Аравинд Адига - От убийства до убийства Страница 5

– Прошу, – с преувеличенным радушием произнес Аббаси.

Чиновник взял тот стакан, что оказался ближе к нему, пригубил виски, облизнулся. Затем медленными глотками выпил все до дна и вернул стакан на поднос.

– Настоящий мужской напиток.

Аббаси иронически улыбнулся.

Чиновник сложил на брюхе ладони.

– Пятьсот, – сказал он. – Пятьсот рупий.

Аббаси был человеком невысокого роста, с седыми прядями в бороде, которую он не красил, как делали многие пожилые мужчины Киттура, ибо полагал, что седина придает ему вид человека проницательного, а это было отнюдь не лишним, поскольку он знал, что приобрел у знакомых репутацию существа простоватого, подверженного систематическим приступам идеализма.

От предков своих, обслуживавших в Хайдерабаде Дворец приемов, Аббаси унаследовал изысканную учтивость и благородство манер, которые приспособил к особенностям двадцатого столетия, добавив к ним толику сарказма и пародии на себя самого.

Он сложил ладони в индуистском намасте, низко склонился перед чиновником:

– Сахиб, вы же знаете, мы только что снова открыли нашу фабрику. Понесли большие расходы. Если бы вы могли проявить некоторую…

– Пятьсот. Пятьсот рупий.

Чиновник развернул стакан эмблемой «Эйр Индия» к себе, вгляделся в нее одним глазом, как если бы некая малая часть его души стеснялась того, что он делает. Потом поднес пальцы ко рту и сказал:

– И в наши дни, мистер Аббаси, человеку тоже нужно чем-то кормиться. А цены растут с такой быстротой. После смерти госпожи Ганди эта страна начала разваливаться на куски.

Аббаси закрыл глаза. Потом подошел к письменному столу, выдвинул ящик, достал из него пачку банкнот, пересчитал их и положил деньги перед чиновником. Толстяк тоже пересчитал их, купюра за купюрой, облизывая ради каждой указательный палец, достал из кармана брюк синюю круглую резинку и дважды обвил ею банкноты.

Однако Аббаси знал: испытания его на этом не закончились.

– Сахиб, на нашей фабрике существует традиция – не отпускать без подарка ни одного гостя.

Он позвонил в колокольчик, и в кабинет мгновенно вошел, держа в руках рубашку, Уммар, его управляющий. Все это время Уммар ждал за дверью.

Чиновник вынул белую рубашку из картонной коробки, осмотрел ее вышивку: золотого дракона с уходящим на спину рубашки хвостом.

– Великолепно.

– Мы поставляем их в Соединенные Штаты. Эти рубашки носят профессиональные танцоры, исполняющие то, что там называют «показательными танцами». Они надевают их и кружат под красными фонарями дискотек.

Аббаси положил ладони на голову и закружился, непристойно подергивая бедрами и ягодицами; чиновник взирал на него похотливыми глазками.

Затем он хлопнул в ладоши и сказал:

– Станцуйте для меня еще раз, Аббаси.

После чего поднес рубашку к носу и трижды втянул ноздрями воздух.

– Этот узор… – чиновник провел толстым пальцем по очертаниям дракона, – он прекрасен.

– Из-за него-то я и закрыл фабрику, – сказал Аббаси. – Чтобы вышить такого дракона, требуется очень кропотливая работа. У белошвеек, которые ее исполняют, портится зрение. Однажды мне указали на это, и я подумал: мне же не хочется держать перед Аллахом ответ за поврежденные глаза моих работниц. И потому я сказал им: расходитесь по домам – и закрыл фабрику.

Чиновник иронически улыбнулся. Вот и еще один муслим из тех, что глушат виски и через слово поминают Аллаха.

Он вернул рубашку в коробку, сунул ее под мышку.

– Почему же тогда вы снова открыли фабрику?

Аббаси сложил пальцы в щепоть и поднес их ко рту:

– Человеку нужно чем-то кормиться.

Они вместе спустились по лестнице, Уммар следовал за ними, держась тремя ступеньками выше. Когда они достигли первого этажа, чиновник заметил справа от себя темный проход. И свернул в него. В тускло освещенном помещении сидели, держа на коленях белые рубашки, женщины, вышивавшие, стежок за стежком, драконов. Чиновнику захотелось увидеть побольше, и Аббаси сказал:

– Так войдите внутрь, сахиб. Я подожду вас здесь.

Он отвернулся и стоял, глядя в стену, ожидая, когда Уммар проведет чиновника по цеху, познакомит с двумя-тремя работницами и выведет наружу. Прежде чем уехать, чиновник протянул Аббаси руку.

«Не стоило мне прикасаться к нему», – подумал Аббаси, как только закрыл за чиновником дверь.

В шесть вечера, через полчаса после того, как белошвейки покинули цех, Аббаси запер фабрику, уселся в свой «Амбассадор» и покатил из Гавани в Киттур; думать сейчас он мог лишь об одном.

О коррупции. В этой стране ей не было видно ни конца ни края. За последние четыре месяца – с тех самых пор, как он решил снова открыть фабрику, – ему пришлось заплатить: служащему Управления электроснабжения; служащему Управления водоснабжения; половине служащих киттурской Службы сбора подоходных налогов; шести разным чиновникам Телефонного управления; служащему Комиссии по земельному налогу киттурского городского совета; санитарному инспектору Комитета здравоохранения штата Карнатака; делегации Всеиндийского профсоюза работников малых предприятий; делегациям киттурской партии Конгресса, киттурской партии «Бхаратия Джаната», киттурской Коммунистической партии и киттурской Мусульманской лиги.

Белый «Амбассадор» поднялся по подъездной дорожке к большому зданию с белыми стенами. По крайней мере четыре раза в неделю Аббаси приезжал в «Канара-Клуб», чтобы поиграть в бильярд на зеленом столе в маленькой комнате с кондиционером и выпить с друзьями. Он обладал точным ударом, однако после второй порции виски рука Аббаси утрачивала обычную твердость, и потому друзья предпочитали играть с ним длинные партии.

– Что тебя гложет, Аббаси? – спросил Сунил Шетти, также владевший в Гавани рубашечной фабрикой. – Уж больно опрометчиво ты сегодня играешь.

– Очередной посетитель из электрического управления. На сей раз – настоящий ублюдок. Темнокожий. Из какой-то низшей касты.

Сунил Шетти сочувственно заурчал. Аббаси ударил по шару и промазал.

В середине партии игрокам пришлось отойти от стола, чтобы подождать, пока неторопливо пересекавшая комнату мышь не пройдется вдоль стен и не отыщет дырку, в которую можно нырнуть.

Аббаси ударил кулаком по краю стола:

– На что уходят наши членские взносы? Они тут даже полы в чистоте держать не способны! Вконец проворовались.

Высказавшись подобным образом, он уселся спиной к плакату СОБЛЮДАЙТЕ ПРАВИЛА ИГРЫ и, опершись подбородком о кий, стал следить за игроками.

– А ты здорово расстроен, наш Аббаси, – заметил Раманна Падивал, хозяин магазина готовой одежды на Зонтовой улице, слывший лучшим в городе бильярдистом.

Дабы не дать этому мифу укорениться в сознании друзей, Аббаси велел принести всем виски. Игра прервалась, все стояли, прикладываясь к обернутым бумажными салфетками стаканчикам. И, как это водится, первой темой, к которой обратился общий разговор, стало само виски.

– Вы знакомы с человеком, который ходит из дома в дом, предлагая по двадцать рупий за старые картонные коробки из-под красного «Джонни Уокера»? – спросил Аббаси. – Как по-вашему, кому он их потом продает?

Все захохотали.

– Для муслима, Аббаси, ты на редкость наивен, – сказал, отсмеявшись, Падивал, продававший также и подержанные автомобили. – Разумеется, он продает их тем, кто гонит поддельное виски. И потому красный «Джонни Уокер», покупаемый тобой в магазине, это подделка, даже если продается в настоящей бутылке, которую достают из настоящей коробки.

Аббаси медленно заговорил, пальцем описывая в воздухе круги:

– Стало быть, я продаю коробку человеку… который продает ее другому человеку, который гонит эту отраву и продает ее мне? Получается, я сам же себя и надуваю?

Падивал, изумленно взглянув на Сунила Шетти, сказал:

– Для муслима этот человек воистину…

Именно это местные фабриканты и говорили – еще с той поры, как Аббаси закрыл свое производство из-за того, что труд в нем повреждал глаза работниц. Большинство здешних игроков в бильярд владело – или вкладывало в них деньги – фабриками, на которых женщины работали в совершенно одинаковых условиях, и ни одному даже в голову не приходило закрыть хоть одну из них лишь потому, что какая-то работница ослепла.

Сунил Шетти сказал:

– Пару дней назад я прочитал в индийской «Таймс», что, по словам главы «Джонни Уокера», в среднем индийском городке «Красного ярлыка» продают больше, чем его производят во всей Шотландии. Во всем, что касается трех вещей, – и он сосчитал их, загибая пальцы, – черного рынка, подделок и коррупции, мы самые что ни на есть чемпионы мира. Если бы соревнования по ним включили в Олимпийские игры, Индия неизменно получала бы по три золотых, серебряных и бронзовых медали.

После полуночи Аббаси, пошатываясь, вышел из клуба и дал монету охраннику, который поднялся из кресла, чтобы поприветствовать его и помочь усесться в машину.