Дмитрий Новоселов - Бизнес-блюз Страница 50

– Нет, мусор – два раза в неделю, – не моргнув глазом, соврала уборщица.

– А два раза в год, не хочешь?! Совсем охерела! Я месяц назад выкинул бумаги, так они до сих пор в урне лежат! Там у тебя уже скоро черви заведутся! Я тебя выгоню к чертовой матери!

Фая бросила тряпку в ведро, подняв кучу брызг, и сделала обиженное лицо.

– Просто у вас там редко бумаги бывают. Вот Николай Александрович, он всегда, когда работает, выкидывает очень много мусора. А у вас почти всегда пусто.

– Это не твое дело. Ты каждый день должна корзину очищать. Ясно тебе или нет?

– Ясно.

– Если ясно, то иди отсюда! Еще раз корзина будет полной, выгоню в два счета!

Уборщица покраснела и, пятясь задом, покинула комнату.

Все присутствующие смотрели на меня, как на больного.

– Тебе нужно было ей спасибо сказать, – возмутился генерал.

– Ты чего разорался? – поинтересовался Спарыкин.

Действительно.

– Сам не знаю. Нашло что-то.

После воплей мне легче не стало. Наоборот, затряслись руки. Показалось, что меня как-то все сразу застеснялись. И даже отодвинулись.

Вернулся Чебоксаров. Он держал в руках две стопки бумаг.

– Куда деть подлинники? – в воздух спросил он.

– Давай мне, – попросил я. – Теперь-то я с ними не расстанусь.

– Помнишь, – спросил у меня Колька. – Мы один шедевр вроде бы кому-то отдали?

– Точно, там была нарисована Лариса. Мы ей и отдали. Представляете, – заискивающе обратился я ко всем. – Баба просто сидела, ждала меня и от нечего делать набросала портрет секретарши. Между прочим, очень похоже. Она была талантливой.

– И где этот лист сейчас? – поинтересовался Федя.

– Там у Ларисы на столе в рамке в прихожей. Принеси, пожалуйста, – обратился я к Чебику.

Дальтоник ушел и почти сразу вернулся.

– Там его нет.

– Как нет? Вчера еще стоял. Эта дура раскрасила портрет гелиевыми ручками.

– Ну вот, началось, – подключился к разговору полковник.

– Да точно – нет, – заверил всех Чебоксаров. – Рамка лежит пустая, а рисунка нет.

– Уперли, – предположил я.

– Факт, – согласился Федя. – Значит, там было что-то ценное.

– Главное, рамка на месте, а рисунка нет, – еще раз возмутился Чебоксаров.

– Тут действует целая банда, – догадался Полупан.

– Да подождите, вы, – перебил его Макарыч. – Нужно ей позвонить и узнать.

Я открыл записную книжку и нашел домашний номер Ларисы.

– Алло.

– Привет. Помнишь, мы отдали тебе рисунок, который нарисовала подружка Виталика?

– Да

– Ты куда его дела?

– А зачем вам? – игриво спросила она.

– Я буду дрочить на него тревожными зимними вечерами.

Я хотел, как обычно промолчать, но, все же, сказал. Зачем? Не знаю. Вырвалось. Лариса бросила трубку.

– На, теперь ты поговори, – передал я трубку Кольке.

Чебоксаров нажал повтор.

– Ларис… – успел сказать он, потом долго слушал. – Да не обращай внимания… Нам нужно знать, где этот портрет. Нужно… У тебя где? Дома? Хорошо, мы сейчас приедем.

– Она взяла его домой, – пояснил он нам после окончания разговора. – Нужно съездить забрать.

– Не обязательно, – высказался Федя. – Пусть просто продиктует, что там написано на обороте.

Чебоксаров опять взял в руки трубку.

– Лариса, посмотри, пожалуйста, там, на обороте есть какие-нибудь записи?

Последовала долгая пауза.

– Ясно. Я сейчас передам телефон человеку, продиктуй ему, пожалуйста.

Он перепоручил разговор Феде.

Я подсунул под руки парня лист бумаги и карандаш. Федя начал что-то чертить и задавать вопросы.

– Значит, я вас правильно понял? – спрашивал он. – В скобках написано: «сосед Лены»? Нет? А что в скобках? Под надписью «сосед Лены»? Так. «Винт». Так и написано, «винт»? Ясно. Да, это важно. Это – марка. Диктуйте по цифрам. Записал. На том конце стрелки такая же нумерация? Ясно. Значит, это – один и тот же винт… Это значит – процессор. На другом конце стрелки написано «контора»? Какая «контора»? Не сказано? Просто «контора». Так.

Он разговаривал минут пять, потом резюмировал:

– Есть зацепка. Существует какой-то сосед Лены. Он сдавал на ремонт компьютер. Что происходило дальше, я пока не знаю. Есть еще несколько фамилий и организаций. Я поеду домой, все проанализирую. По пути заскочу к Ларисе, заберу рисунок. Когда видишь записи наяву, как-то яснее мыслить. Кто знает ее адрес?

Я сказал, где она живет. Было непонятно, зачем Федя просил ее диктовать, если все равно собрался заехать.

Спарыкин и Полупан сообщили, что поедут в УВД и будут на связи до двенадцати ночи, потом опять с семи утра. Спарыкин сказал, что попробует поставить мой телефон на прослушку.

– Теперь уже, конечно, время позднее, – посетовал он. – Но я подниму кое-какие связи. Если мне это удастся, я тебе сообщу. В том случае, если они позвонят до того, как мы к твоему телефону подключимся, сразу сообщи мне.

– У меня в ФСБ есть один знакомый специалист по переговорам, – вставил Макарыч. – Если нужно, то я его сдерну с места.

– Пусть будет наготове, – согласился Спарыкин и обратился ко мне. – Будем предпринимать какие-нибудь официальные шаги?

– Нет! – почти крикнул я. – Никакого официоза. И у меня ко всем просьба! Ничего не предпринимать. Они ясно сказали, что если заметят какое-то движение, ментов или слежку, то моей дочери – хана. У них глаза и уши.

– Они позвонят или сегодня поздно вечером, или завтра рано утром, – предположил Полупан. – До этого неплохо было бы выяснить, с кем мы имеем дело.

– И что им надо, – добавил Чебоксаров.

Менты ушли.

– Поехали домой, – сказал генерал

– Поехали, – согласился Колька.

Мы спустились в зиму.

– Если хочешь, – предложил Дальтоник. – Я поеду с тобой. Побуду рядом.

«На кой черт ты мне нужен?», – хотел сказать я, но промолчал.

Мое молчание Чебоксаров воспринял, как согласие.

– Давайте, ко мне в машину, – он нажал на пульт сигнализации.

– Нет, ко мне. Я сам поведу, тем более что я тебе должен.

– Да брось ты.

– Ничего не брось.

Мы все залезли ко мне в «тойоту». Макарыч сел спереди, Колька на заднее сиденье. Всю дорогу никто не проронил ни слова.

В тамбуре до сих пор пахло дорогими женскими духами. Или снова. Может, Макарыч уже отдал Белле ключ?

Генерал ушел к себе. Его встречала Пуля. Нас никто не встречал. Мы прошли в зал и включили домашний кинотеатр. На первом канале наш губернатор открывал сельскую библиотеку, на втором он же раздавал инвалидам и участникам войны автомобили «Ока». На третьем – глава какого-то района с воодушевлением рассказывал о том, как губернатор помогает ему газифицировать деревню. Несколько восторженных сельчан служили подтверждением его слов. На четвертом – приглашенный из Москвы журналист рассказывал о связях Пичугина с Аль–Каидой. Короче, ничего интересного.

Колька пошел на кухню готовить ужин. А я отправился в кабинет, разложил на полу рисунки Лены и снова стал на них смотреть. Вот ворота, в них въезжает автомобиль «ГАЗ», вот часы на стене, вот деревья. Зима. Рядом я разложил портреты принцесс.

А если они позвонят на домашний? Нужно спросить у Спарыкина, не сможет ли он поставить на прослушку два телефона?

Колька крикнул, что ужин готов. В дверь постучали. Это мог быть только Макарыч.

– Мой парень в ФСБ сказал, – сообщил генерал, – что если они позвонят, то ты должен в первую очередь попросить, чтобы они доказали, что твоя дочь все еще жива.

– А что есть вероятность… – я побоялся закончить предложение.

– Да нет, просто такой порядок. Начало торговли. Пусть дадут ей трубку, пусть она скажет пару слов. Это самое лучшее, или видеозапись со свежей газетой. Короче, прежде чем разговаривать с ними, пусть они ее покажут. И еще, делай вид, что ты знаешь, о чем речь. Пусть они думают, что та вещь у тебя. Парень, несмотря на Новый Год, согласился все бросить и приехать по мере необходимости.

Потом мы все вместе поужинали. Чебоксаров приготовил очень вкусное мясо. Макарыч не торопился, значит, Беллы у него не было.

Потом они с «Дальтоником» смотрели телевизор, а я часов до трех лежал на диване с открытыми глазами.

Никто так и не позвонил.

12.

Если бы Колька был артистом, то, несомненно, его основным амплуа были бы роли белогвардейцев. Причем не каких-то там благородных, кичащихся своей офицерской честью, а самых что ни на есть подлых и жестоких, направо и налево расстреливающих красных комиссаров. Сегодня из него получился бы неплохой раненый поручик.

– Чешется, падла, – сказал он, увидев меня в дверном проеме.

Дальтоник сидел за кухонным столом и пытался засунуть ложку под гипсовую повязку. На плите что-то жарилось.

Немудрено.

– Давай снимем. Уже все сроки прошли, – предложил я.