Патриция Хайсмит - Цена соли Страница 50

— Я все думаю о том чеке, — сказала Кэрол.

Эти слова еще одним камнем легли ей на душу.

— Ты думаешь, они обыскали дом? — спросила Тереза.

— Может быть. Это может быть.

— Я не думаю, что они его нашли. Он далеко под скатертью.

Но ведь было еще письмо в книге. На мгновение странная гордость оживила ее, но тут же исчезла. Это было красивое письмо, и она бы предпочла, чтобы они лучше нашли его, а не чек, хотя для выдвижения обвинений они были бы примерно равноценны, и из обоих можно было сделать грязное доказательство. Письмо, которое она так и не вручила, и чек, который так и не обналичила. Конечно, скорее всего, они обнаружили письмо. Тереза не могла заставить себя рассказать Кэрол о письме и сама не знала почему — то ли из простой трусости, то ли от желания избавить Кэрол от еще одной напасти. Впереди показался мост.

— Там река, — сказала она. — Давай здесь?

— Сойдет, — Кэрол отдала ей коробочки. Она засунула полусгоревшую пленку назад в коробочку.

Тереза вышла, швырнула их через металлические перила и не стала провожать взглядом. Она посмотрела на молодого человека в комбинезоне, входившего на мост с другой стороны, и возненавидела себя за то, что в ней поднялось бессмысленное враждебное чувство к нему.

Оказавшись в гостинице в Омахе, Кэрол попыталась позвонить. Эбби не было дома, и Кэрол оставила сообщение, что перезвонит вечером в шесть, когда Эбби должна была вернуться. Кэрол сказала, что звонить адвокату нет смысла, потому что он будет на обеде до двух по местному времени. Кэрол хотела принять душ и выпить.

В баре гостиницы они заказали по коктейлю «Олд Фешен»[21] — в полной тишине. Когда Кэрол попросила повторить, Тереза тоже было заказала второй, но Кэрол сказала, что вместо коктейля Терезе нужно чего-нибудь поесть. Официант ответил, что в баре еда не подается.

— Она хочет что-нибудь съесть, — твердо сказала Кэрол.

— Столовая находится напротив, через вестибюль, мадам, и еще есть кафе…

— Кэрол, я могу подождать, — сказала Тереза.

— Пожалуйста, принесите мне меню? Она предпочитает поесть здесь, — сказала Кэрол, взглянув на официанта.

Тот помедлил, затем сказал:

— Да, мадам, — и ушел за меню.

Пока Тереза ела яичницу-болтунью и сосиски, Кэрол выпила третий коктейль. Наконец, Кэрол безнадежным тоном произнесла:

— Дорогая, могу я попросить у тебя прощения?

Этот тон задел Терезу даже больше, чем сам вопрос.

— Я люблю тебя, Кэрол.

— Но ты понимаешь, что это значит?

— Да, — она подумала, что тот момент оглушенности в машине был только моментом, так же, как и теперешняя ситуация — только ситуацией. — Я не понимаю, почему так должно быть всегда. И я не вижу, как это может что-то разрушить, — искренне ответила она.

Кэрол отвела руку от лица и откинулась назад, и теперь, несмотря на усталость, она выглядела так, как Тереза всегда себе ее представляла — глаза, которые могли быть нежными и жесткими одновременно, словно они испытывали ее; красиво очерченные красные губы, сильные и мягкие, хотя сейчас ее верхняя губа едва заметно подрагивала.

— А ты? — спросила Тереза, и вдруг поняла, что этот вопрос — такой же глобальный, как и тот, что ей без слов задала Кэрол в номере в Ватерлоо. Фактически, тот же самый вопрос.

— Нет. Я думаю, ты права, — ответила Кэрол. — И это заставила меня понять ты.

Кэрол пошла звонить. Было три часа дня. Тереза забрала счет, а потом уселась и стала ждать, думая, когда же это все закончится, и придет ли ободряющая весточка от адвоката Кэрол или от Эбби. А может, ситуация сначала ухудшится, прежде чем пойти на поправку.

Кэрол отсутствовала почти полчаса.

— Мой адвокат еще ничего не слышал, — сказал она. — И я ему пока ничего не рассказала. Не могу. Мне придется написать об этом в письме.

— Я подумала, что ты так и сделаешь.

— О, ты подумала, — сказала Кэрол и улыбнулась впервые за целый день. — А что ты скажешь, если мы остановимся здесь? Я как-то больше не хочу путешествовать.

Кэрол заказала для себя обед в номер. Они вдвоем прилегли вздремнуть, но когда без четверти пять Тереза проснулась, Кэрол рядом не было. Тереза оглядела комнату, заметив на туалетном столике черные перчатки Кэрол и ее мокасины, стоявшие рядышком под креслом. Тереза прерывисто вздохнула. Сон ее совсем не освежил. Она открыла окно и посмотрела вниз. Это был не то седьмой, не то восьмой этаж, она не могла вспомнить, который именно. Мимо гостиницы прополз трамвай, люди на тротуаре двигались во всех направлениях, перебирая ногами, как заведенные, и ей в голову пришла шальная мысль прыгнуть. Она отвела взгляд от тусклой линии серых зданий на горизонте и закрыла глаза, чтобы их не видеть. Потом она повернулась, и Кэрол уже была в номере, стояла у двери и смотрела на нее.

— Где ты была? — спросила Тереза.

— Писала это чертово письмо.

Кэрол пересекла номер и поймала Терезу в свои объятья. Тереза почувствовал, как ногти Кэрол впились в ее спину через ткань жакета.

Когда Кэрол пошла к телефону, Тереза вышла из комнаты и побрела по коридору к лифтам. Она спустилась в холл и сидела там, читая статью о жуках-долгоносиках в «Ведомостях кукурозоводов», и размышляла, знает ли Эбби все это о кукурузных долгоносиках. Она посматривала на часы, и после того как прошло 25 минут, снова поднялась в номер.

Кэрол лежала на кровати и курила сигарету. Тереза ждала, когда та заговорит.

— Дорогая, мне придется поехать в Нью-Йорк, — сказала Кэрол.

Тереза была в этом уверена. Она подошла к изножью кровати.

— Что еще сказала Эбби?

— Она снова встретила приятеля по имени Боб Хавершем, — Кэрол приподнялась на локте. — Но он определенно знает меньше, чем я на этот момент. Кажется, что никто ничего не знает, кроме того, что затевается что-то нехорошее. Ничего особенного произойти не может, пока я там не окажусь. Но мне нужно там оказаться.

— Конечно.

Боб Хавершем был другом Эбби и работал в фирме Харджа в Ньюарке. Не близкий друг ни ей, ни ему, просто связующее звено, слабенькое звено между ними двумя, единственный человек, кто мог бы что-то знать о планах Харджа, если бы мог распознать детектива или подслушать часть телефонного разговора в офисе Харджа. Тереза чувствовала, что эта информация почти ничего не стоит.

— Эбби собирается пойти забрать чек, — сказала Кэрол, села на кровати и потянулась за мокасинами.

— У нее есть ключи?

— Хотела бы я, чтобы они у нее были. Ей придется взять их у Флоренс. Но все будет в порядке. Я сказала ей, чтобы она передала Флоренс, что я хочу, чтобы мне прислали парочку вещей.

— Можешь сказать ей, чтоб она и письмо забрала? Я оставила письмо для тебя в книге в моей комнате. Прости, что я не сказала тебе раньше. Я не знала, что ты собираешься отправить туда Эбби.

Кэрол хмуро глянула на нее.

— Еще что-нибудь?

— Нет. Прости, что я не рассказала тебе раньше.

Кэрол вздохнула и встала.

— Ох, давай больше не беспокоиться. Я сомневаюсь, что они потрудились обыскать дом, но в любом случае скажу Эбби о письме. Где оно?

— В «Оксфордской книге английского стиха». Думаю, я оставила ее сверху на бюро.

Она видела, что Кэрол разглядывает комнату, смотрит куда угодно, только не на нее.

— Я все-таки не хочу оставаться здесь на ночь, — сказала Кэрол.

Через полчаса они уже были в машине и ехали на восток. Кэрол хотела к ночи добраться до Де-Мойна[22]. Час или больше они проехали в абсолютной тишине, и вдруг Кэрол остановила машину на краю дороги, наклонила голову и выговорила: «Черт!»

В свете фар встречных автомобилей Тереза могла видеть темные тени под глазами Кэрол. Та не спала всю прошлую ночь.

— Давай вернемся в ближайший городок, — сказала Тереза. — До Де-Мойна еще семьдесят пять миль ехать.

— Ты хочешь поехать в Аризону? — спросила Кэрол так, словно все, что им нужно было сделать — это развернуть машину.

— Ох, Кэрол… да что об этом говорить? — ее внезапно охватило отчаяние. У нее дрожали руки, когда она прикуривала сигарету. Тереза отдала сигарету Кэрол и зажгла еще одну, для себя.

— Потому что я хочу об этом поговорить. Ты можешь взять еще три недели отпуска?

— Конечно.

Конечно, конечно! Что еще имело значение, кроме того, чтобы быть с Кэрол — где угодно, как угодно? Харкви собирался ставить пьесу в марте, Харкви мог порекомендовать ей работу где-нибудь еще, но все эти работы были неопределенными, а Кэрол — нет.

— Мне не придется оставаться в Нью Йорке больше недели, потому что с разводом все улажено, это мне Фред, мой адвокат, сегодня сказал. Так почему бы нам не провести еще несколько недель в Аризоне? Или в Нью Мексико? Я не хочу болтаться в Нью Йорке остаток зимы.

Кэрол вела машину медленно. И теперь ее глаза были другими. Они стали живыми, как и ее голос.