Александр Силаев - Рассказки конца века Страница 5

— В таком случае… Я очень благодарен вам, Петя, конечно же, это во-первых. Во-вторых, позвольте полюбопытствовать: не будете ли вы на меня в претензии, если по ходу просмотра в комнату будет заходить моя матушка и, простите за откровенность, подтирать мне сопли? Видите ли, я имел несчастье подхватить простуду, и это подчас стесняет меня.

— Ну что вы, какие могут быть возражения, Вася? И позвольте мне выразить вам искренне сочувствие, простуда — пренеприятная вещь, я знаю это и по собственному плачевному опыту. Потом, если будет время и желание, я расскажу вам прискорбную историю своей злосчастной болезни, это очень поучительная драма, из которой я многое вынес и многое постиг, знаете ли.

— В таком случае, Петя, не пригласить ли нам дам на наш маленький прием?

— Я настойчиво рекомендовал бы вам Марину из параллельного класса. На мой взгляд, это барышня, приятная во всех отношениях.

Петя даже прищелкнул пальцами, уж такая, наверное, приятная была барышня.

— Ах, если бы она не писалась на уроках, я никогда не стал бы оспаривать вашу мысль, — минорно вздохнул Василий. — Но поскольку сей прискорбный факт имеет место, я все же предпочел бы видеть в гостях Свету из второго «Б». Мне кажется, она более чем достойна, а возможность тонкой беседы с ней представляется мне приделом моих желаний.

— Я не сомневаюсь, что в ее обществе мы весьма недурно проведем время, — присвистнул Петя.

— Если в вашей фразе есть намек на что-либо недостойное, то позвольте мне ее с негодованием опровергнуть. Видите ли, Света есть существо подлинной нравственности, ныне, увы, столь мало ценимой в современном обществе. И я не позволю отзываться здесь о моей доброй знакомой в непозволительном тоне. Мне доподлинно известен факт, который я хотел бы поднести вам, на рассмотрение: он касается безупречной порядочности Светы. Итак, мне доподлинно известно, что столь маститый ловелас, как Рубашкин из моего класса — вы же знаете Рубашкина и его репутацию? — тайно проник в женский туалет на второй перемене. Там он подкараулил Свету, но она отвергла его в высшей степени грязное предложение: он осмелился предложить ей снять трусики в его присутствии, за что сулил ей две или даже три шоколадных конфеты.

— Какой мерзавец!

— Да, циник, каких поискать. Но Света, конечно, сохранила честь, отвергнув его домогательства в подобающих фразах.

— Ну что вы, я и не мог усомниться в подобном исходе его немыслимой авантюры.

— Я думаю, что негодяй еще получит свое — вечером у меня с ним поединок на спортивной площадке.

Влад решил, что заболел всерьез и надолго. А раз так, то в школе находиться необязательно, и вообще, ничто теперь не обязательно, можно идти, куда глаза глядят — авось да придешь куда-то.

И он пошел прочь мимо унылой трехэтажности школы, мимо весенней прыти горожан, тепловатой погодки и первой зеленой травы на газонах. На газонах вдоль и поперек возлежали самодовольные псы, радостно приветствуя его совершенно нечеловеческим лаем.

О-ля-ля, думал Влад, не здороваясь с псами, не замечая прохожих и поплевывая на весеннюю травяную поросль.

Шел, куда глядели глаза, а глядели они на улицу Ленина, а затем на улицу Маркса, а вот улицы Сталина в городе уже не водилось, а глаза еще так хотели поглядеть на улицу Берии! Мимо катились троллейбусы, самосвалы и иномарки по своим автомобильным делам, и шли люди по делам человеческим. Резвее всех мчались самокаты по самокатным делам, они неслись, распугивая «тойоты» и «мерседесы», прижимая к обочинам «запорожцы» и «жигули», тараня в лоб грузовички и милицейские машины с мигалкой. Знать, важны были дела самокатные.

Долго ли, коротко ли, а вышел он точнехонько в Центр. Здесь было больше людей, и машин, и бешеных самокатов, и весны было больше, и солнца, меньше было лишь собак и газонов. Больше было магазинов, ларьков и одиноких коробейников с тульскими пряниками и резными свистульками. Вот приволье-то, думал Влад, но его не привлекали резные свистульки. И так ему их пытались навязать, и эдак, а он все отбрыкивался, ножками топал, ручками махал, вприпрыжку от коробейников уходил, и вприсядку, пробовал от них и вприкуску смотаться, да жаль, не получилось — окружили его зловредные коробейники. А ну-ка, сукин сын, покупай свистульку! — наседали они. Да я не я, кричал он, я вообще заезжий, я тут мимо иду, из варяг в греки, я вообще проездом в России, я делегат правительства Лимпопо, я лидер нигерийских авангардистов… И всякую другую чушь тоже нес.

Помогло. Отбрыкался. Отстали от него коробейнички, разошлись они на четыре стороны, и он тоже пошел — восвояси. И пришел к тихому местечку.

Вчера тут был книжный магазин. Сегодня он с опаской толкнул дверь. На прилавках лежали непонятные пакетики, коробочки и мешочки, зато на стене висели очень понятные кольты вперемешку с родными «калашами» и заморскими «узи».

— Ассортимент вообще-то стандартный, — сказал улыбчивый продавец. — Но есть новинки, как же не быть?

— Да?

В углу он заметил металлическую хреновину, по всем параметрам смахивающую на гранатомет…

— Новизна — наш девиз, — продавец растянул улыбку во всю ширь лица. — Вот, например, прилавок. Травка, кокаин — все старо, согласен. Но ЛСД! Вы же знаете, что это на самом деле: не наркотик, а путь к просветлению. Препарат дает максимальные ощущения при минимальном эффекте привыкания. Цена соответствует эффекту, но ведь это не главное?

Влад сказал дикое:

— А чего покруче?

Продавец, хоть и улыбчивый, а не растерялся:

— Вы об оружии, да? Все как всегда, стволы, гранаты уцененные… вчера новинка была: гранатомет завезли.

— Я вижу, — спокойно заметил Влад.

— Отличная вещь, — продавец понизил голос, разыгрывая доверие. — Любой лимузин насквозь. Вы не пробовали работать в терроре? О, если бы вы работали в терроре, то оценили сразу. Учтите, что вам скидка, вы несовершеннолетний. Вчера тоже со скидкой брали, но там другое, там оптовая партия — заказ мятежников, у них там гражданская война на носу, вот такие дела. Ну, будем брать?

Гранатомет и вправду был красавец.

— Нет, — твердо ответил Влад. — Громоздкая вещь. А так ничего, кто бы спорил.

— А, все понятно, — развеселился торговец. — Вам бы что помельче, маленькое, да удаленькое, а? Понимаю: дворовые проблемы, непонимание родителей, конфликт с педагогом. Вот браунинг. Дивная вещь, очень молодежная. Знаете, как пацаны разбирают? Почти как девушки. А тут недавно малыш заходил, ему бабушка гулять запрещает — так он ей решил в живот пальнуть, чтоб все наладилось. Смышленый такой… Значит, браунинг?

Видя нерешительность, он добавил:

— Ах да, цена. Это тоже очень понятно. Если вас волнуют деньги, могу предложить: револьвер старый, на пять патронов, с начала века лежит. Дешевле ничего нет, извиняйте. Но он — историческая реликвия. Из него еще Крупская застрелиться хотела. И боеспособен как новый. Намного проще использовать его, чем, скажем, кухонный нож. Пока ножом горло расковыряешь — замучишься. То ли дело — башку снес, и порядок.

Он выдвинул ящик. Извлек реликвию, протер его, нежно погладил ствол.

— Вам завернуть или так берете?

Влад поморщился:

— Я же не сказал, что беру.

И добавил:

— А что-нибудь совсем крутое имеется?

Продавец прогнал улыбку с лица. Серьезным стал и внимательным. Кинул взгляд по сторонам, зорко кинул, проверчиво. Одни они, нет других.

— Короче, так. Об этом ты никому не скажешь. Вещь действительно, того… как ты сказал.

Влад начал вздрагивать пальцами, зубами, ушами — дрожать, так по-настоящему.

— По настойчивости я понял, что ты все знаешь. Понимаешь, что это ширма. Понимаешь, что другим занимаемся.

Он усмехнулся:

— Скажешь кому левому — ножовкой голову отпилим. У нас с этим четко. Ладно, пошли.

И они пошли. Симпатичный продавец завел его за прилавок, увлек за дверь, та вела в коридор, узкий и полутемный. Коридор упирался в другую дверь. За ней таилась кладовка, маленькая и погруженная в темноту.

Да будет свет? Продавец стукнул по выключателю. И стал свет.

— Смотри, — прошептал он.

Ох и насмотрелся Влад. А продавец шептал, смахивая на старинного заговорщика:

— Видишь, да? Иммануил Кант, полное собрание сочинений. А слева Гегель, еще посильнее будет. Есть два тома Шопенгауэра. Но это для своих корешей, так что прости, брат. Возьми Канта. Та еще вещь.

Влад дышал пылью и не мог надышаться, пыль пахла обворожительно. Лампочка светила тускло, как и полагается в таких помещениях. Чудесное место, он будет приходить сюда раз в неделю.

— Мне всегда почему-то казалось, что вы должны заниматься именно этим, — прошептал Влад.

Торговец не мог скрыть гордости за фирму и за себя, работающего на такой смелой фирме:

— А что ты хочешь? Черный бизнес. Гуссерля вон в коробках из под анаши провозили, чтоб таможня не просекла. Античку вообще перли в ящиках из под авиабомб. Тоже повезло, через все посты такую партию проволочь — как раз на новый джип.