Михаил Елизаров - Библиотекарь Страница 50

– Наваждение прямо, – Озеров потряс головой. – Мы постоянно были друг у друга на виду! Когда бы он сообщил наши новые координаты Совету? Абсурд… Что же, паспорт у него попросить?

– Это все равно не имеет значения, – отмахнулась Анна. – Если Дзюба – наводчик, свою задачу он уже выполнил. Если нет – и обсуждать нечего.

– Вот я на сто процентов уверена, что Дзюба не при чем, – Вероника стала собирать грязные тарелки. – Нормальный мужик. Спокойный, глаза не бегают. Предатели себя по-другому ведут. А у Совета и без него достаточно соглядатаев. Может, за нами кто в пути увязался и выследил, Николай Тарасович?

– Вроде нет, – сказал Иевлев, – я смотрел, хвоста не было.

– Ребята, – чуть смущенно сказал Марат Андреевич, – я уже и сам не рад, что поднял эту тему… Очень преждевременно утверждать, что Совет обнаружил нас.

– Каратели из Совета не церемонились бы, а напали, – усмехнулся Тимофей Степанович.

– А все-таки, кто тогда перегородил дорогу? – спросила Светлана. – И зачем?

– Непонятно, – согласился Марат Андреевич. – Поэтому я предлагаю расчистить завал.

– И чем быстрее, тем лучше, – добавил Луцис.

– Мы вдвоем с Кручиной за час управимся, – бодро сказал Николай Тарасович. – Тем более, у нас и «Тайга» имеется.

– А вот бензопилу я бы вам брать не советовал, – сказал Марат Андреевич. – Слишком шумный агрегат. Возьмите обыкновенную, столярную…

Взвыли собаки.

В дом, широко распахнув дверь, вбежал запыхавшийся Гаршенин:

– Ребята, тревога! – выдохнул он. – У нас гости!

Мы гурьбой бросились к длинному стеллажу, где были разложены доспехи. В круглых гнездах невысокой подставки стояли пики, цеп Анны Возгляковой и боевая коса Гаршенина.

– Что за люди? – быстро спросил я, надевая через голову тяжелый панцирь. Книга Памяти сразу перекочевала в стальной футляр.

– А пес его знает, Алексей Владимирович, – ответил Гаршенин, берясь за обитое железными полосами косовище. – Пять человек. Сюда идут. Мы, как только заметили, сразу сюда.

– Всего пять? – Марат Андреевич опоясался шашкой. – Не густо.

– Вооружены?

– Вроде нет. По крайней мере, в руках ничего такого не держат… У одного моток кабеля…

– Ремонтники?

– Разве поймешь? – с досадой сказал Гаршенин. – На них не написано. Вряд ли ремонтники. В лучшем случае – ворье, что провода на продажу режет.

– А в худшем случае – лазутчики Совета, – продолжил Игорь Валерьевич, привычно заворачивая в газету штык. – Во что они одеты?

– Обычно, по погоде. Телогрейки, сапоги кирзовые. Типичный колхоз.

– Очень подозрительно, – покачал головой Тимофей Степанович. – Ни топоров, ни лопат. Как пить дать – под одежкой ножики припрятали.

– Откуда они появились? – продолжал я расспрашивать Гаршенина.

– По дороге вышли…

– Вас с Дзюбой заметили?

– Не знаю…

– А где Дзюба?

– Остался возле ворот.

– Закрыть надо! – воскликнул Луцис.

– А зачем? – Анна вытащила из подставки боевой цеп покойной матери. – Пускай заходят. Поговорим, выясним, что им нужно…

Николай Тарасович взял с полки молот:

– Если это случайный народ, не хотелось бы их сразу пугать. А то разнесут потом молву…

Сухарев подумал и снял обшитый солдатскими пряжками бехтерец:

– Действительно, чего заранее шухер поднимать…

– Не дури, – строго сказал Кручина, – лучше накинь что-нибудь сверху. И кистень возьми. Береженого Бог бережет…

Вырин, тоже скинувший свою куртку, снова надел ее, а сверху набросил перевязь с саперными лопатками.

Гурьбой мы вывалили во двор. Возле прикрытых на одну створку ворот стоял Дзюба с кайлом на плече. Он успокаивающе помахал нам рукой.

Я смотрел на приближающихся к сельсовету людей. Они уже заметили нас и чуть сбавили ход. Гости действительно казались типичными деревенскими жителями. Они уверенно зашли во двор и сняли картузы. Впереди в длинном, почти до земли, брезентовом дождевике шагал их старшой – худощавый мужик, на вид ему было лет сорок, светлые соломенные волосы, брови и усы выгорели до седины.

– Доброго всем здоровьица, – он плутовато сощурился. – А мы тут, знаете, не первый год ходим, давненько здесь не жили, а теперь, значит, живут… – старшой вздрогнул и обернулся на стук – Дзюба закрыл вторую половину ворот, вместо засова он использовал тяжелый оглоблинский крест.

Действие произвело на гостей явно неблагоприятное впечатление. Они вдруг стали переминаться и тревожно зыркать по сторонам.

Белобрысый улыбнулся:

– Ух ты, а что же это вы на крест запираетесь? Наверное, серьезные люди. А вы, часом, не баптисты? Нет?

К воротам подтянулись Тимофей Степанович, Сухарев, Таня и Возгляковы. У ног Вероники уселась, утробно рыкая, Найда. С боков пришельцев зажали Гаршенин, Озеров, Вырин и Луцис. Я стоял в окружении Иевлева, Кручины и Дежнева. Думаю, мы производили грозное впечатление.

– Нет, мы не баптисты, – сказал я.

– А-а-а, – вроде облегченно потянул старшой. – Это хорошо… Хотя нам, по большому счету, все равно. Какая разница, кто – лишь бы человек хороший был. Правильно говорю?…

Он вдохновился сказанным и еще с полминуты разглагольствовал о хороших людях, но я уже поймал его алчный взгляд, скользнувший из-под белесых ресниц по шкатулке с Книгой, что висела у меня на груди. От нехорошего предчувствия в животе подобрались кишки. Я чуть толкнул локтем стоящего рядом Марата Андреевича. Он повернулся ко мне, и произнес неподвижным ртом: «Вижу…»

– Ну, а вы кто? – спросил я белобрысого. – С чем пожаловали?

– Это… Мы – строительный подряд. Вам ничего не нужно починить?

– Пока сами справляемся…

– Ясненько… А то бы мы помогли… И недорого…

– А вот такой вопрос, – сказал я. – Вы дорогу завалили?

– Дорогу? Не, это не мы…

– Ну и чего врать?! – взял я пришельца на испуг. – Мы же сами видели!

– Да? – удивился тот. – Хотя да, точно, мы, – он развел руками. – Лесничество требует… Деревья больные… Я просто не сразу сообразил, про какую дорогу вы говорите.

– И чего вы все побросали? Теперь же не проехать…

– Ну, убирать не наше дело. Нам только срубить приказывали… – старшой оглянулся на ворота. – А вот еще, – он нагловато осклабился. – Вы самогонкой не богаты?

– Не богаты.

– Мы же не бесплатно просим. Отработали бы. Вы не стесняйтесь, подумайте. Мы, в принципе, и за харчи поработать можем, да, хлопцы?

– Так есть хочется, что и переночевать негде… – насмешливо проскрипел Тимофей Степанович.

Найда вдруг кинулась косматыми лапами на частокол и яростно взвыла. Я заметил, как подобрался белобрысый и его спутники.

– Ну, мы пойдем, раз вам ничего не нужно. Откройте, пожалуйста, ворота…

Мы посмотрели на Дзюбу. Если бы он попытался вытащить крест-засов, это бы означало, что он заодно с чужаками. Я видел, Сухарев уже приготовил для удара свою цепь. Дзюба, впрочем, никак не отреагировал на просьбу, даже не шелохнулся, только насупленные брови сошлись на переносице, а пальцы крепче сжали кайло.

– Слушайте, мужики, в натуре, – громко сказал белобрысый, – нам идти нужно!

Тут над бревнами показались головы и туловища врагов. Но не успел первый еще перекинуть ногу через частокол, как напоролся на клинок горшениской косы. Дзюба с хрустом всадил кайло в бок ближайшего противника.

Белобрысый распахнул полы дождевика, выхватывая два тупоносых мясницких тесака. Трое его товарищей вытащили скрытые под телогрейками топорики и ножи и ринулись в схватку. Впрочем, азарт не подкреплялся достаточным мастерством. Резкий штыковой выпад Кручины пронзил живот нападающему, тот с воем рухнул, поджав ноги. Рявкнула Найда, смыкая челюсти на горле упавшего. Сверкнула шашка Дежнева, и на песок шлепнулась рука с топором, обрубок длинно хлестнул кровью, словно кто-то выплеснул из стакана недопитый чай. Подранка сразу проткнули рапира Тани и пика Озерова.

Через стену перекатывались все новые бойцы. Дзюба дробил кайлом хватающиеся за края частокола пальцы, и враги с воем срывались еще с наружной стороны. Двое повисли бездыханными на бревнах, раскинув руки, точно рубахи на бельевой веревке, третий, чье туловище перевесило, ополз почти до земли, зацепившись голенищами сапог за острия частокола. Кого-то уже приговорил взмахами молота подоспевший Николай Тарасович.

Мне пришлось схватиться сразу с двумя противниками. Я размахивал клевцом, стараясь не подпустить опасные топоры на короткое расстояние. В запале казалось, что эти двое лишь отбивают удары. Трусливая тактика совершено распалила, выгнала остатки осторожности. Наконец, мой клевец с пустым гончарным звуком приложился к вражеской голове. Дернувшееся лицо сразу покрылось кровью. Эйфория третьего в моей жизни убийства была короткой. На мне повис второй мужик, свалил с ног, но вместо того, чтобы зарубить, стал стягивать Книгу. Он хрипел матерщиной и душил меня цепью от стальной шкатулки. Я вгрызся зубами ему в руку, пытался раздавить колючий кадык, скользкий хрящ не хотел ломаться. Мой рот заливала кровь, соленая, как старый огуречный рассол, и я захлебывался в ней. В глазах помутнело. Враг неожиданно рывком высвободил руку и несколько раз ударил меня по лицу, так что я почти лишился сознания. С меня стащили Книгу, выдрав попутно клок волос, и отпустили. Я, задыхаясь, вытолкнул изо рта мягкий кусок мяса, и меня окатил страх, что я откусил себе язык. Я закричал, вместо слов вышли розовые пузыри.