А. Гливаковский - Самостийная Украина: истоки предательства Страница 5

Такое положение объясняется, во-первых, одаренностью русского народа, его особой способностью к научно-техническому творчеству. Поэтому даже на тех научных и технических направлениях, где велик процент национальных меньшинств, решающие открытия и важнейшие разработки делают именно русские. Во-вторых, национальная интеллигенция республик концентрируется в основном в гуманитарных и выгодных специальностях. Этот перекос заметен даже на Украине и в Белоруссии (преимущественно в западных областях). Для национальной интеллигенции, кроме того, характерен феномен купленных и «блатных» дипломов, в том числе об окончании технических вузов, добываемых исключительно ради престижа, так что множество нацменов по окончании вузов идут на базары, спекулируют или просто лоботрясничают. Те же, кто идет в технику, на производство, это часто лица без связей, влиятельных родственников и денег, что типично, например, для Средней Азии. Эти люди вынуждены и добросовестно учиться, и работать над собой, и интегрироваться в русские или русскоязычные коллективы. Следовательно, не только по своему расселению, но и по своей роли — ведущей — русские (и прежде всего русские Российской Федерации) объективно выступают глазным агентом, главной движущей силой трансформаций в стране.

Другой момент. Настроившись на глубокие реформы, корпус архитекторов перестройки должен был обратить внимание и на ту часть народа, которую перестройка больше всего затронет, по которой она ударит в первую очередь, на тех, кому придется переквалифицироваться, менять место жительства и т.д. То есть подумать о той части населения, которая станет главным объектом отрицательных последствий реформ и в первую очередь понесет их издержки. Опять-таки в силу особенностей исторического развития, в данном случае уже так называемого «советского времени», этой частью населения тоже являются русские. По сравнению с другими народами у них гораздо выше доля традиционного рабочего класса, поскольку русские, с одной стороны, больше всех других раскрестьянились, стали «индустриальным», урбанизованным народом, с другой — последние 20-30 лет коммунистическое руководство страны по разным причинам, в том числе с целью самосохранения, проводило политику сдерживания социального развития русской нации, ограничивая ей доступ к высшему образованию, в аспирантуру, к творческим профессиям. В итоге индустриальные комплексы в Средней Азии, Прибалтике и некоторых других республиках обслуживаются в основном русскими и часто доля лиц коренной национальности в местном рабочем классе составляет ничтожный процент самодеятельного населения. Вместо того чтобы поощрять участие коренного населения в индустриализации своих республик, по крайней мере, наравне с русскими, например, соответствующей политикой цен на сельскохозяйственную продукцию, интернационалистское руководство СССР предпочитало использовать труд русских рабочих, превращая их в коллективный объект эксплуатации местных феодально-коммунистических кланов.

Любое рационально мыслящее правительство, понимающее жизненно важные интересы страны, разрабатывая программу глубоких социально-экономических реформ, обязательно продумало бы вопрос о поддержке и сохранении реальной социальной базы этих реформ, их главного рычага — научно-технической интеллигенции. А она в нашей стране исключительно русская или русскоязычная. Во-вторых, необходимо было обеспечить реальные социальные гарантии и даже социальную защиту главному объекту негативных последствий реформ (безработица, смена специальности, места жительства и др.) — рабочему классу, — а он тоже русский или русскоязычный. Правительство, какое бы оно ни было, никак нельзя обвинить в иррациональности или даже в голом невежестве в перечисленных проблемах. Архитекторы и прорабы перестройки, конечно, знакомые с западной социально-политической литературой (в специзданиях, закрытых переводах и т.д.), прекрасно знали, что основной прирост национального богатства, рост производства, производительности труда в эпоху научно-технической революции дает интеллектуальный труд, трудовая деятельность научно-технической интеллигенции. Это они прекрасно знали. Другое дело, как они понимали интересы страны — их легко, очень легко спутать со своими собственными …

Здравый и честный выбор верхов настоятельно требовал, чтобы всем советским народам было прямо объяснено, что в современную эпоху передовой класс — это научно-техническая интеллигенция, самая образованная и квалифицированная часть общества, сознающая долгосрочные интересы страны. Надо было честно признать, что все после­оенные годы орден коммунистов совершал бессознательную ошибку или сознательное преступление против собственного народа, когда ввел на поступление интеллигенции в свои ряды процентную норму. Нужно было обратиться к рабочему классу и честно сказать все как есть. Что он никакой не гегемон, и последние 20-30 лет особенно — это ему так льстили, чтобы и дальше оставалась у власти олигархия бездарностей, серостей и льстецов. Что на Западе численность рабочего класса неуклонно сокращается и, кроме того, до двух третей тамошних «работяг» — это негры, мексиканцы, арабы, турки и т.д. Что русский рабочий класс, если он не хочет превратиться в разновидность негров в собственной стране, должен учиться и учить своих детей. Правительство должно было как можно скорее разработать специальную программу социальной адаптации и трансформации рабочего класса превращения его в новый класс инженерно-технических работников —этот процесс стихийно совершается на Западе и в Японии в последние 20-30 лет. Это было бы также важнейшим делом по преодолению демографического кризиса русского народа — через качественный рост его социального статуса и благосостояния.

Корпус архитекторов перестройки ничего подобного не сделал не пожелал опереться на наиболее передовые слои общества: на научно-техническую интеллигенцию, на инженеров, конструкторов, разработчиков, техников, квалифицированных рабочих — то есть на наиболее здоровую и способную часть русского народа, населения СССР вообще.

Вместо того чтобы поставить научно-техническую интеллигенцию на подобающее ей место в обществе и начать выводить ее из положения полунищего слоя, ей фактически было предложено решать свои профессиональные и материальные проблемы в совместных предприятиях или еще лучше за границей. Тем же, кто не в состоянии этого сделать, в качестве компенсации предлагалось в нищете радоваться демократизации, человеческим правам, свободе и т.д. Характерно, что, хотя с самого начала перестройки открыто был взят курс на капитализацию страны, правительство не удосужилось принять широкой программы подготовки менеджеров и предпринимателей из числа российских научно-технических специалистов, особенно молодежи, которые могли бы положить начало цивилизованному предпринимательскому классу. Вместо этого правительство явно отдавало предпочтение готовым бизнесменам из мира теневого капитала, открыто взяв курс на его легализацию, в частности через кооперативное движение.

Что касается рабочего класса, то ему была с самого начала уготовлена роль негров, овец, которых будут стричь и транснациональные корпорации, и южные теневики, и местные мафиози. Чтобы подсластить пилюлю, средства массовой информации развернули пропагандистскую кампанию, имеющую цель убедить «работяг», что иностранные владельцы будут им платить больше. В России начали гораздо интенсивнее, чем прежде, насаждать обывательский культ «страны чудес» — «Америки без проблем» — государства всеобщего процветания.

В республиках выездные кремлевские эмиссары (А.Н. Яковлев и другие) целиком и полностью бросили научно-техническую интеллигенцию, то есть главным образом русских и русскоязычных, на произвол судьбы, вступив в союз с националистическим руководством (в Прибалтике, Молдавии, некоторых других республиках) или с националистической оппозицией (на Украине и в Белоруссии). Правительство вступило в союз с литературной и художественной националистической богемой, люмпен-интеллигенцией и разного рода неудачниками, страдающими отсутствием иммунитета к реакционно-утопическим идеям, против современных прогрессивных, передовых слоев, которые только и могут двинуть страну вперед. Как понимать этот парадокс?

Понимать можно только так, что план перестройки, разработанный заокеанскими службами, предусматривал предварительное расчленение Советского Союза на множество мелких, политически бессильных государств и регионов. Теоретическую основу перестройки в числе других новомодных западных теорий составляли леворадикальные концепции нового мирового порядка, согласно которым главным механизмом стремительного экономического развития является не национальное государство, а транснациональные агентства — компании, банки, совместные предприятия и т.д. Советское государство (а позднее — Российское), традиционно выполнявшее важнейшую экономико-строительную функцию, стало просто не нужно, более того, оно мешало, и суверенизация республик означала на деле передачу суверенитета из Центра в наднациональные мировые и региональные органы — совещаниям Семерки, Трехсторонней комиссии, Международному валютному фонду, ЕЭС, НАТО и т.д. Транснациональная монополия должна была стать главным агентом экономической модернизации на пространстве, которое раньше было СССР, а еще раньше Россией.