Ашот Аршакян - Свежий начальник Страница 5

Так как ни я, ни администратор не знали, где конкретно проходят торжества, мне предстояло проверить все подъезды.

Я стал осторожнее, и уже не врывался в банкетные залы с околесившейся грудью, но все равно мое появление на каждой новой свадьбе вызывало оживление. Ведь надпись «Главный свидетель» все еще золотилась на шелковой ленте, и букет хоть и замялся, но не увял. Выбросить эти атрибуты я не смел, так как они были верным пропуском в глазах следующего охранника.

Скоро мне надоели эти прокурорские ковровые дорожки в коридорах, надоели желтые дверные ручки, тележки уборщиц, лестницы и лифты, банкетные залы, пьяные гости, женихи, невесты. Я вспоминал бедолагу из «Чародеев», гостя с юга, который заблудился в институте необыкновенных услуг, только я не заблудился, а отстал.

В одном из гостиничных кафе, из которого открывался прекрасный вид на Москву-реку, я решил отдохнуть. Заказал кофе.

Возможно, где-то совсем рядом веселился Василий и его невеста. А свидетельницу соблазнял чужой мужик.

«От свадьбы к свадьбе — пустеют столы», — бормотал я про себя.

И, действительно, на последнем торжестве, где я побывал, закуска уже заканчивалась, а на меня не обратили внимания.

Оставался всего один зал, где, гипотетически, еще могли праздновать. Он находился в башенной части гостиницы.

Туда вел скоростной лифт. Поднимаясь, я ощутил небольшую перегрузку, а при остановке — преддверие невесомости.

В зале никого не было. На столах, покрытых белыми скатертями, лежала чистая посуда, приборы, салфетки и искусственные цветы.

Я находился на самом верху, в центре пустого банкетного зала, в парадном наряде, с шелковой лентой с надписью «Главный свидетель», с букетом в руках… Подо мною женилась вся «Россия». А я стоял и смотрел, как огромное красное солнце опускается на Замоскворечье. Я снял ленту, положил ее на стол, рядом положил букет, и подумал, что никогда уже не буду свидетелем стольких свадеб.

АНФИСА

Я помню тот пустынный бульвар возле Чистых прудов, в который было не зайти из-за строительства метро. Тепло. Слякоть. Она сидела на спинке скамейки, обхватив руками колени. Смотрела наверх, и говорила, что ей нравится разглядывать сквозь крону дерева небо. Я тогда подумал, что где-то читал такое. Но причем тут книги?! Дымное московское небо видела она — девушка в сиротливой куртке с капюшоном — психопатка Анфиса.

Познакомились мы на дне рождения у общего знакомого. Черемушки. Зима. Меня привел друг. В прихожей лаял пудель с праздничным красным бантом на купированном хвостике. На вешалке грудились шубы, пальто, куртки. Друг представил меня как начинающего журналиста.

Анфиса курила на кухне. Одета она была не празднично: линялые джинсы, отвратительный зеленый свитер с «плечиками», на ногах домашние туфли на высоком толстом каблуке. Я поздоровался и спросил по-дурацки:

— Какими судьбами?

— Живу тут, — ответила Анфиса.

— С Пашей? — я вспомнил, что именинника зовут Павлом.

— Я ему комнату сдаю… Ненавижу художников и собак ненавижу. Он не заплатил мне за прошлый месяц.

— Ты не любишь собак?

— Я люблю виски, и кататься на коньках.

Мы замолчали. Анфиса прикурила новую сигарету, подошла к плите, зажгла газ под чайником.

Когда с утра она легла ко мне под одеяло, когда из-за нарастающего возбуждения похмелье отступило, я понял — она сделала правильно, что выгнала художника Пашу вместе с гостями. Правильно. Потому что теперь мне очень хорошо.

— Пойдешь со мной кататься на коньках?

— Я не умею…

Анфиса взяла вскипевший чайник, обернув ручку вафельным полотенцем. Вышла из кухни. Голоса в комнате смолкли, потом раздался визг. Мой друг с ошпаренной рукой выбежал в прихожую.

— Все вон отсюда! Пошли вон! — орала Анфиса, размахивая чайником с остатками кипятка.

Художник Паша еще месяц приходил к нам — потихоньку забирал вещи.

А мой друг больше мне не друг. Ведь я променял его на бабу.

Она прижалась ко мне спиной. Стала двигаться, насаживаясь на меня, и, когда у нее это получилось, затихла, сильно сжав внутренние мышцы.

— Зачем ты тогда обварила моего друга?

— Какой он тебе друг? Он козел.

Анфиса снимала эту двухкомнатную квартиру, потом сдавала одну из комнат за еще большую цену. Паша был последним ее квартирантом. Анфиса не говорила, откуда она. Анфиса чистила зубы шесть раз в день. Анфисе нравилось ужинать в ресторанах. Про коньки Анфиса соврала. Но виски любила. После секса Анфиса пританцовывала под заделанную под ретро популярную песенку и подпевала: «Упс ай дидэн эгейн…» Я в такие моменты хотел сбежать.

От прерванного дня рождения остался праздничный стол. Мы выпили водки. Я много рассказывал. Она ластилась, говорила, что журналисты умнее художников. Спали в разных комнатах. Но с утра она пришла ко мне.

Иногда Анфиса уходила на работу. Она не была проституткой, она была переводчицей.

Она говорила, что хочет от меня ребенка. Но не сейчас, а через три года, когда мы уже расстанемся.

Это был дом ткачей — хрущевка. Наступила весна.

Я сидел на скамейке перед подъездом, курил и следил за беременной белой кошкой — она охотилась в траве. Сигарета кончилась, я затушил бычок о ствол березки. Из окна первого этажа высунулась старушка:

— Не смей портить дерево! Это дом ткачей! Щенок! Я ткачиха! Мой муж был ткачом!

Я не заметил, что сзади подошла Анфиса. Но увидел, что старушка испуганно закрывает окно, и тут же двойное стекло одной из створок лопается. Это Анфиса метнула бутылку с пивом.

— Что ты хочешь? — шептала в постели Анфиса, — как тебя поласкать? Скажи, не стесняйся.

Наш сосед собирал на помойке вещи и складывал их около своей двери. Птичья клетка, карбюратор, газеты, мотки проволоки, каркас от велосипеда «Кама», книги и еще много чего. Анфиса однажды задела ногой дюралевый остов детской коляски, когда уходила на работу. Порвала колготки. Вечером она подожгла соседский хлам.

Анфиса успокаивается только в двух случаях: когда смотрит на небо сквозь крону дерева и когда спит со мной. В такие моменты я тоже спокоен.

Нас не выселяют. Анфиса говорила с хозяином квартиры, тот согласился подождать с оплатой. Я устроился на хорошую работу — пишу статьи для спортивного интернет-сайта. Теперь я могу сам платить за жилье.

Анфиса спит до трех дня. У нее часто болит голова. Старушка с первого этажа, наш сосед и еще несколько жителей, кому Анфиса успела насолить, часто вызывают милицию, если Анфиса буйствует.

Когда у нее месячные, я уезжаю жить к родителям в Подмосковье.

Я очень привык к Анфисе. Если я задерживаюсь с оплатой квартиры, она не спит со мной.

— Понимаешь, между нами нет страсти. Мне теперь даже не хочется ласкать тебя ртом.

Вчера она кинула в меня вилку.

Меня приняли в штат одного популярного журнала. Анфиса разрешила устроить у нас дома вечеринку. Но видно было — недовольна. Но может потому, что гонораров давно не было, а зарплата в журнале только через месяц? Нет, вряд ли.

На вечеринку пришел главный редактор. Кроме него две сотрудницы, еще какие-то люди и молодой стеснительный звукорежиссер из академии телевидения. Анфиса даже не переоделась. Сидела на кухне в своих старых джинсах и зеленом свитере с «плечиками». Гости говорили о журналистике. Звукорежиссеру было скучно, он вышел покурить на кухню и долго не возвращался.

Услышав свист кипящего чайника, я понял, что мне пора уходить.

Еще месяц я приезжал к Анфисе — потихоньку забирал вещи.

КОТ И ЭЛЛИС

Эллис… красивое имя. Эллис — милейшая вислоухая псинка из Детского Мира, с силиконовым брюшком, живым на ощупь. И еще серый пушистый кот. Не облезлый бездомный котяра — боец и выпивоха, не расплывшийся кастрат, а годовалый котик, для пушистости вскормленный яичным белком.

В день рождения хозяйки кот встречал в прихожей гостей. Хозяйка, старшеклассница, ждала возлюбленного из параллельного класса. Он пришел последним. Подарил букет и игрушку — Эллис. Кот посмотрел в ее глаза и сразу влюбился. Весь вечер он сидел около косметического столика и любовался ею. Хотел запрыгнуть, но хозяйка с ухажером были рядом — целовались.

На следующий день, когда родители хозяйки ушли на работу, а сама она в школу, кот пробрался в комнату к Эллис. Он вскочил к ней, сбросил на пол, обнял… но тут же отпрыгнул. Эллис электронным голосом заявила:

— Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю тебя!

Кот походил вокруг нее, голос ему не понравился. Эллис замолчала. Кот подождал, и, не справившись с вожделением, приник к Эллис. Она опять заговорила:

— Я люблю тебя! Я люблю тебя!

Коту было неприятно, что Эллис разговаривает. Он сбегал на кухню, полакал молока, поймал муху, поспал. Эллис не забывалась. Он пришел к ней, лег рядом, придвинулся ближе, еще ближе, — и схватил лапами.