Александр Смоленский - Заложник Страница 51

– Хватит. Помолчала бы. Можно подумать, все против твоей воли делалось?

– А я и не говорю об этом. Только когда вела вас к папе, так сказать, за благословением на будущее, у меня еще были какие-то политические амбиции…

– А сейчас, стало быть, их нет? – перебил супруг.

– Представь себе, нет. Или почти нет. Да поймите вы все, что я – баба, наконец, хочу имею нечто наподобие бабьего счастья. Все вокруг меня, слава богу, живы и здоровы. Я хочу, поймите, просто жить!

– Ты уверена, что выступаешь по адресу? Или репетируешь речь, адресованную кому-то другому? – не упустил момента съехидничать муж.

И тут же раскаялся в этом. У жены, сидящей рядом с ним за рулем, летящей неизвестно в какое будущее, было такое растерянное выражение лица, что он невольно пожалел ее:

– Ты понимаешь, что поставлено на кон? Судьба России, па-ни-ма-ешь?

– Не смей пародировать папу. Даже если он, любя, тебе позволяет делать это, все равно не смей. И не надо мне загибать про будущее. Расчет и еще расчет – вот что движет тобою.

– Только мною? Ладно, твой отец в этом действительно святой. А остальные? Да Огнев – он же фанатик. Но уж давно не альтруист. А Эленский?

– Эленский честнее всех вас. Родив идею меморандума, он меньше всего думал о себе. И заметь, не он придумал подводную его часть.

– Кстати, кто все-таки точно знает о нашем дополнении к меморандуму?

Муж попытался этим вроде бы самым банальным вопросом отвлечь жену от трудных мыслей и направить их в русло главной темы нормандского сбора.

– Человек пять, – не утруждая себя пересчетом, предположила Таня. – Понимаю, куда ты клонишь.

– Да, я боюсь, что не все так просто пройдет. А это конец…

– Или, может, начало? Для меня по крайней мере. Мы уже столько лет вместе, дорогой, а ты ни разу не спросил, надо ли мне все это!

Развить тему она не успела, так как «БМВ» въехал на огороженную сеткой площадку частного терминала аэропорта.

– Самолет, кажется, уже прилетел. Сейчас папа мне задаст за опоздание. Скажи, что за рулем был ты. Он на тебя не ругается.

Борис Николаевич и его супруга нетерпеливо блуждали по холлу, сплошь заставленному большими бежевыми креслами и настольными лампами, которые здесь почему-то всегда были включены.

Все нежно расцеловались.

– Ты представляешь, Танюша, что со мной произошло? – прогудел отец.

– Сейчас в машине расскажешь, папочка. Нам надо поспешать, – оборвала его дочь.

– Без нас все равно ничего не начнется, – в своей привычной манере заявил Борис Николаевич.

Тем не менее довольно бодро пошел к машине. Он попытался влезть на переднее сиденье, но уткнулся в рулевую колонку.

– Футы нуты, ножки гнуты, – засмеялся он. – Опять все перепутал. Так всегда в вашей Англии. Когда они, наконец, правильные машины начнут делать?

– Папочка, садись с мамой сзади. Там тебе будет удобнее.

Пока Борис Николаевич влезал на заднее сиденье, мама успела шепнуть Тане:

– Не представляешь, как он разнервничался во Внуково. Он тебе сам расскажет.

Машина резво рванула за ограждение и, выехав на дорогу М-11, набрала скорость. Борис Николаевич вспомнил, о чем хотел сообщить дочери и зятю.

– Представляете, дети, я впервые подвергся шмону в аэропорту.

– Какому еще шмону? – не поняла дочь.

– Какому-какому? Непонятливая ты у меня. Таможня, или безопасность, наверное, все вещи вдруг решила просветить через их телевизор. Любопытная штука. В чемодане вроде бы вещи, а на экране какието одни елки-палки. Как на рентгене.

– С чего бы это?

– А я откуда знаю? Говорят, в целях личной безопасности. Ну и правильно! Я сначала разнервничался, мол, по какому праву первого Президента России проверяют. А потом подумал, что правильно делают…

Борис Николаевич перевел дух и продолжил:

– Террористы кругом распоясались. А чем я лучше остальных граждан?!

Татьяна умело поддакивала, а сама, конечно, соображала, что это неспроста. Никто в машине еще не догадывался, что нынешним утром унизительной процедуре личного досмотра подвергнуты еще несколько высокопоставленных чиновников, чего ни разу с ними не случалось. Единственным человеком, как ни странно, порадовавшимся этому обстоятельству, была сама Таня.

Как потом доложили полковнику Попову, никакого подобия предмета, который был подробно описан в ориентировке, у пассажиров частных самолетов не оказалось.

В городском аэропорту, расположенном недалеко от Темзы, на востоке Лондона, семью Уралова уже ждали два вертолета, а рядом с ними нарезал круги сын Александра Духона Николай, которого отец попросил заказать на свое имя два частных вылета в Нормандию.

Строго говоря, ему не было нужды тащиться сюда. Вертолеты заказаны заранее, а у англичан никогда не было проблем с исполнительской дисциплиной. Поэтому Николай мог не сомневаться, что рейсы состоятся вовремя. Другое дело, что ни на одной лётной карте не обозначалась посадочная площадка в шато. А это создавало пилотам известную трудность.

Поскольку Николай был единственным человеком, имеющим опыт приземления на тамошнем небольшом футбольном поле или непосредственно на площадке перед домом, он сначала решил обойтись тем, что обозначит эту точку на картах пилотов и благополучно удалится. Но тут заартачились хваленые английские вертолетчики. Посадка в таком месте, где кругом стеной стоит лес, штука рискованная. За неимением других экипажей Духон-младший решительно увеличил гонорар за полет и сказал, что полетит с ними.

Узнав о возникшей проблеме и по достоинству оценив действия молодого человека, отец и дочь любезно поблагодарили отпрыска олигарха.

– А я знаю вашего отца, – не упустил случая побеседовать с молодежью Борис Николаевич. – Помнится, лет десять назад я даже награждал его орденом. Простите, запамятовал каким… Но то, что он был первым из олигархов, тьфу ты, понимаешь, черт попутал, конечно, банкиров, кто получил от первого российского Президента орден, – ручаюсь.

Сын олигарха, которого все российские политические премудрости волновали мало, сразу не нашелся что ответить и лишь что-то тихо пробормотал себе под нос. Его манера говорить ужасно тихо раздражала многих собеседников. Как-то, когда Николаю было лет пятнадцать или шестнадцать, друг его отца – Лев Багрянский – по сценарию одного светского мероприятия должен был представить юного отпрыска тогдашнему российскому министру иностранных дел Примакову и герцогу Кентскому.

– Если будешь о чем-то с ними беседовать, умоляю, говори хоть чуточку громче. Вип-персоны не любят напрягать уши, – наставлял его Лев.

– Папа меня учил, что солидный человек никогда в разговоре не напрягает голоса, – пояснил Николай. – Кто захочет – услышит.

Багрянский хотел возразить, но раздумал. В голосе отпрыска он ощутил определенную твердость, граничащую с упрямством.

Вместо этого Лев лишь заметил:

– Ты, видимо, еще маленький и просто пока не знаешь, что от голоса твоего папы порой стены трясутся и люстры позвякивают.

Всю дорогу Таня сидела рядом с Николаем, наискосок от мужа, с отсутствующим взглядом. Такое с ней бывало всегда, когда мозг лихорадочно размышлял.

Полет до имения Духона занял не более часа.

Глава 5

Приземление прошло без сучка и задоринки. Александр искренне и нежно обнялся с молодыми членами семейства. Затем без излишней фамильярности протянул руку Борису Николаевичу, которую тот крепко пожал.

– Пожалуйте в дом, у нас есть около часа, – сообщил он. – Кто чай, кто кофе, кто воду?

Пока домоправительница мадам Жизель готовила напитки, Александр коротко сообщил, обращаясь в основном к Тане, о том, что уже приземлились самолеты из Брюсселя и Вены, а также еще один из Москвы. Ее так и подмывало спросить, что с рейсом из Санкт-Петербурга, но Александр опередил ее:

– Еще два рейса прибудут в течение получаса. Так что вы, Татьяна Борисовна, не последние, как грозились. Но это и к лучшему.

– А кто уже прилетел? – чуть ли не одновременно задали вопрос Уралов и его зять.

– Простите, ей-богу, не знаю. Мой водитель сейчас как челнок мотается между аэропортом и шато господина Мартена.

– Что есть шато? – коверкая слова на манер иностранцев, говорящих по-русски, спросил Борис Николаевич.

– Папа, это большой, обычно старый загородный дом во Франции, – объяснила Таня. – Вот мы сейчас у Александра Павловича в гостях, в его шато. В шато господина Мартена пройдет наша встреча.

– А чем нам плохо здесь? – Борис Николаевич деловито огляделся. – Каково!

Что он этим хотел сказать, так и осталось загадкой. Человек, которому Кремль был обязан своим нынешним великолепием, вряд ли мог бы восхититься чем-то еще.

– Здесь нельзя, – достаточно жестко ответил Духон. – Как мне сообщили, все дороги к моему дому с самого раннего утра находятся под визуальным контролем каких-то машин и людей. Скорее всего, наши «следопыты» уже топчут здешние проселки. Они думают, что встреча состоится здесь. А мой водитель и ваш покорный слуга тем временем везет гостей к режиссеру.