Елена Хаецкая - Синие стрекозы Вавилона Страница 50

— В таком случае, как будем впредь именовать хуи? — деловито осведомилась Тилли.

— Пенисовидная продукция, — предложил Верховный Холуй.

Тилли кивнула, придвинула к себе альбом, вытащив его из-под ухоженных ладоней Верховного Холуя, сделала пометку карандашом в углу страницы — чтобы не забыть.

— Какую партию вы желали бы получить? — спросила она.

— Думаю, для начала пятнадцать штук.

Они торговались недолго. Настаивая на уникальности товара, Тилли взвинтила цену. Верховный Холуй, прекрасно понимая, что и завышенная цена является бесценком — едва ли десятой долей того, что будет стоит «пенисовидная продукция» в «Интиме», цедил слова, объяснял Тилли, почему фирма оказала той благодеяние и где, собственно говоря, место какой-то поставщицы мармеладных заготовок для синтетических хуев.

Поскольку оба они с Тилли видели друг друга насквозь, то довольно быстро сошлись на сумме, которая устроила обоих. Тилли прикинула в уме: с одного хуя они с девочками втроем могут безбедно жить месяц в своем колодце. Или роскошно одну неделю. Это было очень хорошо. Сохраняя кислый, мрачноватый вид, она кивнула и встала, показывая, что считает разговор оконченным. Верховный Холуй также поднялся, обещая подготовить проект договора к послезавтрашнему утру.

В дверях Тилли обернулась.

— И пусть охранник запишет там в книгу, что мне «назначено», а то сегодня я утомилась разговаривать с вашими чрезмерно бдительными идиотами. В следующий раз пронесу в офис бомбу, если будут доставать.

И ушла, вскинув голову, — в длинной юбке с обтрепанным подолом, в большом черном платке, накрест завязанном на узенькой груди, с подпрыгивающими при каждом шаге соломенными волосами — назад, к себе в колодец.

В длинном, до пят, красном халате, широко расставив толстые коленки, сидит на кухне за рабочим столом Элси, в одной руке нож, в другой мармеладная заготовка. Ямочки на руках у Элси, ямочки на щеках, ямочка между ключиц. В честь чего такая она пухленькая, спрашивается, если живет, как и все в Мармеладном Колодце, впроголодь и по утрам плюется кровью, сочащейся из десен? Неведомо.

Есть у Элси одна роскошь, наследственное золото волос — косы у нее как у Изольды Прекрасной, да только давно уже кажутся они серыми от пыли. И не прекрасна Элси. Да и кто прекрасен в Мармеладном Колодце?

В пустой кухне по радио извергаются разные глупости, но кто их слушает? Пусть себе болтает, пока не вспомнила об этом Элси и не выключила.

— ...разбазаривание национальных ресурсов!.. — надрывался между тем кто-то за динамиком, затянутым шпалерной тканью. — ...массовое обнищание трудящихся...

— ...вы предлагаете?.. — осведомлялся другой (видимо, брал интервью).

— ...почему мы такие страдальцы? Почему устраиваем голодовки, самосожжения? Почему себя не жалеем? Нет! Отныне все будет иначе! Мы должны не себя — ИХ не жалеть!.. — ярился первый голос.

— ...но террор... — возражал другой голос, вкрадчивый.

Первый резал:

— ...справедливость!... Родина!.. Традиции!.. Кровь сограждан!..

Наконец Элси это надоело, и она все-таки выключила радио. И тут же замурлыкала себе под нос, волны покоя источая:

— Хуи, хуечки у меня в садочке...

Лэсси спала в комнате на матрасе у окна, прижавшись спиной к еле греющей батарее. Тилли где-то бегала — то ли продукты покупала, то ли с Верховным Холуем переговоры вела. А Элси работала, сидя на кухне под молчащим радио, сдвинув в сторону десяток немытых чашек с налипшими чаинками. Созвездие Мартовского Зайца уныло свесило уши до самого окна.

Девочки всегда работали втроем. Тилли создавала эскизы — у нее единственной было художественное образование (правда, незаконченное). Лэсси специализировалась на заготовках. Вот уж кто умел увидеть любую, самую фантастическую форму из измысленных Тилли, в чем угодно — в старой восковой свече, в комке глины, в обрезке кожи или брошенной на пол ленте. А терпеливая толстая Элси доводила эту форму до совершенства, прорабатывая детали и сглаживая неровности. И именно она давала вещам имена.

Вот и сейчас в ее руках оживал мармеладный пенис. Он явно принадлежал сильному мужчине — Элси, погруженная в странный транс, всегда сопутствующий такой работе, начинала прозревать его образ, будто приросший к дивному хую: худощавый, лысоватый (почему-то такие хуи всегда у лысоватых)... непременно узкий зад и гибкое тело. Гимнаст? Скорее, легкоатлет. Бегун или стрелок из лука. И у него ласковые темные глаза...

«Нефритовый Победитель». Имя пришло само собой.

О, как он прекрасен и ласков. Элси провела ножом по головке Нефритового Победителя, делая ее гладкой, закругленной, плавно расширяющейся ближе к стволу. Сила и нежность, подумала она, сглаживая неровности рукояткой ножа. И могучий стебель, никогда не склоняющийся, легко входящий в любые, самые невероятные пещеры. Даже заваленные камнями.

В дверь позвонили. С сожалением отставив Нефритового Победителя, слегка раздраженная тем, что ее отвлекли и вывели из транса, Элси встала из-за стола.

На пороге стояла крошечная старушка, обмотанная серым шерстяным платком. Из-под платка сверкали толстые очки.

— Чего тебе, бабушка? — спросила Элси.

Старушка подозрительно повернула очки в сторону ножа, который Элси держала в руках, и скороговоркой произнесла:

— Мардук с тобой, внучка.

— Возможно, — сказала Элси. — Да только молись не молись, а толку все одно немного.

— Да и Мардук со всем этим, — охотно согласилась старушка. — А вот не купишь ли меня, внуча?

Элси надула пухлые губы. Много народу бродит сейчас по Вавилону, предлагаясь в рабство, да только спрос на рабов сейчас сильно упал. Самим бы с голоду не подохнуть.

— У нас, бабуль, и денег-то нету, — сказала Элси.

— А я без денег, за одну еду, — охотно пошла на сделку старушка. И снова очками заблестела, головой в полумраке вертя.

— Да нет, бабуль, у нас и еды нет, — сказала Элси. — Да и Тилли мне голову оторвет. Шли бы вы, бабушка, в богатый квартал, что к нищим-то ходить? Все без толку.

— Да кому я нужна у богатых? — засокрушалась старушка. — Я вот думала, может, за одну еду кто возьмет...

Элси вдруг ощутила, что вот-вот расплачется. И так ей захотелось, чтобы эта старушка в платочке была ее родной бабушкой! Но спустя мгновение другая мысль посетила ее: старушка будет занимать место на полу в комнате, где всего три матраса. И каждый день ее нужно будет кормить.

— Вы у нас через полгода загнетесь, бабушка, — сказала она. — Да и Тилли мне голову оторвет.

— Э-эх! — вздохнула бабушка. Легко так вздохнула. И побрела вниз, точно серая бабочка с надорванным крылом.

Элси закрыла дверь и вернулась к своей работе. Нефритовый Победитель, отполированный рукояткой ножа, сыто лоснился под желтым кругом лампы. Он был прекрасен.

Элси поставила его на полку, где красовались уже Длинный Морской Змей, Раздвигающий Теснину и Несущий Тишину. Наклонилась и взяла из корзины следующую заготовку. Полистала альбом эскизов Тилли, безошибочно определив под какой из рисунков сделана заготовка. Повертела в пальцах мармеладный стержень. Задумалась. Самое трудное — войти в новый образ. А без этого начинать работу не имело смысла — Элси большую часть жизни проводила в полусне, окруженная своими видениями. Они-то и были источником ее вдохновения.

Еще и эта бабушка, предлагавшая себя в рабство...

Элси отложила заготовку. Подошла к окну, взяла с полки частый гребень, медленно начала расчесывать волосы. Разобрала на пряди, заплела. Расти, коса, до пояса, не вырони ни волоса. Как же. Вон сколько их на гребешке осталось.

Сняла один с гребня, расправила в пальцах. Длинный, сквозь пыль золото светит. Прекрасны волосы у Элси — только это в Элси и прекрасно. А что душа у нее сонная, по светлым мирам блуждающая — того со стороны не видно.

Подобрала крошку хлеба, в волос завязала, а после, окно растворив, на карниз положила. Села на подоконник боком, пепельницу своротив по случайности, и смотреть стала — что будет.

Поначалу ничего не было. Какие-то люди по дну колодца прошли, мармелад на ходу жуя. Облаками затянуло созвездия, так что было бы совсем темно, если бы не свет, из окон льющийся.

И вот прилетела малая птица. Поскольку Элси за окном не шевелилась, то пичуга осмелела. На карниз опустилась, прошлась враскачечку, головку то влево, то вправо повернула, осмотрелась. И вот уже такой вид приняла, будто карниз этот — ее личная собственность. Порадовалась и позабавилась толстая Элси, на птичку эту глядя. А птица вдруг крошку хлебную увидела и — раз! — клюнула. И тотчас, будто устрашившись собственной дерзкой отваги, взлетела и исчезла в темном небе.

И волос золотой вместе с той крошкой унесла.

"...Чувство Ливня из Облаков — неземное и божественное, ибо в этот миг мы, смертные, находимся наедине с нашими богами. Поэтому очень важно заставить это краткое мгновение длиться как можно дольше. Любыми средствами оставаться наедине с богами как можно дольше — наш долг, ибо это благочестиво и угодно обычаю.