Герман Гессе - Книга россказней Страница 5

– Надо же, чтобы судьба привела нас к этаким братьям, – безрадостно произнес Эгидиус. – Не позор ли это, когда из-за монастырских стен вместо хвалы Богу звучат бесовские пляски?

– Да пусть их, – рассуждал Готлиб, – не съедят они нас. Если же ты предпочитаешь провести ночь с волками, я готов.

– Нет, нет! – воскликнул Эгидиус. – Но я скажу им об этом, я разбужу их совесть, чтоб они устыдились и восхвалили Господа, пославшего нас к ним.

– Для начала хорошо бы нам попасть внутрь, милый брат, – урезонил его Готлиб.

И он взял свой посох орехового дерева и стал что есть силы бить по воротам.

Прошло какое-то время, но никто так и не появился. Однако над ними приоткрылось – незаметно для них – маленькое оконце, сквозь которое привратник рассматривал непрошеных гостей. После этого – Готлиб тем временем все испытывал ворота на прочность своим посохом – он преспокойно отправился к аббату и, сообщив, что в ворота стучатся два голодранца, осведомился, следует ли им открыть.

Аббат, бывший любителем увеселений и долгое время не видевший гостей, тут же с нетерпением спросил:

– Это актеры? Небось бродячие жонглеры или музыканты; кого еще в это время может занести в наши края! Ступай и спроси, и, если это жонглеры, впусти и веди их ко мне. Если же это нищенствующие монахи, или ищущие покаяния, или прочие тоскливые ночные твари, делай вид, будто не слышишь, и пусть убираются куда угодно.

Привратник вернулся к воротам, вновь открыл свое маленькое смотровое окошко и прокричал:

– Эй, вы там, кто будете?

– Дружище, – тут же воскликнул Готлиб в ответ, – открой нам, мы устали.

– Вы кто, жонглеры? – продолжал выкрикивать привратник. Однако ветер завывал отчаянно, а привратник был из северных краев и не понимал из всего, что ему говорили странники, даже половины, да и сами они с трудом разбирали его слова.

– Может, вы канатоходцы? – спросил он снова.

Те не поняли, потому как и слова такого прежде не слыхали, и, чтобы положить конец ожиданию, Готлиб крикнул, запрокинув голову:

– Да-да, мы добрые братья, не беспокойтесь и впустите нас!

Привратник впустил их и наблюдал с презрительной жалостью, как бедные странники, измученные, нетвердой походкой, входили под крышу, отирая залитые дождем лица.

Он проводил их в трапезную, где собрались настоятель и братия в нетерпеливом ожидании.

Монахи забавлялись весь вечер, сочиняя новую игру в кости, из-за чего рассорились и угомонились только после потасовки; теперь же, выпив изрядно пива, они были рады, что нашлось новое развлечение.

– Бог в помощь, приятели, – воскликнул настоятель, встречая их, – так вы музыканты и скоморохи, это мне по нраву. Правда, по вашему виду этого не скажешь. Возьмите-ка по кружке пива да по хорошему куску ветчины, тогда и дело пойдет веселее.

Услышав такое обращение, оба монаха сконфузились. Готлиб смущенно молчал и глупо улыбался, Эгидиус же ощутил в себе порыв духа, он торжественно шагнул навстречу настоятелю, вытянул руку и воскликнул резким голосом:

– Увы, братья! Не балаганные шуты мы и не искатели приключений, но посланцы Господа, мы братья ваши и хотим научить вас тому, что завещал нам наш святой наставник. Потому придите в себя, дайте нам еды, а после того предадимся благочестию…

Напрасно тянул его брат Готлиб сзади за рясу. Еще не закончил он свою гремящую речь, как настоятель с красным от гнева лицом подскочил к нему, ударил по вытянутой руке и, толкнув в грудь, закричал:

– Что, собака, прощелыга бездомный! К нам в братья решил набиваться?! Учить нас собираешься? Смотри, как бы я не выбил тебе все зубы, рожа поганая! А теперь вон, эдакие гости нам ни к чему.

Приказ взбешенного настоятеля был выполнен, и не успели закоченевшие пальцы странников отойти в приятном тепле у огня, как их вытолкали взашей и они снова оказались за воротами, захлопнувшимися за ними с громким стуком.

Коль скоро люди различны, так же различно отражаются в них события и вещи. Долгое время спустя, после того как братья Готлиб и Эгидиус расстались, каждый рассказывал эту историю о дурном приеме, оказанном им в монастыре под Оксфордом, по-своему, и неизвестно, кто из них говорил правду.

Брат Готлиб говорил каждый раз, когда речь заходила об этой истории:

– Когда мы вновь оказались на опушке леса, коченея, я тут только сообразил, что настоятель хоть и не о том думал, а все же был не совсем не прав. Ведь наш учитель Франциск и сам порой называл себя жонглером Божиим, и нам надлежало бы принять вызов и сказаться актерами, а затем учтиво и весело объявить о нашем учении. Следовательно, действовали мы неразумно, и поделом нам, что пришлось ночевать в сарае у скотного двора.

А брат Эгидиус рассказывал иное, и рассказ его донесла до нас молва:

– Да я бы лучше провел ночь с волками в лесу, чем вернулся бы под эту крышу. Мы подождали, однако, не охватит ли заблудших раскаяние, и правда, полчаса спустя выбрался из монастыря потихоньку юный монах, огорченный тем, что посланцы Господа в его доме испытали такой дьявольский прием. Он проводил нас в сарай у скотного двора, дал нам сена, и мы там переночевали. Но в ту же ночь привиделся мне сон, и видел я, как Господь Бог вершил суд над теми монахами, и приговорил их к повешению, и случилось так. И когда утром мы пробудились, из всех монахов монастыря в живых остался лишь тот монашек, остальные же лежали в своих постелях мертвые, а на шее у них были отметины от веревки, как у повешенных.

CHAGRIN D'AMOUR (Печаль любви)

В давние времена расположились как-то у Канволе, столицы страны Валуа, лагерем рыцари, разбив множество роскошных шатров. День за днем бушевал турнир, главным призом на котором была рука королевы Херцелоиды, девственной вдовы Кастиса, прекрасной дочери короля Грааля Фримутеля. Среди участников турнира можно было увидеть высоких властителей: английского короля Пендрагона, норвежского короля Лота, короля Арагона, герцога Брабантского, знаменитых графов, рыцарей и славных воинов, таких, как Моргольт и Ривалин; все они перечислены во второй песни «Парцифаля» Вольфрама фон Эшенбаха. Один прибыл за воинской славой, другой – ради прекрасных голубых глаз молодой королевы, большинство же – ради ее богатых и плодородных земель, ее городов и замков.

Помимо многих высоких властителей и именитых героев прибыло туда и целое воинство безымянных рыцарей, отчаянных смельчаков, головорезов и прощелыг без гроша в кармане. У некоторых из них не было даже своей палатки, они пристраивались на ночлег где придется, часто под открытым небом, накрывшись плащом. Лошади их жили на подножном корму, сами же они находили еду и питье за чужим столом, с приглашением или без, и каждый из них надеялся на удачу, если вообще помышлял о том, чтобы поучаствовать в турнире. Надежда была, в сущности, крайне мала, потому что лошади их были никудышные; а на плохом жеребце и самый смелый рыцарь вряд ли чего добьется на турнире. Многие и не думали о том, чтобы биться, а собирались лишь при всем этом присутствовать и по возможности присоединиться ко всеобщему веселью или получить от этого какую-нибудь выгоду. Настроение у всех было хорошее. Каждый день празднества и угощения, то в замке королевы, то у влиятельных и богатых правителей в лагере, и кое-кто из бедных рыцарей радовался тому, что турнирные бои так затянулись. Рыцари выезжали на прогулки, охотились, вели беседы, пили и веселились, наблюдали за боями и при случае пробовали свои силы, лечили раненых лошадей, дивились роскоши великих государей – не упускали ничего и радовались жизни.

Среди бедных и безвестных воинов был один по имени Марсель, пасынок незнатного барона на юге, привлекательный, несколько худощавый молодой рыцарь удачи в скромных доспехах и на слабенькой старой лошадке, которую звали Мелисса. Как и многие, он прибыл удовлетворить любопытство и попытать счастья, да и от всеобщего празднества и благополучия получить немного. Среди равных себе и даже среди некоторых почтенных рыцарей этот Марсель добился кое-какой известности, правда не как воин, а как певец и жонглер, потому что умел сочинять стихи и очень приятно исполнять свои канцоны, играя на лютне. Он чувствовал себя как рыба в воде во всей этой суете, напоминавшей ему большую ярмарку, и не желал ничего большего, кроме того, чтобы удалой воинский лагерь со всеми его увеселениями простоял как можно дольше. Как-то один из его покровителей, герцог Брабантский, пригласил его принять участие в пиршестве, устроенном королевой для избранных рыцарей. Марсель отправился вместе с ним в столицу, в замок; зал сиял великолепием, а чаши и кувшины дарили добрую усладу. Однако бедный юноша покидал веселье с нелегким сердцем. Он увидел королеву Херцелоиду, услышал ее проникновенный волнующий голос и отведал ее нежных взглядов. И теперь сердце его билось любовью к высокородной красавице, нежной и скромной, словно простая юная девушка, но на самом деле вознесенной на недосягаемую высоту.