Анатолий Вилинович - Остап Бендер в Крыму Страница 5

— Пристройкин! — воскликнул искатель подводного клада.

— Он, Пристройкин, — растянул свое лицо в улыбку тот. — Вот сняли, перевели вниз вахтером, — отвел в сторону глаза бывший председатель мариупольского отделения ОСВОДа и погладил неизменный шарик своего живота.

— Ну и ну — покачал головой Остап, — столько изменений, — и поднялся в кабинет нового председателя.

Когда вошел, то вторично был удивлен. За столом стоял не кто иной, как отставной капитан Ступин.

— Вот ваш расчетный лист, — сказал он Бендеру улыбаясь во весь рот, как хорошо ему знакомому. Ступин был в униформе морского капитана и спросил немного погодя: — Удивлены? После Пристройкина меня направили сюда, Остап Ибрагимович. — Вот и приказ… — подал он бумагу. — Вы увольняетесь за развал в морклубе «Два якоря»… Но учитывая, что именно вы организовали этот замечательный клуб, я счел возможным потопить этот приказ, не афишировать его, уважаемый товарищ Бендер. Увольняетесь числом после вашего лечения… Так что… — протянул руку новый председатель мариупольского отделения помощи утопающим, отец бывшей квартиросдатчицы Остапа Елены Викторовны.

— Благодарю, товарищ капитан, — ответил крепким рукопожатием Ступину Бендер. — Удачи вам в спасении утопающих, капитан.

— Спасибо, товарищ Бендер, — продолжал улыбаться тот. — Извините, что так… да, там в бухгалтерии мой приказ на оказание вам материальной помощи, уважаемый Остап Ибрагимович.

— Благодарю, очень кстати, — засмеялся Остап.

Взгляд организатора морского клуба «Два якоря» задержался на шкафе, где еще совсем недавно стоял кубок-сирота за перевыполнение плана по сбору членских взносов. Его на полке не было. Остап ухмыльнулся и вышел.

Когда великий организатор после бухгалтерии выходил из здания, Пристройкин угодливо распахнул дверь перед новатором отделения общественности, помогающей утопающим.

На улице его ждали друзья, и Остап им сказал:

— Вот всегда так: я организовываю, а государство пожинает плоды моего творчества.

Привычно расхаживая по веранде, Остап говорил:

— Итак, я посвятил вас в наше предприятие в Симферополе. И это все, детушки-голуби, из тех бумаг, которые мы приобрели у пасечника Стратиона Карповича. Из них следует, что сам пасечник, как и его родитель, были поставщиками меда графскому дому. Вот почему, как я додумываю, в последнее свое посещение графского дома, в девятнадцатом, Стратиону Карповичу и передал управляющий графским домом письмо своему брату Приозерскому. В письме говорится: «Все ценности графа Воронцова надежно спрятаны в тайнике до лучших времен, дорогой брат. Советую и тебе так же сделать…» — держал в руке письмо Остап и изучающее посматривал на своих компаньонов. — Письмо писано на гербовой бумаге, и ему верить можно, камрады.

— А какие ценности в письме указываются, командор? — без энтузиазма спросил Балаганов.

— Перечня нет, друг Шура, но говорится…»… А ценности графские, дорогой брат, как тебе известно, превеликие, и никак не могут идти в сравнение с нашими. Достаточно напомнить тебе о тех золотых предметах, которые были тобой увидены в прошлый твой приезд на отдых…» — Вот какой клад ожидает нас в Крыму, детушки, — сложил пожелтевшую бумагу Бендер.

— Ох, Остап Ибрагимович, не окажется ли это очередным блефом, как и подводный клад? — крутнул свой ус Козлевич.

— Да, если по справедливости, командор. Не остаться ли нам спокойненько жить в Мариуполе? Дом есть, море рядом, курортницы, рыба, фрукты. Можно продолжить коммерцию антиквариатом, — выступил убеждающим тоном Балаганов. — Что нам еще надо?

— Надо? — презрительно взглянул на рыжеголового компаньона Бендер. — А как же наше Рио? Или другой сказочный город, Шура? Мечты в кусты? Ну, нет, камрады, и еще раз, нет. Это не по мне. Я не позволю развеять по ветру обывательщиной свою хрустальную голубую мечту детства и сделаться пижоном.

— Нет, нет, если по справедливости, то и я, командор, разве против, — загорячился Балаганов. — Но после неудачи…

— Какой неудачи? — обвел своими восточными глазами друзей Бендер. — Какой неудачи? Искали — нашли. Энкавэдисты и сами были в неведении. Золото, бриллианты, драгоценности, долбил их источник информации. А оказались мешки негодных бумажек. Так кто виноват?

— Конечно же, не вы, Остап Ибрагимович, — солидно заявил Козлевич, преданно глядя на него.

— Вот именно. Не точная информация у властей, сказалось и на нас, — прошелся по веранде великий искатель сокровищ.

— А если и крымская окажется не точной информацией? — лукаво взглянул на своего беспокойного друга бывший сын лейтенанта Шмидта.

— Все может быть, Шура, все. Но у меня почему-то уверенность, что это дело из ряда вон выходящее. Оно обеспечит нам успех. Что касается дома… — задумался Остап. Он подошел к Козлевичу и погладил за ушками собачку, любимицу «семьи», Звонка, которая уютно устроилась на коленях автомеханика. Затем сказал: — Продавать дом не стоит. Он будет нашей базой здесь, в Мариуполе, куда мы сможем вернуться в случае надобности. А для того, чтобы он был в сохранности, поселим здесь уволенных из морклуба Кутейникова и Мурмураки. А свое жилье они будут сдавать курортникам.

— Оставляем обоих? Или одного из них? — уточнил расчетливый Балаганов.

— Нет, обоих. Так лучше. Один отсутствует, другой дома на хозяйстве. И за Звонком присмотрит, — произнес Козлевич.

— Мы им положим небольшое жалование за труды, — решил Бендер.

— Это можно. Это будет по справедливости, — кивнул Балаганов.

— Вот так и решим, — подвел черту совещания Бендер.

На следующий день вечером перед днем отъезда компаньонов в Крым, бывший начальник морского клуба «Два якоря» и его друзья устроили прощальный банкет в самом лучшем ресторане города.

Присутствовали не только Исидор Кутейников, Савва Мурмураки, но и наставник Бендера по водолазному делу Федор Николаевич Прихода.

Все много ели и пили. Бендер заказал самые лучшие закуски, напитки и блюда к ним. Вечер шел не в прощально-грустном настроении, а в веселом обнадеживающем тонусе.

— Капитан! — воскликнул Козлевич, когда в ресторане начал играть оркестр. — Не возражаете, если я закажу свою любимую музыку?

— Какие могут быть возражения, Адам! Заказывайте, и мы послушаем.

После заказа Козлевич поднял палец, призывая друзей слушать. Оркестр заиграл полонез Огинского. И хотя музыканты исполняли его фальшиво, неискушенным слушателям мелодия понравилась. А когда прозвучали последние аккорды, Адам Казимирович растроганно сказал:

— Это бессмертная музыка, — обвел он взором всех сидящих за столом. И неожиданно воскликнул: — Ой, ще Польска не сгинэла!

Остап, изрядно захмелевший, взглянул на него и подтвердил:

— Не сгинэла… Как и мы не сгинем, Адам, — и поднял наполненную рюмку.

— Не сгинем, капитан! — воскликнул Прихода. Он был в наилучшем настроении. Хотя Бендера и уволили из морского клуба, Приходу, как инструктора по водолазному делу, оставили на службе в ОСВОДе с той же хорошей зарплатой. И он благодарно и преданно посматривал на бывшего своего начальника, а теперь друга. И еще раз провозгласил: — Не сгинем, друзья-товарищи! Будем жить! — и выпил вместе со всеми.

Для его отличного настроения была еще одна причина. Поскольку катер «Алые паруса», при передаче его портом, Бендер оформил непосредственно на свое имя, то он и принадлежал ему. Великий предприниматель оставлял этот катер Приходе для временного пользования. И для того, чтобы с ним на рыбалку могли ходить верные друзья Бендера Савва Мурмураки и Исидор Кутейников.

— Если он нам не понадобится, камрады, — сказал Остап после принятого такого решения своим компаньонам, — то мы выгодно его продадим. В любом морском городе моторный баркас для рыбаков — мечта!

Рано утром, подготовленный к дальней дороге непревзойденным автомехаником Адамом Козлевичем, «майбах» вырулил из своего гаража и помчался к выезду из Мариуполя в сторону Бердянска.

Его провожали Мурмураки и Исидор Кутейников со Звонком на руках. Они стояли на улице и долго махали руками, пока автомобиль с их друзьями-хозяевами не повернул за угол.

Остап был одержим новой идеей. Он развалился на заднем кожаном сидении и, разложив на коленях карту, изучал самый краткий маршрут в Крым. Рядом с ним лежал путеводитель по европейской части России, издания 1913 года.

— Если по справедливости, — говорил Балаганов, — так я счастлив. Едем на мягкой машине навстречу новому делу. По пути будем знакомиться с новыми городами, людьми…

— Людьми, — передразнил его Остап. — Если нужными и полезными, то неплохо, Шура. Но энкавэдисты и огэпэушники тоже относятся к двуногим, именуемым людьми. И подобные им легавые, как вы обычно называете милиционеров.