Валентин Черных - Женская собственность. Сборник Страница 50

— Тебе валидол не нужен? — Она пальцами нащупала вену у меня на шее и начала считать пульс.

— Я бы выпил чего-нибудь покрепче, — сказал я.

— Сейчас, миленький, сейчас, родненький. — Она достала из холодильника малосольные огурцы, холодную картошку и водку. — Я с тобой тоже выпью. — Она разлила водку по рюмкам.

Мы выпили. Она сразу налила по второй, мы выпили, она выдохнула, достала сигареты, предложила мне, я отказался, я тогда не курил. Она извиняюще улыбнулась.

— Ты ешь и пей.

Я ел и пил. Рюмки крошечные, я после третьей отставил свою и налил водку в стакан, добавив томатного сока.

— Неужели не испугался, только честно! — она заговорила вдруг хорошо поставленным актерским голосом.

— Не успел испугаться.

— Ты так много для меня сделал сегодня, что я даже не знаю, как тебя отблагодарить.

— Я знаю…

— Как?

В ее вопросе я почувствовал настороженность. Может быть, она подумала, что я буду просить помочь мне пройти третий тур.

— Я хочу с тобой спать.

— Ты что? — ее удивление было искренним. — Да ты знаешь, сколько мне лет?

— Стоп! — сказал я. — Ты молодая и очень сексапильная. Во время прослушивания я смотрел на твои коленки и думал — снять бы с тебя юбку.

— С меня ничего не надо снимать, я сама снимаю, если этого хочу.

— Я этого очень хочу, — я встал на колени. — Когда я выпью, то становлюсь очень романтичным.

Она рассмеялась и сказала:

— Пошли.

Она легла рядом со мною, еще прохладная сверху и уже горячая внизу, и я приступил к своим любимым утехам. Здесь я должен отвлечься и рассказать о некоторых своих особенностях. Я это заметил, когда мне исполнилось шестнадцать и мы с отцом в доме отдыха пошли в сауну. Я заметил напряженный взгляд отца и увидел, что у меня больше, чем у него.

— Ну и дурынду ты отрастил! — сказал отец.

С этого момента я ощутил себя взрослым.

Чтобы убедиться, что я равный среди взрослых, я стал ходить в Сандуновские бани. Увиденное меня даже разочаровало. У большинства мужчин пипки были средних размеров, у некоторых очень маленькие, и у очень немногих — такие как у меня. В книгах по сексологии я прочел, что длина не имеет значения, более важен даже объем, а у меня и длина, и объем были очень хороших кондиций. Настоящую правду я узнал только через несколько лет от Елизаветы. А пока очень гордился своим преимуществом, что было подтверждено, когда я служил в армии в военно-воздушных силах. В баню мы ходили эскадрильями. Банное жюри произвело замеры в спокойном и стоячем положении. Я оказался в первой пятерке из сорока механиков. Но один нигилист внес сомнения в нашем лидерстве, утверждая, что у негров все равно больше. Здесь же были выделены три независимых эксперта и нас трое из первой пятерки. В первом же увольнении мы нашли трех негров и пригласили их в кафе выпить. Потом завели в туалет, приставили ножи и потребовали снять штаны. Чтобы они не подумали, что мы их собираемся кастрировать, сами тоже сняли штаны. Эксперты определили, что у двух негров меньше, чем у нас, третий приближался к нам, но все равно сантиметра два проигрывал.

Мой командир эскадрильи говорил, что в жизни мужчины запоминаются только три события: первые офицерские звезды на погонах, первая женщина и первый сбитый самолет. Он воевал в Африке, но никогда не уточнял, на чьей стороне. Наверное, та сторона, которую мы тогда поддерживали, на этот момент была против нас.

Может быть, потому, что я никогда не получу офицерских звезд на погоны, не собью самолета, я особенно запомнил свою первую женщину.

После того случая с отцом в бане я решил, если я такой же, как взрослые мужчины, значит, я могу иметь взрослых женщин. Мне даже не надо было искать взрослую женщину, она жила на одной лестничной площадке, у нас была трехкомнатная квартира, у нее однокомнатная. Тридцатилетняя библиотекарша имела только один недостаток — она прихрамывала. Я с ней здоровался, но не находил повода заговорить, она переехала в эту квартиру недавно.

Новый год я всегда встречал с родителями, а потом уходил в какую-нибудь школьную компанию. С последними ударами кремлевских курантов я выпил шампанского с родителями и, взяв заранее приготовленные цветы девушке, которая мне нравилась, вышел на лестничную площадку и позвонил в дверь квартиры соседки. Меня рассматривали в глазок, я показал цветы, и дверь открылась. На столе я увидел бутылку виски, одну рюмку и много хороших закусок.

— С Новым годом! — сказал я и протянул цветы.

— Цветы вы купили мне? Почему?

— Потому что вы мне нравитесь.

Она засмеялась.

— За это надо выпить.

Мы выпили виски. Я не помню, о чем мы говорили, но меня удивило, что, когда я полез ей под платье, она сама сняла его. Я остался в ее квартире на всю ночь и на весь последующий год. Я выходил погулять и нажимал на кнопку звонка ее двери. Иногда за вечер я к ней заходил по три раза, мать стала подозревать, что я курю и выхожу во двор. Она принюхивалась, когда я возвращался. Может быть, я приносил другие запахи, но запаха табака не было. Я многому у нее научился, она давала мне рекомендации, профессия накладывает отпечатки на сексуальные отношения, я заметил, что учительницы любят учить, библиотекари рекомендовать, а медики предпочитают прямой показ: делай как я.

Когда я вернулся из армии, в ее квартире жил одинокий старик, она вышла замуж, а куда переехала, мать не знала.

С Елизаветой у нас произошло то, что и должно происходить между мужчиной и женщиной. Я не спешил, давал ей передышку в несколько секунд и вел к новому оргазму. Наконец она не выдержала:

— Антракт! — И добавила: — В этом мастерстве ты более талантлив, чем в актерском.

— Со мной все решили? Будете резать?

— Будем, — призналась Елизавета.

— Ладно, не корову проигрываем.

— А почему корову, а не козу?

— Не знаю. Так всегда мой дед говорил. Наверное, корова больше стоит.

— Может, это и к лучшему, — сказала Елизавета. — Будь у меня сын, я все сделала бы, чтобы он не стал актером. Актерство — женская профессия. Выберут — не выберут, пригласят — не пригласят, это постоянный экзамен: сдашь — не сдашь. А сдавать экзамены постоянно противоестественно.

— Но когда становишься звездой, не сдаешь экзаменов. Не тебя выбирают, а ты выбираешь.

— Сегодня все занялись бизнесом, но давно известно, что в бизнесе преуспевают только два процента, а в актерстве и того меньше.

— Значит, чудес не бывает?

— Не бывает…

Я понял, что со мной все решено. От Елизаветы я ушел на рассвете. А днем мы встретились в институте.

— Посмотри, что ты со мной сделал! — сказала она.

Я увидел ее сияющие глаза, но даже хорошо наложенный макияж не мог скрыть огромных теней под глазами.

— Возьми деньги за аккумулятор.

— Да ладно…

— Что? — Я почувствовал почти угрозу и поспешно сунул деньги в карман.

— Положи в бумажник. Деньги надо уважать.

Я выполнил и этот приказ. И, не обращая внимания на абитуриентов, поцеловал ее.

Через несколько дней был третий тур. Я вошел в аудиторию, поздоровался, улыбнулся Елизавете. Она сидела рядом с классиком, был еще какой-то таракан с седыми усами.

— Что будете показывать? — спросил классик.

Я бил чечетку. Но не истово, как если бы решалась моя судьба, а лениво. Классик вышел из-за стола, ему хотелось, наверное, размяться, и выбил быстро, четко, совершенно, смотри, мол, какой класс у меня, вот когда дотянешься, может быть, и продолжим экзамен. Я повторил классика с такой же четкостью и не меньшим совершенством. Классик завелся. Мы били чечетку на равных, я мгновенно подхватывал, он не знал, что, когда самолеты уходили в зону и механикам делать было нечего, я бил чечетку на аэродромной бетонке часами. Классик не выдержал, ему не хватило дыхания. Он сел, вытер пот большим клетчатым платком, снял пиджак, растянул узел галстука и сказал:

— Спасибо. Свободен.

Не знаю, как убеждала Елизавета мастера, но я прошел третий тур. Общеобразовательные предметы я сдал. Я боялся письменного экзамена по литературе, у меня были проблемы с запятыми, но все запятые оказались правильно расставленными. Елизавета боролась не за меня, а за себя. Она выиграла пять лет своей женской жизни.

Я был рядом, когда она болела. Я чинил ее машину, я делал всю домашнюю мужскую работу. Но и она делала для меня все возможное и почти невозможное. Зная всех асситенток по актерам и большинство режиссеров на двух московских и семнадцати республиканских киностудиях, она рекомендовала, упрашивала, вталкивала меня в картины на эпизоды. Пока я учился в институте, я сыграл молодого сталинского наркома вооружения, пехотного капитана, крепостного крестьянина, мясника, таксиста, участкового милиционера, мичмана, монаха. Славы эти роли мне не принесли, но меня начали запоминать.