Том Стоппард - Лорд Малквист и мистер Мун Страница 5

— Ты точно не сидишь на них?

— Да. Возможно, на них сидит Джаспер Джонс. «Мне плевать, мне просто плевать».

Бомба уютно, словно рождественский пудинг, устроилась у него на коленях. Мун погладил ее. Едва он заметил, что опять остался один, как в комнату вернулась Джейн с трусиками в руках.

Она погладила его по голове:

— Умница. Как ты догадался?

Мун сидел на постели, тикая, словно бомба.

«Мне плевать. Мне действительно плевать».

Он пытался придумать вопрос, который вберет в себя все вопросы и даст ответ, который будет всеми ответами, но тот получался таким простым, что Мун в него не верил.

— Знаешь, — сказала Джейн, — я всегда считала, что запах кожи, лошадей, подмышек и всякого такого — самый мужской запах, но должна сказать, что нахожу пряный аромат прикопченных лимонных деревьев, которым благоухает твой лорд, просто рррос-кошным… я представляю, как меня соблазняют под звуки клавесина. Думаю, это признак зрелости, ты так не считаешь?… То есть я привыкла представлять, как меня ррраздевают на горбу скачущего верблюда.

Она весело посмотрела на него.

— Я не умею играть на клавесине, — сказал Мун.

— Возможно, ты сможешь напевать за ширмой или делать еще что-нибудь.

— Да.

Она кисло посмотрела на него:

— Дорогой, я просто шучу.

— Знаю, — сказал Мун. — Знаю.

Джейн улыбнулась ему и успокоилась.

— Джаспер просто в бешенстве! Думаю, твой лорд очень славный и чертовски прекрасно выглядит, и он очень мило относится к Джасперу. Конечно, он же такой утонченный. Он помогает Джасперу со шпорами.

«Шпоры».

— Он их неправильно надел и располосовывает себе ноги всякий раз, как делает шаг, но говорит, что предпочитает носить их так. Конечно, он просто упрямится.

Мун безнадежно решился:

— Кто он, черт его дери, такой и зачем он напялил эту одежду?… И что он делал с тобой?… Джейн, ну почему ты?…

Джейн прикусила губу, чтобы сдержать слезы, задрожавшие на грани воспоминаний.

— Я упала. Мне было очень больно. Ты бы видел, какой там синяк.

— Упала с его лошади?

— Споткнулась в ванной. Мне страшно повезло, что поблизости оказался он, а не ты, — укорила она его.

«Ну не оказался, ну и что? Девушка падает в ванной, расшибает попку, мужа нет, мимоезжий ковбой помогает натереться. На Старом Западе такое случается каждый день».

— Ты удивилась?

— Конечно удивилась, я же упала. Помоги мне застегнуть.

— Удивилась, что ковбой как раз проезжал мимо.

— Глупенький, он не проезжал, он приехал навестить меня.

— И много ковбоев приезжает тебя навестить?

— Двое.

— Не так уж и много.

— Вполне достаточно, дорогой. Не передашь мне одну из вон тех конфеток, а то я чувствую себя зефириной.

В большой, перевязанной ленточкой прозрачной коробке, размером со шляпную, в бумажных гнездышках слоями лежали конфеты. Мун грязно воспользовался тем, что она потянулась за конфетой, и стиснул ее грудь.

— Ты права — ты и впрямь как зефир.

Но вышло как-то глупо (видимо, из-за того, что она не придала этому значения), и он подумал, что если бы сжал ее как-нибудь по-особенному, она издала бы звук, похожий на клаксон.

— И давно они тебя навещают?

— Несколько дней. Бедняжки, они друг друга на дух не переносят.

Каждый ответ порождал у Муна такое чувство, будто реальность находится вне пределов его восприятия. Если он делал определенное движение, менял угол своего существования на обычный, логика и абсурд разделялись. Но так он не мог их ущучить.

Он осторожно положил бомбу на постель рядом с телефоном.

— Что ж, в следующий раз брошу в него бомбу, — сказал Мун.

— Нет, не бросишь, — мягко ответила Джейн, скорее предрекая, чем запрещая. — К тому же ты не причинишь ему никакого вреда, пока не шарахнешь по голове.

— Ты только это и знаешь.

— Дядя Джексон не мог сделать бомбу.

— Эту же сделал.

— Ну так включи ее. Сам увидишь.

— Нет, — сказал Мун. — Не сейчас. Не хочу тратить ее зря.

— Ты идиот, и дядя Джексон был идиотом.

— Он был мастер на все руки. И в бомбах разбирался. Он ведь был ученый, так?

Джейн пренебрежительно взмахнула расческой.

— Ну так включи ее, и посмотрим, что будет.

— Ничего не будет, — ловко увильнул Мун. — У нее двенадцатичасовой взрыватель.

— Меня от этого мутит.

Если бы за дядей Джексоном пришли немцы, ты бы увидела, как она работает.

— Дядя Джексон был чокнутым.

«Вообще-то это правда».

— Но он знал о бомбах все.

— Ты тоже, — добавила Джейн. «А вот это отсюда не следует».

— И ты прекрасно знаешь, — сказала она, — что никогда ничего с ней не сделаешь, так что перестань с ней носиться.

Мун тайком улыбнулся, точно анархист, который ждет, когда подойдет процессия.

Ему почему-то казалось, что губы Джейн накрашены розовым. Он задумался, оптическая это иллюзия или сверхъестественная. Потом заметил, что ее глаза подведены зелеными линиями, уходящими в углубления ее век. Он почувствовал, что все, угнетающее его чувство порядка, необходимо свести к одному объясняющему фактору.

— Он везет тебя на бал-маскарад?

— Это было бы здорово. А что, где-то намечается?

— Не знаю, — ответил Мун.

— Он обещал меня прокатить.

— Что, на лошади?

— Нет, глупенький, в карете.

Мун отступил, чтобы возобновить атаку.

— Ты накрасила губы розовым, — обвинил он ее.

— А в какой, по-твоему, цвет я должна их красить?

Он опять почувствовал себя жертвой чувственного укола адвоката, который сочиняет свои собственные законы на ходу. Но затем, чуть ли не в то же самое мгновение, призма, внутри которой он находился, разбилась; он взглянул ей в лицо — то же самое лицо, розовогубое, зеленоглазое, только теперь совершенно обычное. Его привычность сбивала с толку: губная помада и тени для глаз. Обыденное опять надуло его, заставив видеть абсурдное, а абсурдное водило за нос, прикидываясь обыденным. Он откинулся на постель и закрыл глаза.

«Я куплю в цирке списанного морского льва, и его музыкальный нос будет выдавливать нехитрые мелодийки из груди моей дамы. Паарп-пиппип-па-арп-паарп. Малость глуповато, но никаких упреков в ваш адрес, миссис Мун».

На улице прогремел выстрел. Как ни странно, стекло в гостиной, казалось, разбилось не после него, но одновременно.

— Теперь-то в чем дело? — раздраженно спросила Джейн.

Мун поднялся и спустился вниз. На оттоманке в гостиной сидел Джаспер Джонс: штанина джинсов закатана до колена, на икре кровь. Лорд Малквист стоял возле него на коленях и оказывал помощь. Мари было не видать, но протяжный всхлип выдал, что она прячется под диваном.

— Милый мальчик, — сказал девятый граф. — Сезон открылся?

— Это Убоище, — сказал Джаспер Джонс, скатывая штанину. — Злобная тварь.

— Вы ранены? — спросил Мун.

— Просто царапина — еще не привык к новым шпорам.

Мун подошел к окну. Пуля продырявила один из свинцовых средников, разбив оба стекла. Еще один ковбой неторопливо проезжал мимо дома, засовывая револьвер в кобуру. Мун почувствовал усталость и обиду. Он хотел отмежеваться от того, что, по его ощущениям, было навязываемой ему ситуацией. Он запрется в башне и посвятит остаток жизни лексикографии или, возможно, заползет под диван и зароется лицом в волосы Мари, закупорит ее вздохи своим языком. Под его туфлями похрустывали осколки. Он встал на одну ногу и безуспешно попытался смести их второй.

Джаспер Джонс с мрачной улыбкой стоял посреди комнаты и сворачивал самокрутку из папиросной бумаги лакричного цвета. Он втиснул ноги в сапоги со скошенными каблуками (поморщившись, когда задел шпору). Всунул измятую трубочку с висящим из нее табаком в рот — мрачная улыбка приняла ее без изменений — и одернул ремень с кобурой. Управившись с этим, левой рукой он осторожно надвинул шляпу на глаза, выстукивая правой одеревенелые арпеджио по своему кольту. Из самокрутки вываливались волокна табака.

На улице слышался неожиданно спокойный голос Убоища:

— Тпру, парень, стой, тупая тварюга. — А потом громче: — Выходи, Джаспер, я тебя жду.

Джаспер принялся охлопывать себя по всему телу. Лорд Малквист встал и услужливо поднес спичку к Джасперовой самокрутке, которая вспыхнула, как свечка, перед тем как уголек и остатки табака упали на ковер, подав маленькие дымовые сигналы бедствия.

Мун вышел мимо них в прихожую. Сверху донесся смелый, горделивый крик Джейн:

— Мари, скажи ему, что меня нет дома!

Он открыл переднюю дверь. О'Хара все еще сидел на козлах, покуривая коротенькую трубку. Рядом с двумя серыми лошадьми стояла гнедая кобыла Джаспера и мышастый осел. За ослом скорчился его бывший всадник: засунув правый кулак под левую подмышку, он осторожно поглядывал на ковбоя, который медленно проезжал мимо дома, туго натянув поводья.