Разипурам Нарайан - В ожидании Махатмы Страница 5

— Сколько народу собирает здесь деньги для всяких целей!

Продавец сластей хмуро ответил:

— Отчего же не собирать, если всегда найдутся люди, которые дают?

— Я видел девушку с кружкой для пожертвований. Теперь даже девушки их собирают, — заметил Шрирам и затаил дыхание в надежде что-нибудь услышать в ответ.

— А-а, эта, — протянул продавец. — Мне тоже пришлось ей кое-что дать. Ничего не поделаешь. Нам нельзя отказывать.

— А кто она? — спросил Шрирам, отбросив всякую дипломатию.

Продавец сластей кинул на него взгляд, который показался Шрираму лукавым, и сказал:

— Имеет какое-то отношение к Махатме Ганди и собирает деньги для его фонда. Ты же знаешь, Махатма едет к нам.

Внезапно Шрирам очнулся от векового сна и осознал, что Мальгуди вскоре будет иметь честь принимать Махатму Ганди.

В этом громадном сборище людей на песчаном берегу Сарайу, ожидающем появления Махатмы Ганди, Шрирам был крошечной песчинкой. Вокруг возвышения суетилось множество волонтеров в белых хаддарах. Хромированная подставка для микрофона блестела на солнце. Тут и там виднелись полицейские. Все, кому не лень, расхаживали среди собравшихся, прося их сохранять спокойствие и тишину. Люди их слушались. Шрирам завидовал важному виду этих волонтеров и добровольных помощников и размышлял, как бы и ему достигнуть такого же положения. Песок прогрелся; солнце палило вовсю. Люди сидели на земле и не жаловались.

Текла река, шелестели листья на фикусах, священных смоковницах, возвышавшихся на берегу; слышался гомон толпы, то и дело прерываемый хлопаньем бутылок с содовой; тонкие продольные ломти огурцов, нарезанные в форме полумесяца и посыпанные подсоленной лимонной цедрой, исчезали с деревянного подноса разносчика, негромко (уступка в связи с приездом великого человека) возвещавшего: «Огурец от жажды! Лучшее средство от жажды!» Для защиты от солнца он намотал на голову зеленое махровое полотенце. В горле у Шрирама пересохло, он с вожделением смотрел на поднос. Он жалел, что не может подойти и купить себе огуречный полумесяц. Вонзить бы зубы в его прохладную сочную мякоть!

Но продавец был от него далеко — оставишь свое место, а потом не сможешь к нему пробраться. Он смотрел, как люди платят деньги и вонзают зубы в огуречную мякоть. «В ожидании Махатмы мучишься жаждой», — думал Шрирам.

Каждые десять минут кто-нибудь пускал слух, что великий человек уже прибыл, и толпа приходила в волнение. Это уже стало шуткой, облегчавшей скуку ожидания. Любой человек, появившийся на платформе, будь то волонтер или механик, налаживающий микрофон, вызывал смех и крик тысяч глоток. Он не узнавал старых знакомых: своего старого учителя или хозяина ломбарда, что на Базарной улице, которые нацепили на себя домотканые белые шапки. Они считали, что это подобающий наряд для такого случая. «Небось тот магазин за базарным фонтаном, что торгует домотканой одеждой, продал уйму таких шапок», — подумалось Шрираму. Вдали виднелся полицейский фургон, скромно стоявший у обочины; из-за решетки выглядывали какие-то мужчины.

Вдруг все стихло: на возвышении появился Ганди и занял свое место.

— Вон Махадев Десай, — зашептал кто-то Шрираму в ухо. — А кто это там за Гандиджи?

— Это мистер Натеш, председатель нашего муниципалитета.

Услышав это имя, кто-то насмешливо захохотал.

— Когда Махатмаджи появляется, некоторые люди тотчас становятся патриотами.

— Еще бы! Иначе как им попасть в машину с почетными гостями и получить место на возвышении?

Громкоговорители взревели, покрывая шум голосов:

— Пожалуйста, тишина! Тишина, пожалуйста!

Махатма Ганди поднялся на возвышении, сложив в знак приветствия ладони. В ответ раздался оглушительный крик:

— Махатма Ганди-ки джай!

Он поднял руку — мгновенно наступила тишина. Он мерно забил в ладоши и сказал:

— Я хочу, чтобы вы это поддержали — похлопаем.

Люди сдержанно захлопали. Голос в громкоговорителе гремел:

— Нет. Этого мало. Мне нужно больше силы в ваших руках, больше ритма, больше решимости. Это должно походить на барабанный бой бойцов непротивления, идущих вперед, чтобы разорвать цепи, сковавшие мать-Индию. Я хочу, чтобы все подняли руки и забили в ладоши. Я хочу услышать мощный рокот. Нам нечего стыдиться. Я хочу почувствовать в нем единство. Я хочу услышать в нем единодушие.

В ту же минуту все мужчины, женщины и дети подняли руки над головами и забили в ладоши.

Шрирам не знал, нужно ли и ему внести свою лепту в этот оглушительный шум. Он заколебался.

— Я вижу, кто-то там в углу не очень хочет присоединиться к нам. Присоединяйся, ты будешь гордиться этой подготовкой.

Шрирам понял, что его обнаружили, и ударил в ладоши. Послышалось громкое пение:

— Рагхупати Рагхава Раджа Рам, Патхитха Павана Ситха Рам.

Простую мелодию вела девушка у микрофона. Гимн звучал снова и снова, а потом оборвался, когда Ганди начал свою речь. Он говорил на хинди, а Натеш переводил его слова на тамил. Вначале Махатма Ганди объяснил, что будет говорить принципиально только на хинди.

— Я не стану обращаться к вам по-английски. Это язык наших правителей. Он поработил нас. Я бы очень хотел говорить с вами на тамиле, вашем чудесном языке, но, увы, у меня сейчас слишком мало времени, чтобы выучить его, хотя я надеюсь, что, если Господь в своей бесконечной милости подарит мне должное долголетие, то есть сто двадцать пять лет, я смогу в следующий раз обратиться к вам на тамиле, не затрудняя нашего друга Натеша.

— Натеш умеет получать хорошие отзывы, — с горечью пробормотал кто-то.

— И с зайцами бежит, и с собаками охотится, — сказал школьный учитель.

— Махатмаджи видит их всех насквозь. Не думай, что он не знает, с кем имеет дело.

— Я вижу, там два человека беседуют, — загремел голос Ганди. — Нехорошо разговаривать сейчас, когда ваш сосед, возможно, хочет слушать. Если вы мешаете ему слушать, вы поступаете жестоко. Это разновидность химсы.

Говорившие тотчас опустили головы и замолчали. Все замерли.

Махатма Ганди продолжал:

— Я вижу перед собой огромную армию. У каждого из вас есть свои достоинства и свои недостатки, и все вы должны стремиться воспитать себя, только тогда мы сможем надеяться, что добьемся свободы для нашей страны. Армия всегда в учении, она держит себя в хорошей форме путем регулярной тренировки и дисциплины. Все мы, граждане нашей страны, являемся солдатами армии непротивления, но даже эта армия должна ежедневно упражняться, чтобы быть в хорошей форме. Нам не надо стоять на солнце и кричать «налево» — «направо». Мы должны следовать собственной системе: это Рам Дхун. Прясть на ручной прялке и следовать абсолютной Истине и непротивлению.

На митинге, устроенном вечером следующего дня, Шрирам занял место поближе к возвышению. Теперь он уже понимал, как следует действовать на подобных сборищах. Если ты колеблешься и робеешь, тебя отталкивают подальше. Если же глядишь хозяином, все расступаются, чтобы тебя пропустить. С этой целью он нацепил пару больших темных очков, которые придавали ему, он это чувствовал, важный вид. В таком виде он прошествовал сквозь толпу. Вся площадь была поделена на секторы перегородками из бамбука, которые разбивали людей на группы. Приняв вызывающий вид, он разом прорвался сквозь все преграды в первый ряд прямо у возвышения. Правда, в результате он оказался еще дальше от торговцев газированной водой и огурцами, которые действовали по краям огромной толпы. Зато здесь было еще одно преимущество: рядом находился огороженный сектор, где сидели женщины. Многие из них пришли сюда без украшений, зная, что Ганди не одобрял украшений и роскоши. Однако и без украшений женщины в своих разноцветных сари выглядели очень привлекательно, и Шрирам без зазрения совести разглядывал их, с удовольствием размышляя о том, которую из них он взял бы в жены. Если кто-то из женщин случайно смотрел в его сторону, он мнил себя центром притяжения. «О-о, мои очки произвели на нее впечатление — верно, она решила, что я важная птица». Ему вспомнились слова Ганди, сказанные накануне: «Все женщины — это ваши сестры и матери. Никогда не глядите на них с вожделением. А если вас беспокоят подобные мысли, то вот как можно от них избавиться: днем ходите, не поднимая глаз от земли, а ночью глядите на звезды». Так он ответил на вопрос, заданный кем-то из присутствовавших. Шрираму стало не по себе от этого воспоминания. «Он наверно прочтет мои мысли». Сидеть так близко от возвышения было рискованно. Гандиджи распознавал любого, кто нарушал порядок, с ним не соглашался, как бы далеко он ни сидел. Стоит ему подняться на возвышение, как он его тотчас застукает и крикнет: «Эй, ты там! Иди-ка сюда и признайся во всем. Скажи перед всеми, о чем ты сейчас думал. Если не можешь держать в узде свои мысли, не смотри вообще в сторону девушек». Шрирам решительно перевел взгляд в другую сторону, туда, где сидели мужчины. «До чего неинтересные и скучные лица! Куда ни глянь, видишь только какого-нибудь лавочника или учителя. Что толку всю жизнь смотреть на них?» Однако вскоре он снова безотчетно перевел взгляд на женщин, размышляя при этом: «Столько матерей и сестер! Вот бы мне разрешили с ними поговорить… Конечно, у меня сейчас нет никаких дурных мыслей в голове!»