Александр Воронин - Я буду ездить на Форде Страница 5

– Да там кто-то кого-то на шесть миллионов кинул. Не бери в голову, нас с тобой на шесть миллионов не обманешь, – ответил Валерка.

Действительно, тех восьмидесяти семи марок, которые выдавал на месяц социал, катастрофически не хватало. Основная статья расхода – еда. Кормили в отеле бесплатно, но дневной рацион был рассчитан на среднестатистического немца, то есть примерно в два раза меньше, чем привык потреблять столь же статистический русский желудок.

Чтобы сэкономить деньги, в город ходили не каждый день. Николай вообще не очень любил ходить с Валеркой из-за его склонности посещать дорогие магазины и примерять там чуть ли не все подряд. Как можно полчаса трясти шестисотмарочными кожаными куртками, если в кармане двадцать марок, а до следующего социала почти две недели? О резервном запасе Николай, конечно же, знал, но был уверен – ни на эту куртку, ни на трехсотмарочные пневмокроссовки Валерка его не истратит.

За две недели до получения разрешения на работу Валерка начал активно заниматься собственным трудоустройством, попутно приглядывая и работу для жены. Николай стеснялся искать работу, имея возможность предъявлять единственный документ – собственную наглую рожу. А, в общем-то, напрасно. К тому времени, когда им выдали разрешение, Валерка уже договорился, что с первого числа начинает работать на сырзаводе, а жена – посудомойкой в ресторане.

В четверг утром Валерка с женой сразу после завтрака ушли в город, не позвав с собой Николая, а на обед вообще не пришли. После обеда, часов около трех, к отелю подъехал ярко-красный 'Форд-Сьерра'. За рулем сидел Валерка, который, казалось, сиял еще ярче. Николай автомобилистом никогда не был и даже прав не имел. Но, все равно, у него от зависти слегка защемило сердце.

– Смотри, – начал показывать ему Валерка, – вот этот рычажок двигаешь вправо-влево, вперед-назад, – он регулирует баланс колонок. Их здесь четыре штуки. А звук какой!

– В перед, в зад… – сказал Николай.

– Ты сядь, почувствуй, какие кресла, комфорт! – не унимался Валерка. – А багажник! Огромный! Задние сиденья складываются, и тогда что хочешь – холодильник, телевизор – всё увезешь!

– За сколько взял? – спросил Николай.

– За две с половиной. На нем цена была – четыре тысячи, а мне еще раньше говорили, будешь брать за наличку – можно торговаться и скидку получить. Я полторы тысячи выторговал, сам не ожидал.

– Не слабо, – согласился Николай.

– Помнишь, на площадке, позади 'Альди', штук десять машин стояло на продажу и вывеска 'Авто Гюльбахар'? Я у него купил, там всех дешевле.

– Обманет турок, – с сомнением сказал Николай. Лицам с восточными фамилиями он не доверял.

– Не обманет, я в машинах разбираюсь. Не первую беру, – возразил Валерка.

Как позже выяснилось, все-таки обманул. Через две недели капот и крыша 'Форда' побледнели и стали седыми. Видимо, перед продажей турок натер машину специальным полиролем с цветным пигментом, но на южном альпийском солнце пигмент выгорел. Впрочем, этот чисто косметический дефект был у 'Форда' единственным недостатком.

Через месяц Валерка с Татьяной сняли небольшую двухкомнатную квартиру в городе, и Николай помог им переехать – затащил на второй этаж старый холодильник, который Валерка получил бесплатно от какого-то немца.

После этого Валерка с Николаем встречались примерно раз в месяц, и причиной всегда служила Валеркина новая большая покупка. Он купил: телевизор 'Сони' с экраном 72 см, видеокамеру 'Панасоник', видеомагнитофон 'JVC', в который подходили не только большие кассеты, но и маленькие, от видеокамеры, мини-стереокомплекс (снова JVC, нефирменных вещей, какими переполнены немецкие магазины, Валерка не признавал) и, наконец, подержанное пианино для жены. Затаскивать пианино Валерка Николая не позвал. Бегать с пианино по этажам – удовольствие небольшое, но Николай немного расстроился – дружба их потихоньку заканчивалась.

Следующий Валеркин визит с покупками связан не был. Начальник его цеха отмечал пятидесятилетие и, видимо для экзотики, пригласил и Валерку. Впечатления от немецкой гулянки переполняли его и требовали выхода.

– Знаешь, – рассказывал он Николаю, – там был баллон с каким-то газом. Если его вдохнуть, а потом что-нибудь говорить, голос становится тонким и дрожащим, как в мультфильме! – Валерка засмеялся и попытался изобразить, как это было.

– Форд продавать не хочешь? – сменил тему Николай.

– Пытался уже, но больше тысячи за него никто не дает. У меня, оказывается, старый вариант. У нового передние поворотники на крылья заходят, а у моего – нет. Такая мелочь, а как увидят – носы воротят. Я и в газету объявление давал, и в Мюнхен на базар ездил – кайн шанс. Заходил в автохаус – там у меня его за три тысячи берут, если я у них новый куплю. Но столько налички у меня нет, а кредит ни один банк не дает из-за азилянтских документов. Я решил – пока поезжу на старом, а как дадут вид на жительство, тут же пойду в автохаус и куплю новый. Представляешь – купил за две с половиной, год ездил и за три продал! Здорово!

Николай подумал, что так быстро немцы еще никому вида на жительство не давали, но вслух сказал:

– Здорово.

После этого Валерка не появлялся около полугода. Николай звонил ему пару раз, но Валерка разговаривал неохотно, отвечал односложно, в гости не приглашал, и Николай решил не навязываться.

Появился Валерка внезапно, без предупреждающего телефонного звонка. Взгляд колючий, на губах – кривая злая усмешка.

– Привет, – удивленно сказал Николай, – а я про тебя и думать забыл. Где пропадал? Что новенького?

– Выгоняют нас. Адвоката нанимал – не помогло. Два суда проиграл. Дали четырнадцать дней, чтобы покинуть Германию. А я никуда не поеду. В аэропорт привезут – паспорт порву. Без паспорта они не имеют права меня высылать. – Валерка перевел дух. – Слушай, а поехали вместе. Коммунисты теперь не у власти. Развернемся! У меня старший брат – главный инженер в колхозе. Он нас поддержит. Чего ты здесь забыл? Ну их к черту, всех этих немцев! Поехали.

– Да знаешь, я уж как-нибудь здесь… – разговор стал Николаю неприятен. Валерка это заметил.

– Не хочешь? Ну, как хочешь. Я пойду. Будь здоров, не кашляй.

Это была их последняя встреча.

С Николаем я случайно столкнулся на вокзале. Выглядел он странно: длинные сальные волосы, месяца два назад выкрашенные в желтый цвет, кожаная куртка с бахромой на рукавах – в таких обычно ездят на 'Харлеях', старые штаны советского покроя и кроссовки, давно забывшие свои цвет и форму.

– Здорово! – обрадовался я. – Сто лет тебя не видал. Рассказывай, как живешь, где работаешь.

– Работаю все там же, на монтаже. Мотаемся – то в Австрию, то в Гамбург. Но это не важно, – он оживился. – Я тут новый исторический роман заканчиваю…

Пару лет назад я имел неосторожность заглянуть в один из Николаевых романов и сразу вспомнил фразу Войновича: 'Чтобы узнать, что щи протухли не обязательно съесть всю кастрюлю'. Дело даже не в том, что он любил использовать слова вроде 'кафтан' или 'картуз', но при этом путал 'подрясник' с 'подгузником'. Самым ужасным было то, что эти романы – убогое подражание старой коммунистической тухлятине в стиле Георгия Маркова. Я поспешил сменить тему.

– Что новенького у Валерки?

– Так его уж года полтора, как депортировали. Полиция приехала в девять вечера, дала десять минут на сборы, и увезли. Он успел только позвонить знакомому аусзидлеру и отдать ему ключи от квартиры и машины. Аусзидлер запихал Валеркино добро в 'Форд', уместилось всё, кроме пианино. Хороший был 'Форд', вместительный. Он потом долго стоял во дворе аусзидлеровского хайма. Где-то через полгода приезжал Валеркин брат и уехал на нем в Россию. Доехал или нет – не знаю. Говорят, опасно сейчас. Бандиты и в Польше, и в Белоруссии, и у нас.

Русский человек Николай – проживет еще двадцать лет в Германии, но все равно про Россию будет говорить: 'у нас'.

– А ты что здесь делаешь? – спросил Николай, заметив, что я его уже почти не слушаю.

– Да у меня сегодня с утра жена с дочкой в Мюнхен уехали, по магазинам. Купили что-то тяжелое, позвонили, чтобы я их встретил

Николай внезапно напрягся, в глазах появилась неуверенность. Ну вот, вечно я со своим языком, ляпну и не подумаю. Знал же прекрасно, что жена Николая не захотела приехать в Германию, а он по каким-то причинам отказался вернуться. Мне стало неловко.

– Извини, мне пора, – сказал я ему и побежал на шестой путь, встречать своих родных.

5

Единственная неприятная мысль омрачала мою безмятежную жизнь в 'Шахтере' – деньги. Сашка Иванов любил поговорки на эту тему. Например: ' Кошелек – не мешок с картошкой – чем тяжелее, тем приятней его носить' или 'Самая лучшая рыба – это колбаса, а самая лучшая колбаса – это чулок с деньгами'. Но прошу не судить поспешно о нем только по его поговоркам. Как говорил тот же Сашка, 'человек как граненый стакан – мы видим те грани, которые повернуты к нам, и понятия не имеем, что внутри'.