Михаил Чулаки - Мамин сибиряк Страница 5

Тут можно читать бесплатно Михаил Чулаки - Мамин сибиряк. Жанр: Проза / Современная проза, год -. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте «WorldBooks (МирКниг)» или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Михаил Чулаки - Мамин сибиряк

Михаил Чулаки - Мамин сибиряк краткое содержание

Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Михаил Чулаки - Мамин сибиряк» бесплатно полную версию:
«...В ту ночь я впервые подумал, что мамин сибиряк — просто жулик. Как сказала Кутя с самого начала — шарлатан. Нашел дураков, которые только и ждали, во что бы уверовать, которым скучно и тошно без мокошей, волосов, дедушек чуров. А я тоже хорош, тоже развесил уши — а ведь собираюсь в следователи.Интересно узнать, откуда он взялся здесь в Ленинграде, на Гражданской улице, бывшей когда-то Мещанской. Матушка его привела — это понятно. Но где она его подцепила? В Сибирь в командировку он не ездила, значит, сам заявился сюда? А дальше? Пришел прямо с вокзала на экскурсию в Эрмитаж? Я почему-то никогда об этом не расспрашивал, а ни матушка, ни ее сибиряк сами не рассказывали — взялся откуда-то, ну и взялся… Может быть, потому я и не расспрашивал, что инстинктивно боялся, как бы мой родственный интерес не переродился в следовательский? Неприятно же быть сыщиком в собственном доме...»

Михаил Чулаки - Мамин сибиряк читать онлайн бесплатно

Михаил Чулаки - Мамин сибиряк - читать книгу онлайн бесплатно, автор Михаил Чулаки

— Мое фамильное несчастье произошло оттого, что в двадцатых годах только и твердили: «Петров-Водкин… Петров-Водкин… И моего отца буквально третировали одним и тем же вопросом, поскольку он тоже был художником: «А вы просто Петров, не Водкин?» Кстати, он был самобытный художник, его только сейчас начинают по-настоящему оценивать. В искусстве всегда кому-то везет, вокруг кого-то сенсация, а другие, не менее талантливые, а часто и более, — в голосе художника послышался надрыв, — пребывают в безвестности. Живой пример: нынешний шум вокруг Глазунова. Да, так мой отец наконец остервенел от таких вопросов и стал писаться: «Петров-не-Водкин. Аналогично у Пушкина в «Родословной»: «Я просто Пушкин, не Мусин!».

Наверное, у меня слух натренирован на такие вещи, но я сразу почуял, что Петровне-Водкин уже множество раз повторял этот монолог слово в слово — ну в точности как матушка свои экскурсии. Но все равно интересно — завтра будет что рассказать Куте и вообще в классе.

Мамин сибиряк автобиографического монолога не слышал, он не выходил в прихожую к гостям, а когда художника ему представили, проворчал:

— Вот и хорошо, что не-Водкин. Водка от попов пошла, а деды наши, когда в славянстве, они меды́ пили.

Неожиданная мысль: я считал само собой разумеющимся, что водка была всегда, а тут вырисовываются какие-то «деды в славянстве», которые не зкали водки. Когда жили такие счастливые деды? Впрочем, это тут же и выяснилось.

Петров-не-Водкин бросился рассматривать пузатых уродцев, которые умножились со вчерашнего дня. Я вырос в Эрмитаже, мои любимые залы — античные, мне смешно смотреть на такой пещерный век! А Петров-не-Водкин, конечно, стал восторгаться, все равно как матушка Матиссом.

— Какая прелесть, какой очаровательный примитив! Как Пиросмани. Вот истинно народное искусство!

Мамин сибиряк посмотрел презрительно:

— Чего говоришь, како исуство? Ить наши отецки боги, а не зараза поповска. Исуство! Нам тот Исус, как в голове чесотка. Навели попы порчу на народ.

Тут уж вскричал профессор Татарников:

— Вы слышите?! Это удивительно! Не Иисус, а отеческие боги! Значит, дохристианские, языческие, да? Перун?

— Перун — так себе бог. Главна — Мокошь! От ее весь свет пошел, от Мокоши. И земли, и небо, и вода. Свет. Посля Род и Рожаницы, Лада и Леля. А Перун так — нищак. Ну Хорс еще, Дажбог, Волос. Наши боги еще со славянства. А Исус тот — на што нам? На што нам евреина, кода свои есть? Им пусть Исус, евреинам, а нам Мокошь. В ей знашь кака сила?!

Профессор Татарников воодушевлялся все больше:

— Ну, конечно, настоящее язычество! Так и должно было произойти, неизбежно должно было где-то сохраниться, передаться от предков. Волхвы должны были прятаться, хранить предания. Не могло же христианство все задавить. Русь большая, тем более, когда в Сибирь вышла.

Матушка стояла у двери, молчала и с гордостью смотрела, как Татарников с Петровым-не-Водкиным восхищаются ее сибиряком. Ведь профессор! Ведь художник!

Мамин сибиряк сидел, вертел в руках лупоглазого носатого Рода, и казалось, он сделан — сибиряк, а не Род! — из особенного материала, более плотного, чем тот, который пошел на Татарникова и Петрова-не-Водкина. Они рядом с маминым сибиряком были какие-то ненастоящие, и бороды их интеллигентские — зевсова у Татарникова, мефистофельская у не-Водкина — словно бы приклеенные.

— А скажите-ка, уважаемый Степан Петрович, много ли у вас там в ваших краях людей, подобно вам поддерживающих культ языческих богов?

— Ты не крути! Ишь, речи каки крутицкие. Каки тут мы? Я вот один тут. Аз есмь, ты еси. То попы из одново свово бога сразу трех делат, а у нас честно: кто один, тот один. И каки таки языцки? Наши славянски, а не языцки. Языков знашь скоко? Буряты, монголы, чухна разна, чукча, у их свои языцки, а наши славянски: Мокошь, Род и Рожаницы.

— Так вот о чем я спрашиваю: много ли таких, которые не прельстились христианством, а сохранили своих исконных славянских богов?

— Мы все-таки — серединские. Село наше — Середа, понимаешь? Мы все в Середе попов не держим, раскол не держим. Што попы, што раскол — один хрен. Мы своих богов держим, отецких, славянских. И многи вокруг тож за отецких, но скрыват: Чура поставят за икону, и в ей тоже сила просыпацца — от дедушки Чура. У нас там все понимат: серединские боги — дело известно.

— Аналогия с пермскими богами, — вставился Петров-не-Водкин.

Ученость свою показать хотел, так я понял.

— Да, но пермские боги — христианского пантеона, — парировал профессор Татарников и тут же снова весь обратился к мамину сибиряку:

— А скажите… а скажи, Степан Петрович, объясни честно, попросту: вы там у себя в Середе, точно верите в Мокошь эту самую? Ну и в остальных во всех, в Перуна? Точно верите, как в Христа верят те, кто у нас верующие? Что была Мокошь на самом деле, что весь мир сотворила? Или это у вас вроде как самодеятельность? Народный промысел — как Холуй или Палех? Только палешане шкатулки делают, а вы идолов языческих.

— Сам ты холуй с Палеху. Кто ж сотворил землю и все? Сам што ль? Мокошь и сотворила. Ить попы в Исуса верят, што без мужика от бабы, а земле откуда взяцца!? Мы не верим, мы ведам. Все как есть ведам, што в их вся сила: в Роде, в Ладе с Лелей, в Перуне с Хорсом тож. А как в дому без дедушки Чура? Мы ведам, а многи други, те вероват. Кто по дереву стучит, кто за плечо плюет, кто сглаза боицца и ведер пустых — те вероват. И не в Исуса, а в дедушку Чура: постучишь по деревяшке, он тут и есть, дедушка Чур. Потому что все люди вокруг — славянски да отецки, а поповски Исус — как красны ворота — для виду. Ворота на улицу, а живем в дому.

Матушка снова неслышно появилась и с каждым словом своего сибиряка с гордостью смотрела то на Татарникова, то на Петрова-не-Водкина.

А толстый Татарников отдувался, будто отпарил его мамин сибиряк.

— Ух ты, какие диалектики в этой неведомой Середе. Справедливо: древность за славянских богов, а что древней, то и сидит крепче. Но ведь и христианство тоже древнее, тоже давно народное. Это Петр исказил характер народа и развитие нашей государственности, а если бы естественно продолжилась допетровская линия, она все-таки шла от христианства, а не от язычества.

Петров-не-Водкин при последних словах вдруг вскинулся, как от оскорбления, и пошел на Татарникова, торча, как пикой, своей острой бороденкой:

— Не скажите! То есть последуем народному этикету: не скажи! Пусть и Петр в свою очередь исказил, я готов признать, но чем лучше был Владимир, этот самый Красное Солнышко? Точно так же насильственно привил чуждое влияние на нашу народную почву! Христианство было еще более чуждо народу, чем западничество Петра.

— Поначалу чуждо, а после прижилось. Уже и свободомыслие являлось в христианских одеждах: Вассиан, Аввакум!

— Все равно ощущалась чуждость! Все равно хотели сбросить! Стригольники, жидовствующие — у них от христианства уже совсем мало. Вот перед тобой истинно народное, истинно праславянское: Мокошь! Рожаницы! Перун! Дедушка Чур, которого ты напрасно чураешься. А сам Владимир, апостол наш, — еще та фигура, Петр рядом с ним ангел: предатель, братоубийца, распутник — и пожалуйста, первый русский святой. Точно такое привнес чуждое влияние, ничего подлинного. Правильно сказал Степан Петрович: все мы по деревяшке стучим, как я перед выставкомом, все стучим — и христиане и атеисты. Вера христианская отлетела как шелуха, а язычество во всех нас сидит прочно — потому что глубже, потому что исконней!

— Ну не со всех отлетела как шелуха..

— Думаешь? Да те, кто в церквях, такие же язычники! Крестятся — дьявола отгоняют, типичное языческое заклятие; иконы деревянные ничем не лучше этой деревянной Мокоши; все золото на куполах, все роскошные обряды, ризы — одно сплошное язычество. А чтобы верить искренне в непорочное зачатие, в первородный грех и искупление на кресте — да кто же может в это верить сейчас, если нормальный человек?! Уж легче в Рода и Рожаниц — оно как-то понятней и человечней.

Наконец мамин сибиряк снова растворил уста и Татарников с Петровым-не-Водкиным мгновенно почтительно замолкли:

— Родного греха и нет вовсе, ить врут попы. Како ж грех, ежли тако оно у людей устроено? Жить и радовацца — како ж грех? Смех — ить правда. Ежли подсмотреть, когда мужик на бабе — точно, один смех. Потому прячуцца — от людскова смеху. Не родный грех, а родный смех, тако деды сказат. Попы переврали нарошно, штоб испохабить. Како ж грех? А смех — ить правда.

Больше в тот вечер профессор Татарников с Петровым-не-Водкиным не заводили высокоученых разговоров — мамин сибиряк как бы закрыл прения, произнес заключительное слово. Татарников первым перешел к делу:

— А скажи, Степан Петрович, как бы дома завести вот хоть Мокошь?

— Почему ж не завесть? Очинно можно. Ругу каку дашь — и бери себе Мокшу в полное удовольство. А всех нужней дедушка Чур. Без дедушки дому не стоять.

Перейти на страницу:
Вы автор?
Жалоба
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии / Отзывы
    Ничего не найдено.