Владислав Вишневский - Время «Ч» или хроника сбитого предпринимателя Страница 5

ТЭЦ-1 еле дышит. Оборудование старое, изношенное. В любую минуту от угольной пыли может произойти взрыв, в любую!.. Всё и все на пределе. Запасы угля в крае предельно минимальные — то угля нет, то вагонов. Теплотрассы тоже слабые, плюс к этому, огромные теплопотери. Как следствие — в домах холодно. Народ всё время болеет, высок процент невыхода на работу по больничным листам… Люди пишут, требуют, жалуется! Уже и не в горком и крайком, а прямо туда пишут, в Москву, в ЦК!.. Те — мне шею мылят. А что я могу! ТЭЦ-3, с грехом пополам, кое-как, но запустили. Думал, всё, отдохну. Какой там!.. Технология под Нерюнгринский уголь оказывается рассчитана, не подходит. Просмотрели технари засраные, и я просмотрел. Срочно всё нужно переделывать, доводить станцию. А это время. А времени нет, и денег на это тоже. Торопились, дураки!.. А что сделаешь? Меня торопили, и я торопил, все мы торопились — нас же сроки гнали. Двухмиллионный город и без тепла — шутка ли? А нет тепла, нет и строительства… Нет строительства — нет жилья, нет социальной инфраструктуры, а нет инфраструктуры, нет… Всё ж, взаимосвязано!.. Да и Москва торопила.

Нефть, уголь, руда, комплектующие, всё в крае завозное. Всё идёт с колёс. Всё с отставаниями по срокам, со срывами графиков, с бесконечными рекламациями по недопоставкам. Ресурсы края используются не грамотно, не эффективно. Здравоохранение чуть теплится — лекарств не хватает, рождаемость падает, смертность растёт. Экология края, мягко говоря, на пределе. К тому же, постоянные лесные летние пожары всё напрочь выжигают… Беда! Преступность высокая! Народ, спиваясь, бузит. Культура в загоне. Наука, та вообще на уровне анекдота.

Управленческие кадры, куда не глянь, все какие-то гнилые, скользкие, не надёжные. Посмотришь в глаза очередному назначенцу, а у того глаза бегают, прячет он их, бедный, снаружи только одна угодливость… Чёрте что! Как с такими людьми работать, что от них ждать?

Исполнительная власть в крае беззубая, не активная, бабская какая-то. Тасуют свои бумажки туда-сюда, идиоты, тасуют. Комсомол… долбаный помощник, только рапортует. Только и научились, что рапортовать. Засранцы! Сволочи! Разве это работа? Мы разве так работали? Разве так нужно работать? Вот и доработались…

Рушится…

…Рушится всё вокруг, катастрофически рушится. Ведь говорила жена в прошлом году, как в воду глядела: «Уйди, Валерий Иванович, на пенсию, уйди. Пока тебя ещё уважают, ценят — сейчас, как раз время. Вот и ещё один орден получил, куда их столько? Солить что ли? Хватит уже, отдохни. Переехали бы в Москву, почёт тебе бы и уважение, и достойная пенсия. Подлечился бы, мы бы отдохнули, что нам ещё с тобой на старости лет нужно?» Нет, как всегда, не послушал. Запрыгало что-то в груди, заиграло самолюбие: ну как это я уйду на пенсию, как это я отдам Край? Да и кому?.. Такой край, и кому?! Да здесь же без меня никто не справится, я же знаю, конечно, нет! Вот и справился… Как в воду жена глядела. Наверное действительно нужно было послушать её, уйти тогда, бросить всё к чёртовой матери… Гори бы оно всё! И не было бы сейчас головной боли, и не мучился бы сейчас вопросом — что делать?

Что же теперь делать-то, что-о?.. Что-что!.. Конечно, не сдаваться, конечно, бороться. Только бороться. Как с самой большой, нежданной, тяжёлой, заразной болезнью — бедой. Любыми средствами выжечь из края, из страны, эту болезнь. Выстоять, выдержать, и победить. Такое у нас уже бывало. Бывало-бывало, и не раз. И не такое выдерживала Партия, выдерживал и народ. Выстоим и сейчас. Только не опускать руки, не паниковать, как некоторые там, в Москве, не расслабляться, а только наоборот.

Нужно срочно выработать Стратегию, создать План-программу, определить слабые места, выделить, и поставить тактические задачи. Этому нас учить не надо. Тут, шалишь!.. За нами годы, десятилетия международной политической борьбы… А это школа, ещё какая школа. Её недооценивать нельзя, нет. Опыт, это наша огромная сила! У нас есть достойные, подготовленные кадры, у меня они есть — есть свои, верные люди… Ещё всё в наших руках. Все ключевые посты у нас… пока… Да-да, время ещё есть, ещё не поздно. Они, эти крикуны-дерьмократы, ещё в стране никто, просто ветер. А мы! Мы — это сила, мы — аппарат, мы — Партия. Под нами армия, КГБ, МВД, прокуратура, суды, тюрьмы, зоны-лагеря, наконец, да мало ли чего ещё… У нас — система! Си-сте-ма!.. Они ещё пожалеют!.. — уже почти успокаиваясь, ставит точку Первый секретарь. Нужно действовать. Немедленно и решительно. Мы ещё посмотрим, кто-кого!

Растерянности уже почти нет, мысли приобретают стройное направление. Налёт тревоги и грусти на лице правда ещё сохраняются, но это просто тень. В душе появилось давно знакомое, тревожно-бодрящее приятное состояние — как было всегда перед началом решения большой, ответственной партийно-правительственной задачи, и — рациональная собранность.

Таким он себе нравился, таким всегда и был. Опять что-то начать с нуля! разработать! организовать! мобилизовать! выдержать! и — победить. В этом, по сути, и заключалась его обычная, повседневная работа — лидера края. Партийного лидера.

В большой приёмной первого секретаря Крайкома КПСС, пожилая, опрятно одетая и аккуратно причёсанная женщина, его помощник, внутренне замерев, ждала команду хозяина. Она работает с ним уже давно. Знает характер, привычки и наклонности своего руководителя. Свободно ориентируется в его настроении, распорядке, любимых его блюдах. С секундной заминкой, на память, может назвать все или почти все фамилии, имена, отчества, номера служебных и домашних телефонов секретарей, ответственных работников исполкома, руководителей ведущих предприятий, начальников военного округа, управления торговли, здравоохранения… Знает все или почти все их положительные и отрицательные стороны.

У неё очень много нужной, полезной, и просто необходимой для него информации. За долгие годы совместной работы рядом с ним, первым партийным руководителем края, она много знает о партийных и хозяйственных его делах, проблемах и нуждах края. Всегда переживала за него, когда он уезжал в командировку, как в Москву, так и по краю. Она только тогда себя хорошо и спокойно чувствовала, когда он был здесь, рядом с ней. Вернее, когда могла быть рядом с ним, и когда могла быть в любую минуту ему полезной. Он тоже знал о ней практически всё. Позволял, как маме или няньке, по мелочам, ухаживать иногда за собой: пиджак на себе поправить, туфли щёткой почистить, рубашки иной раз погладить, когда не было времени домой съездить, галстуки подобрать. С документами и делопроизводством у неё всегда был абсолютный порядок, всегда всё на месте, всё аккуратно и без ошибок, всегда всё подготовлено, всегда всё вовремя. Он ценил её за это и уважал. Сам секретарь, всегда рано приезжал на работу и поздно уезжал. Она приезжала раньше него и уезжала всегда только после, за ним.

Когда он был в командировке, она ночевала здесь же на работе, а вдруг ему «там» что понадобиться. Так уж повелось. Да и другого, здесь, в Крайкоме, просто быть не могло. Она всегда была для него самым верным и надёжным помощником. Между ними всегда всё было в рамках приличия. Всё в рамках материнской заботы и необходимой уважительной дистанции с её стороны.

Видя сейчас всю эту смутно-горластую, грубо-неуважительную и, страшно сказать (прямо там, внизу под окном Крайкома партии! Ужас!!), явно революционную ситуацию; читая всю эту, с позволения сказать, демократическую прессу; слушая обличительные телевизионные репортажи она теперь страшно терялась в своих оценках и переживала за будущее. Своё будущее её интересовало, конечно, меньше всего. Впервые, за многие, многие годы, она не видела — завтра. И это было страшно!.. В этом мире рушилось всё, и терялась, исчезала её главная жизненная опора. Падал основной её жизненный стержень, скрепляющий, объединяющий, дающий ей силу, веру, мощь — Партия. Та партия, которая была всегда и для всех незыблемой, как могучий Колосс. Этот могучий, незыблемый колосс рушился, сегодня, сейчас, здесь, прямо на её глазах. И даже её умный, всесильный, всезнающий Человек-Бог — единственный, кого она беспредельно ценила и уважала, Первый секретарь Крайкома партии, ничего не мог поделать. «Вчера» этого представить было просто не возможно.

Затаив дыхание, она чутко вслушивалась в абсолютную тишину кабинета первого секретаря Крайкома партии.

В углу приёмной гулко пробили время кабинетные часы. Сегодня их тихий, ровный и спокойный ход не подчёркивали незыблемость и величие времени, величие и могущество самой приёмной, как всей страны, скорее наоборот, раздражали вычурностью и громким нахальным боем.

Маленькое её профессиональное ухищрение — не плотно прикрытая дверь двойного тамбура, отделявшего приёмную от кабинета, позволили Агнессе Николаевне, как обычно, вовремя уловить еле заметный приглушенный шорох у него там, за дверью. Через секунду она молча возникла на пороге его кабинета.