Александр Моралевич - Увечное перо Страница 5

Слабак.

Тогда как в писательском мире известен человек под кодовым прозвищем Жираф-заика. И больше суток, не мочась, находился он в приемной Л.И.Брежнева, выцыганивая себе звезду Героя социалистического труда. И заполучил! А беспечно хоть на пяток минут отлучись он с поста? Враз ушла бы звезда к какому-нибудь Софронову или Семену Бабаевскому.

Так что, в желании снискать "Букер", надо безотлучно находиться здесь и сейчас, самолично мелькать, засвечиваться, тусоваться. А что же нагубошлепил Аксенов? И роман-то он сочинял в Биаррице, и, пустив всё на произвол судьбы, по большей части шараборился в Америке. Потому вовсе не в его руки попал вожделенный "Букер", сколь ни билось в заманушечной падучей ЭКСМО.

Опять же — к какому писательскому Союзу прислонен Василий Аксенов? Ну, при большевиках, как и партия — один был Союз писателей. Но теперь-то партий — как блох в соломе, а уж Союзов писателей…И подразделяются, скажем, теннисисты, боксеры на леворуких и праворуких, футболисты — на левоногих и правоногих, композиторы вот-вот поделятся на левоухослышащих и правоухо, а уж писатели, которых теперь орды и полчища…На какие только они не раздробились Союзы. И, глядишь, возникнули Союзы менструальных и климактерических авторесс, бисексуалов, деревенщиков, половых фантазеров, геев, патриотов и пр… И уж они полоббируют, выдвигая на "Букера" и "Большую книгу", своего человечка, а Аксенов прикипел к какому Союзу? Ни к какому. И остался на бобах.

Ну, а что же все-таки роман "Москва ква-ква"? Перешибает он стили "хрю-хрю", "ку-ку" и "шню-шню"?

Здесь нечего наводить тень на плетень: НИКТО в нынешней российской беллетристике не плывет благородными стилями кроль, брасс и баттерфляй. Нету также спинистов, а налицо сплошные брюхисты, плывущие стилем простонароднейшим, "по-собачьи". Но ведь, помнится в 60-е годы в "Юности" означенный Аксенов… Ведь обнаруживал то, что нетленные Ильф и Петров называли — "следы когтей мастера"!

Обнаруживал. Проблесковничал. И теперь бы одарил нас штучной прозой, кабы не улица И уж это тлетворное влияние улицы!

Грешным делом и сам я по стадности, по дурному влиянию улицы еще в малолетстве и по первости едва не загремел за решетку. Подбили несамостоятельного школьника отпетые хулиганы, Оказали нежелательное воздействие — и что? Темной ночью, негодяи, взломали мы морг, вытащили оттуда одиннадцать нагих разнополых покойников и в позах удящих рыбу рассадили по берегам пруда. Причем две разнополые пары обустроили мы в обнимку. Как возлюбленных на пленэре.

И рыдали в 21-м отделении милиции наши родственники, разъясняя, что мы-то трое — мальчики со вполне отчетливым социальным лицом. И родители подростка Шумарова пришли в милицию даже с виолончелью, чтобы Дима, любимец великой педагогессы Марины Козолуповой, еще не прищемленной Мстиславом Ростроповичем, сыграл здесь же следователю Гаврилову "Маленькую ночную серенаду" Моцарта. А юниор Моралевич — он уже четырежды во образе мартышки профессионально танцевал в балете композитора Морозова "Доктор Айболит". А тинэйджер Копылов, золотые руки — в пустой бутылке из-под армянского коньяка "Ахтамар" воссоздал образ пионера Павлика Морозова, и данный кунстштюк был высоко оценен на выставках в странах Варшавского договора. Так что единичный эпизод с покойниками у пруда — всего лишь пагубное влияние улицы и пропащих забубенных голов, шатающихся по этим улицам. Таких, что сбивали с пути даже великого поэта Есенина, причем в уже зрелом возрасте. Но чтобы наши дети впредь….И только проспектами Ленина, площадями Карла Маркса, аллеями сколькотолетия Октября и бульварами имени позора Фанни Каплан пойдут в светлое будущее наши дети! И никаких таких улиц!

И чего уж там, не подкачали. Пошли проспектами.

Но одно дело — когда под влияние улицы подпадают несмышленыши-дети. И вовсе другое — когда седой уже и с некоторой репутацией романист вляпывается во влияние зловонной литературной улицы, а то и вовсе сочинительского гнилостного тупика. Так и с "Москвой ква-квой", где все действие накручивается вокруг и внутри сталинской высотки, что стоит на слиянии Яузы и Москва-реки (скульптор — Чечулин). Здесь в восьмикомнатной эксклюзивной квартире жуирует жизнью совсекретный академик-физик, если уж не отец, то дядя отечественной водородной бомбы — Ксаверий Ксаверьевич Новотканный. И, конечно, на фоне остальных героев и героинь — автору стоило больших трудов, чтобы обуздать свои фантазмы и за весь роман не дать академику никого трахнуть, обратать, отпердолить, изнахрачить и огулять.

Другое дело — жена академика Ариадна Лукиановна Новотканная, во девичестве Рюрих. Да, прямо под боком у мужа её пользует в хвост и в гриву мордоворот, самец и чекист Фаддей, он же спецбуфетчик в квартире академика, он же секьюрити. Но сама-то Ариадна Лукиановна (явно — для обожествления всей советской общественностью): доктор искусствоведения, миротворица (своего рода мать-Тереза в коммунистической упаковке), она же — член Правления Комитета защиты мира, она же главенствует в Комитете советских женщин, она же — член Комитета по Сталинским премиям…

Но кто она тайно, Ариадна Лукиановна? Тут уж Аксенов полетом фантазии переплюнул всех, кто сочинительствует в Теплом Стане, Малаховке и Переделкино, а не в Биаррице. Тайно тов. Новотканная — генерал КГБ и Герой Советского Союза. И лично вождь народов Сталин призвал членов Политбюро чтить тов. Новотканную (Рюрих) — Музой Победы над фашистской Германией. Почему? Потому что Сталин и Берия под именем Элен фон Тротц заслали Музу Победы в Берлин. Где Йозеф Геббельс изнывает от похоти при виде фрау фон Тротц, а Риббентроп проелозил коленки на брюках возле её ног. Гитлер очарован гэбисткой Элен, Ева же Браун с горя отдается сразу двум лубянским чекистам, жалуясь им, что фюрер — он, вестимо, отец нации, но "хайль" может исполнить только рукой, а более никакой частью тела. И в это время, усыпив Гитлера, отважная Ариадна Лукиановна на бомбардировщике "дорнье" (почему не на "либерейторе", на Ю-88, на "хейнкель-111"?), обведя вокруг пальца гестапо, вывозит Гитлера в Москву. Здесь Сталин закатывает в честь Гитлера умопомрачительные балы и дружественные банкеты. При отсутствующем без уважительной причины Гитлере растерянный Паулюс капитулирует в Сталинграде. Ну, а Гитлеру, гостюющему в Москве, симпатичнее всех Каганович, потому что Лазарь был смазчиком колес железнодорожных вагонов. (Ну, право, не будем прерывать бурных мозговинных наваждений Аксенова, всего-то говоря, что смазывают не колеса вагонов, а буксы, а ежели смазывать колеса — произойдут сплошные юзы и крушения поездов.)

По договоренности с Черчиллем и Рузвельтом Ариадна Лукиановна (на чем? На "би-52"? На "ТБ-3"? На "аэрокобре"?) снова спроваживает Гитлера в Берлин. Гитлер становится фанатичным агентом Лубянки. В его бункере посмертно обнаружен рапорт, адресованный Ариадне Лукиановне: "ГЕНЕРАЛ-МАЙОРУ РЮРИХ ОТ ВОЖДЯ НЕМЕЦКОГО НАРОДА ГИТЛЕРА. ДОРОГАЯ ГЕНОССЕ РЮРИХ, СПЕШУ ВАМ СООБЩИТЬ, ЧТО ВАШЕ ЗАДАНИЕ ВЫПОЛНЕНО. ЗЛЕЙШИЙ ВРАГ СВОБОДОЛЮБИВЫХ НАРОДОВ МИРА — ГИТЛЕРОВСКАЯ ГЕРМАНИЯ УНИЧТОЖЕНА!"

Вот так, дорогие читатели. И кто — то возвысит голос, возмутится, прогневается, говоря о кощунстве, и что должен же быть предел самым вывихнутым, оскорбляющим память народов о войне фантазиям — но полно-те, граждане. На то она и свобода печати плюс всеобщая грамотность. Опять же — воздуха в этом курортном Биаррице, фантазия буквально пузырится, безудержно пришпоривает!

Так, стало быть, и произошло сокрушение фашизма Ариадной Лукиановной Новотканной (она же Рюрих, она же Элен фон Тротц). И вождь народов Сталин всерьез планировал ввести Рюрих в члены Политбюро И сексист-политбюрист Н.Булганин просто корчился от вожделений: а каково подъюбочное устройство у Музы Победы?

(Тут уж не погрешил против историзмов Аксенов. Лично видел автор этих строк, как, отвлекшись от идей мировой революции, в зюзю пьяный верный ленинец Булганин, грудью к спинке стула, чтобы не свалиться, сидел посередь сцены Душанбинского театра оперы и балета. Гуськом в очередь к маршалу выстраивали балерин, и каждую вновьподошедшую маршал органолептически проверял насчет упругости ягодиц и подпотевания в промежности. Блаженные кислотные слюни текли на орденоносную грудь, и будь этот иконостас не из эмали и золота — на

маршале проржавелся бы весь фасад.)

Но что же, всего-то академик с женой плюс сношательное животное чекист Фаддей квартируют в восьми комнатах прославленного дома?

Никоим образом. Еще до того, как левое яйцо в мошонке академика было поражено альфа-частицами, а правое — бета-частицами — академик с женой зачали неземной красоты существо — дочку Глику, Гликерию. Комсомолку, гребчиху, сталинистку, интеллектуалку. И при её-то статях даже матушку свою, избавившую мир от фашизма, перещеголяла бы Глика, одолев вместе со Сталиным и американский империализм, но — беда: в освободившуюся квартиру высотки Сталин вселяет героя всех войн, своего наперсника, генерала ГРУ и шестижды лауреата Сталинской премии Кирилла Смельчакова.