Роман Сенчин - Русские (сборник) Страница 5

«Он не знал, что делать, и бежал, оставляя позади себя огороды и задворки усадеб».

Журналист обратно книгу захлопнул. Зажмурился, в ладони лицо сунул, будто маленький. Страх его взял отчего-то.

«Может, — думает, — и правда убежать».

Пересилил он страх, открыл глаза — нет книги. Пропала.

На скатерти ж будто северное сияние гуляет. А под ним — Райская Москва живёт. Девушки с косами вокруг головы сидят по бульварам, сложив руки на коленях. В метро люди друг другу стихи читают. Фонтаны красным вином бьют.

До утра глядел журналист на скатерть, не мог оторваться.

Вечером после работы опять в кафе пришёл, сел за столик — да, искрится Райская Москва.

Так с тех пор и ходит. Спился совсем, людям в глаза смотреть не может, а ходит.

Чужой же и вправду из посёлка насовсем исчез.

Золотой петушок

В одном посёлке городского типа жил человек — богатый, да больной.

Верней, не жил, а умирать туда переехал. В посёлке ведь и проживать не очень неудобно, и умирать хорошо. На воздухе, посреди птичек.

Уже и не работал он на своё богатство. Деньги в банке держал и процентом кормился.

Вот совсем ему плохо стало. Ноги отнялись, руки скрючились. «Помру сейчас», — думает.

Тут является ему Николай Чудотворец и говорит: «Завтра с утра иди в деревню. Живут там три брата с матерью. Выпроси мать у братьев, посели к себе и ухаживай. Может, и здоровья прибудет».

Утром проснулся человек — вроде отпустило малость. Ходить можно.

Отправился в деревню.

Пришёл. Видит, у самого леса трёхэтажный дом стоит. Первый этаж мраморный, второй гранитный, третий кирпичный. И крыша остренькая, со шпилем.

А рядом конура — не конура, так, сарайчик дощатый, окно в решёточку.

Входит человек в дом — на первом этаже старший брат с женою сидят, борщ из хрустальных тарелок хлебают.

Поднимается на второй этаж — там средний брат с женою сидят, вино из разноцветных бутылок пьют.

Поднимается на третий этаж — там младший брат, холостой, сидит, курит, изо рта дымом фигуры выпускает — то зайца, то белочку.

Спустился человек вниз, говорит старшему брату:

— Здравствуй, хозяин. А не живёт ли с тобою старушка какая?

— Как же нет? — отвечает старший брат. — Мать живёт. У ней дом свой деревянный рядом.

Выходят на крыльцо — а у сарая на брёвнышке бабушка сидит в лохмотьях и тюрю из тазика ест.

— Отдай мне её, — просит человек. — Я её кормить буду.

— Отдать не отдам, — отвечает старший брат. — Живая душа всё ж таки, не мешок картошки. А за деньги продам, пожалуй.

— А много ли стоит она?

— Сто тысяч дашь — мать твоя. Я на шпиль давно хотел петушка золотого прицепить. Вот, повешу.

Человек дал старшему брату сто тысяч и старушку в город увёз.

Домой привёл, одел в чистое и пёстренькое, накормил рыбною котлеткой, кашей с маслом, определил комнату, кровать с периной.

— Будешь, — спрашивает, — жить тут?

— Буду, конечно, добрый человек! Жить буду, Бога за тебя буду каждый день молить, одежду тебе чинить, дом убирать!

— Одежду чинить и дом убирать — для этого другие люди есть. А ты живи да кушай.

Семь лет жила при нём старушка, семь лет молилась в своей комнатке, по вечерам только выходила голубям булочку покрошить. Совсем человек здоровый стал. Ходит, радуется, разве лишь стареет насколько положено.

Вот, заскучала старушка по деревне — дети там всё-таки. Может, и внуков ей родили. Попросилась — отпусти, мол, на недельку.

А он отпускать боится — вдруг, думает, разжалобится старушка, останется с сыновьями.

Поехали вместе.

Приезжают в деревню. Глядь, дома трёхэтажного нету. На том месте, где дом стоял, — яма, в яме болотная жижа пузырится, а по-над жижей золотой петушок туда-сюда скачет без толку и квакает по-лягушачьи.

Поплакала старушка, поплакала, и поехали они обратно в город — жизнь доживать.

Банкомат

В одном посёлке городского типа молодая вдова из частного сектора вышла замуж за банкомат. Отец с матерью было воспротивились, ругали её, говорили, лучше б уж за чечена вышла, чем за металлический ящик, обещали домой не пустить. Но скоро смирились с новым зятем, устойчивым, непьющим, а главное, спокойным.

Домой забрать банкомат молодой вдове не разрешили, потому приходила вдова к нему каждый день в его универсам, садилась рядом на раскладной стульчик, прислонялась легонько плечом и даже о чём-то с ним разговаривала.

Так прожили они месяца полтора. А как-то раз, ранним утром, звонят молодой вдове из универсама и говорят — украли, мол, мужа вашего, приехали четыре амбала на чёрной «Газели» с помятым крылом, вырвали банкомат с корнем, бросили в машину и умчались неизвестно куда.

Сперва кинулась молодая вдова в универсам, да потом думает — зачем? что там не видела? — лучше уж самой мужа искать. Идёт, торопится, а сама отчего-то всё корень его представляет. Вот бы, мечтает, и правда корни у него были, ах же ж.

Вышла из посёлка — три дороги в три стороны расходятся, у перекрёстка тополь стоит, с ветки на ветку дрозды ныряют, щебечут вовсю.

Заплакала молодая вдова и говорит:

— Ох, вы, дроздочки-голубочки, не видали вы чёрную «Газель» с помятым крылом? Она мужа моего увезла, семью мне разбила!

Пожалели её дрозды и отвечают:

— Видали мы чёрную «Газель». Поехала «Газель» налево, по разбитой дороге, через рыжие поля, в нищую глушь.

Побежала молодая вдова налево. Долго бежала, ноги устали, колени подгибаются, а тут опять перекрёсток. Рядом кошка драная сидит, брюхо себе лижет.

Заплакала молодая вдова и говорит:

— Ох, ты, мурочка-красавица, не видала ты чёрную «Газель» с помятым крылом? Она мужа моего увезла, семью мне разбила!

Пожалела её кошка и отвечает:

— Видала я чёрную «Газель». Поехала «Газель» налево, по разбитой дороге, через рыжие поля, в нищую глушь.

Опять повернула налево молодая вдова. А ноги уж совсем не подымаются, и сердце выскакивает. Брела, брела, а как набрела на развилку, как остановилась — так в грязь лицом и упала.

Смотрит, в грязи черви серые ползают бессмысленно туда-сюда. Заплакала молодая вдова и шепчет им:

— Ох, вы, дружочки-червячки, не видали вы чёрную «Газель» с помятым крылом? Она мужа моего увезла, семью мне разбила!

Пожалели её черви и отвечают:

— Видали мы чёрную «Газель». Поехала «Газель» налево, по разбитой дороге, через рыжие поля, в нищую глушь.

Снова потащилась влево молодая вдова, да скоро кончилась дорога на каком-то грязном дворе. Не то двор, не то свалка, ржавчина и гниль, не то человечье хозяйство, не то уж адские вовсе предместья.

Посреди двора стоит чёрная «Газель». Задние двери распахнуты, внутри банкомат лежит, не шевелится.

Бросилась к нему молодая вдова, обняла, расцеловала.

Потом посмотрела наружу. Сидят на брёвнах четыре мужичка. Не то чтоб амбалы, наоборот, худые да поношенные. Глядят на неё смерть как уныло, только всполошённо малость.

— Зачем же вы, — спрашивает молодая вдова, — мужа моего увезли? Или вам семья чужая не дорога, плевать вам на чужую семью?

— Что ты, — отвечают мужички. — Разве мы знали, что он муж твой? Ни ему, ни тебе мы зла не хотели.

А хотели мы в наше агропредприятие мужа твоего председателем назначить. Очень мы бедно живём и голодно. На сухарях да воде, на грибах да на ягодах. Сама видишь. Вот станет твой муж нашим председателем, тогда по-другому заживём. И деньги попрут, и хозяйство наладится. Мы так думаем.

Упросили мужички молодую вдову и мужа оставить, и самой остаться. Обещали ей почёт и уважение, в будний день яичко, а в праздник курочку. Осталась молодая вдова в деревне. Хозяйство там, правда, так и не наладилось, зато было теперь народу кого ругать. А народ, хоть и ругал, яичком и курочкой молодую вдову не обижал. Сама же она стала полотенца вышивать на продажу. Их в город возили, а оттуда чуть ли не в Москву — за красоту и удобство.

Жила она в таком почёте и уважении, пока не приехала из района ревизия по труду. Приехала, потребовала председателя, посмотрела на него, поудивлялась, а потом говорит:

— Интересный, — говорит, — опыт. Надо его развивать на более высоком уровне. Собирайтесь, — обращается к молодой вдове, — завтра все вместе поедем в область. Будем вашего мужа продвигать по партийной линии.

Смутили молодую вдову такие слова, вечером всё ворочалась, заснуть не могла, а как сморило, увидела сон: самой ей положили мужа по партийной линии двигать, линия эта вроде разделительной полосы на шоссе, вдова вперёд по ней мужа пихает, надрывается, а мимо в две стороны иномарки проносятся с синими огнями на крышах, чуть по локтям не бьют.

С утра пошла молодая вдова насчёт сна к соседке, знающей женщине. Та ей говорит, плохой, мол, сон, упирайся, оставайся и мужа не выдавай. Обманут вас в области, попользуются и выкинут обоих.

Да как тут упираться? Упрёшься — небось с милицией придут. Делать нечего, поехали они в город.