием ебалась именно со мной. Я же с помощью марихуаны воображал не ее… кого-то… ну хотя бы на десять лет моложе.