Анна Коростелева - Эоган ОСалливан Страница 5

   Меня не слишком тяготит убогий внешний вид,

   А без причин надменный тон, как всякому, претит.

   И если Сыном Божьим я, как Церковью, любим,

   Я предпочту пересидеть на торфе встречу с ним.

   Неверен взгляд, что денег склад приблизит вас к Христу:

   Что в этой жизни ни скопи, всё это будет зря;

   Был Лазарь точно так же мил Небесному Царю,

   Как Александр, что покорил все земли и моря.

   Все выслушали это в редкостном молчании, и, когда Эоган умолк, обескураженный священник спросил: "Как тебя зовут, сын мой?" "Вообще-то моё имя Эоган О'Салливан, - отвечал тот, - но иные из этих простых парней, не отягощённых образованием, зовут меня Рыжим Эоганом". "Ах ты, бедолага! - сказал священник, приметив наконец, что с Рыжего Эогана течёт ручьями вода и что он будто бы даже посинел. - Ну, Бог с тобой, иди к огню, погрейся".

   У Эогана было доброе сердце, и если кому нужно было помочь, он никогда не заставлял просить себя дважды.

   Кудрявая Сорха жила по соседству с той фермой, куда Рыжий Эоган нанялся подёнщиком. Однажды Эоган между делом обнаружил, подняв голову от притупившейся косы, что у Сорхи, видно, несчастье, раз она сидела на крыше и не хотела слезать оттуда, и всхлипывала, и шмыгала носом. Она и лестницу на крышу убрала, чтобы никто её там не побеспокоил, а всё же Эоган подпрыгнул, и подтянулся на руках, и в одну минуту оказался на крыше безо всякой лестницы. С гребня крыши открывались далёкие виды.

   - Святая Тереза, что же делать! - убивалась Сорха.

   - А что такое? - спросил Эоган, усаживаясь рядом на коньке крыши, поправляя ей сбившийся передник и расстёгивая пару крючков, чтобы ей было легче дышать.

   - Отец ни за что не отдаст меня за Ларри Белоручку. Вбил себе в голову, что ему нужен зять, каких и на свете-то не бывает! А Ларри - совсем простой парень, куда ему сравняться с такими требованиями!

   - Сорха, сердце моё, доверься мне, - чего твой папаша хочет? - добивался Эоган, вытирая ей слезу подолом своей рубахи.

   - Спятил старик, - всхлипнула Сорха. - Хочет, чтобы его зять, уж не знаю только, где такой отыщется, говорил по-английски!

   - Фью-ю-ю! - присвистнул Эоган. - Вот это незадача! А Ларри - парень простой, говоришь?

   - Простой, но честный, - завывала Сорха, прислонясь к Эогану. - Отродясь у нас в семье никто не говорил на саксонском этом английском, прости Господи, и век бы без него прожили, - так нет, отцу как вожжа под хвост попала! "Сам, - твердит, - не знаю, так пусть хоть мои внуки говорят, как люди, а не на гнусном ирландском, которого в приличных домах и не слыхивали!"

   - Я понял, - сказал Эоган. - Я навещу завтра старого Шемаса. Что мне перепадёт, если я устрою так, что папаша примет Ларри с распростёртыми объятьями?

   - Поцелуй, - сказала Сорха, смекнув, что намерения Эогана простираются именно в эту сторону. - Хороший, добросовестный поцелуй минут на пять, - пояснила она, всмотревшись в выражение лица Эогана, больше всего напоминавшее кислую мину.

   - A chuisle mo chroí[3], - быстро сказал Эоган, - ночь в твоей спальне, и ни пенсом меньше, или всякий сочтёт меня в этом деле бескорыстным болваном и вообще идиотом, это разнесут по всему Керри, Корку и графству Клэр, и кончится тем, что я прославлюсь как недоумок в самом Дублине.

   - Что ты имеешь в виду под ночью в моей спальне? - осерчала было Сорха.

   - Не то, что ты думаешь, a chailín ó[4], - отвечал Эоган.

   - Нелегко нынче найти надёжного человека в зятья, - закинул сети Эоган. Старый Шемас с жаром подхватил эту мысль, Эоган же, откинувшись на спинку стула и прикрыв глаза, помалкивал до той поры, покуда не прозвучало ясно и отчётливо слово "Béarla", которым ирландцы называют английский язык. Тогда он приоткрыл один глаз.

   - Есть у меня на примете один паренёк, - лениво отозвался он. - Такого английского, как у него, ты отродясь не слыхивал. Я ручаюсь, что такого английского нету и в самом Лондоне. Да что в Лондоне! Провались я на этом месте, самому королю Георгу не снился такой английский!

   Медленно и осторожно, со множеством обходных манёвров, как всегда и ведётся в Керри серьёзный разговор, Шемас дал понять, что он бы не прочь познакомиться с этим восьмым чудом света.

   - Хорошо, - сказал Эоган. - За тобой угощение, за мной - присутствие на нём Ларри О'Донована.

   - Что-то я будто где-то слышал это имя, - подозрительно повёл носом старый Шемас.

   - Да нет, - заверил его Рыжий Эоган. - Он только вчера из Оксфорда. И учёная степень, которая приклеилась там к нему, если только её записать, выйдет длиной отсюда до Абердина.

   После этого старый Шемас раскошелился на угощение, но с условием, что Эоган уж как-нибудь при нём переведёт разговор на английский и даст возможность Шемасу самолично услышать, насколько бегло Ларри владеет этим поистине удивительным языком.

   Угощение вышло на славу. В разгар пьянки в дверях показался Ларри, который остановился у порога и выбил шляпу о колено с целью стряхнуть с неё дождевые капли.

   - Well, friend, - обратился к нему Эоган через весь стол, - What are the weather conditions outside?[5]

   - From my astronomical investigations, - отвечал Ларри, - I prognosticate that the weather outlook is not hopeful[6].

   - Беглый английский, а? - подмигнул Эоган хозяину.

   - Боже, что за прекрасный язык английский! - умилённо вторили все.

   Сразу после свадьбы Эоган распрощался и спешно тронулся в путь. Выйдя за порог, он, однако, обошёл вокруг дома и влез в окно к Сорхе, где имевшаяся в стене щель позволила ему не только слышать, но и видеть сцену, равной которой не было в мире. После этого он ушёл из этих мест ещё быстрее, чем собирался.

   По прошествии двух месяцев Эогану встретился на ярмарке старый Шемас, который тут же оттеснил его к изгороди и крепко взял за горло.

   - Go réidh, a mhic ó![7] - безмятежно сказал Эоган, перехватывая его руку. - Сбавь обороты. Что случилось?

   - Ты, - прошипел старый Шемас, - сказал мне, что этот бездельник говорит по-английски?!

   - Спокойно, - сказал Эоган. - Я сказал тебе, что такого английского, как у него, в Лондоне слыхом не слыхивали, и что сам король Георг понятия не имеет о таком английском. Так от этого я и сейчас не отрекусь, хоть на куски меня режь.

   У одного фермера, Патрика Мак Гиллахи, умерла жена. Он подождал с годик и взял себе другую. Ну, и другая умерла. Задумал Падди в третий раз жениться, а священник венчать не хочет: велит принести бумагу от последнего по счёту тестя со свидетельством, что тот не в претензии. А тесть бумаги не дал, потому что мнения о Падди был куда как нехорошего. И вот идёт Падди от тестя в прескверном настроении и видит, что навстречу ему едет Рыжий Эоган на белом коне. Фермер нанял его отвести коня на ярмарку продать, а как конь в тот день не продался, то Эоган ехал на нём обратно неспешным шагом. Слово за слово, Падди рассказал, какая незадача с ним приключилась.

   - А тесть свидетельства не дал? - переспрашивает Эоган.

   - Не дал - не то слово! Чуть кочергу об меня не сломал.

   - Так я могу написать тебе свидетельство-то, - говорит Эоган, - только с тебя полфунта за работу.

   Мак Гиллахи денег жалко, он говорит:

   - Ну ты хватил - полфунта! Откуда? У самого нету.

   - Ладно, хоть унцию табаку дай, - говорит Эоган, а про себя знает ведь, что деньжата у Падди водятся.

   - И табаку нет.

   "Вон оно что! - думает себе Эоган. - Хорошо же".

   - Ладно, - говорит он вслух. - Так и быть, составлю я тебе этот документ так, по дружбе.

   Мигом бумагу и чернильницу достал, на коленке чирк-чирк, - написал свидетельство, скатал в трубочку аккуратно так и отдаёт. Тот, конечно, благодарит, Эоган в ответ - "ничего, ничего, всегда пожалуйста", - на коня обратно запрыгнул и ускакал. Не далее как в тот же вечер Падди приходит к священнику и сообщает ему, что раздобыл самое что ни на есть надёжное свидетельство, так что теперь их можно, мол, венчать без промедления. Святой отец выходит к нему на порог, разворачивает бумагу, щурится - и читает:

   Мак Гиллахи Патрик - податель сего,

   Взгляните и в шею гоните его.

   Двух жён он побоями в гроб уложил

   И третьей ручищу свою предложил.

   Жену содержать он не может никак, -

   С трудом наскребает себе на табак.

   Священник схватился за палку, да и вытолкал его из дома вон.

   Лорд Бёркли много лет верой и правдой служил британской короне и был глубоко убеждён, что к юбилею ему причитается ода, воспевающая его подвиги на поле брани. Он велел своему дворецкому расспросить в округе, кто из здешних писак знает своё ремесло более или менее сносно, а главное - может произвести оду на чистом британском английском, а не на этом ужасном непонятном языке, на котором изъясняются местные поэты-невежды. Так в Эльмсхолле появился очаровательный Эоган О'Салливан, с его выжидающим взглядом, дерзкой улыбкой, подлатанными манжетами, - безусловно, кружевными, однако не от природы, а от длительности употребления, - и выбивающейся из причёски рыжей прядью.