Анатолий Тосс - Фантазии мужчины средних лет Страница 52

– И правильно сделала, – вздохнул Ч1.

– Кто знает… Если бы мы тогда Ивана послушались, может быть, ничего плохого бы не произошло. Жили бы счастливо, зацикливались друг на дружке, не раздваивались. Ваня был бы вместе с нами.

– Не рефлексируй, – вздохнул Ч1. – Зато мы теперь можем заниматься любовью так изощренно, как он и представить себе не мог. Правильно?

– Правильно, – согласилась Аркадия. Но в ее голосе я не услышал ни радости, ни энтузиазма, она опять вздохнула.

– Ну что, пойдем тогда? – предложил Ч1. По звуку отодвигаемых стульев я понял, что они встали из-за стола.

Они перешли в спальню, я настроил аппаратуру, намереваясь слушать продолжение разговора. Но, если честно, слушать особенно было нечего. Вздохи, постанывания, иногда мелькали ласковые слова, которыми они называли друг друга, – в общем, обычный звуковой фон, сопровождающий акт любви. Было ли мне неприятно, обидно? Наверное, должно было быть. Но обиды я не чувствовал. Я давно свыкся с мыслью, что потерял и эту Аркадию, и этого Ч1. Я уже давно пережил эти утраты.

К тому же у меня не было времени ни на ревность, ни на ностальгию. Настало время действовать. Я быстро влез в темный, эластичный, обтягивающий костюм, взял небольшой, заранее приготовленный чемоданчик, нечто вроде докторского саквояжа, вышел на балкон.

Спуститься на этаж ниже было делом техники, мое закаленное боливийскими тренировками тело было готово к любым трудностям. Мягко, бесшумно, как ниндзя, я приземлился на широкий и длинный балкон. На цыпочках подошел к окну, осторожно одним глазом заглянул в него – в спальне горел ночничок, я присмотрелся… меня пробил пот, я не мог поверить своим глазам…

На кровати Ч1 с Аркадией занимались любовью и как паучок с плевритой, и при этом как мужчина с женщиной. Сцена легко могла ужаснуть любого, в ней было что-то из фантасмагорических картин Босха, что-то ненормальное, нечеловеческое: перемешенные паутина с плеврой, и та и другая хаотично взбитые, влажные, раздувающиеся… И одновременно – широко раздвинутые ноги женщины-плевриты, напряженная в ритмичном движении спина паучка-мужика. Это выглядело отвратительно, противоестественно, патологически болезненно – я и не подозревал, что два человека могут устроить настоящую оргию с помощью всего лишь двух собственных тел. Сомнений больше не оставалось: раздвоение было налицо, и оно имело уродливые формы. Я представил, какие неизлечимые противоречия возникают у них в сознании, психике – и у женщины-плевриты, и у мужика-паучка. «Человеку-пауку» из голливудской сказки такого мучительного, разрывающего надвое раздвоения в самых кошмарных снах не снилось.

Мне следовало дождаться, когда они оба впадут в энергазм. И действительно, через полчаса Ч1 затих, перевернулся на спину, он бы одновременно покрыт и плеврой, и паутиной, он слегка напоминал свежеиспеченную мумию, только на губах запеклась блаженная улыбка. По ней, по улыбке, я сделал вывод, что энергазм глубокий и продолжительный. А вот на губах Аркадии улыбки я не видел. Впрочем, мне было все равно – главное, чтобы она тоже была погружена в энергазм.

Настало время действовать. Открыть балконную дверь, неслышно проникнуть внутрь спальни – это тривиальная задача для ниндзя, натренированного в боливийских горах. Бесшумно щелкнув замочками медицинского саквояжа, я разложил инструменты. Собственно, инструментов было всего два: скальпель и небольшой одноразовый шприц.

Я склонился над Ч1, скальпелем осторожно взрезал паутину, плевру, подступился к незащищенной плоти, именно к той, куда надо было сделать укол змеиной сыворотки. Я уже приготовил шприц, уже брызнул в воздух первой, пробной каплей, уже выбрал место для вкалывания, протер его для стерильности проспиртованной ваткой.

– Правильно, давно пора. – Я вздрогнул и непроизвольно отступил назад, на меня внимательно смотрели пристальные глаза Аркадии.

– Ты не в энергазме? – Почему-то это было единственное, что мне пришло в голову.

– Я давно уже не впадаю в энергазм, – произнесла она, так и не пошевелившись, – с того самого момента, как ты исчез. Я и позабыла, что это такое. Просто лежу, думаю, вспоминаю.

– Выходит, ты имитируешь энергазм? Притворяешься? Обманываешь его? – Я указал глазами на Ч1. – Несмотря на двойной, групповой секс? Разве энергазмы можно имитировать?

– Именно из-за группового секса я и имитирую. Не могу ни на чем конкретном сконцентрироваться. Ни на плевритной своей части, ни на женской. Такое ощущение, что они борются друг с другом. – Она помолчала. – Я виновата перед тобой, – произнесла она и замолчала снова.

– Забудь об этом, – посоветовал я. – Я давно простил.

– Где ты был все время? Как ты попал сюда? Как тебе удалось исчезнуть с Бронной? Никто понять не может.

– Это сложно. К тому же сейчас не время для объяснений, – уклонился я от ответа.

– Да, – она чуть кивнула головой. – Ты пришел, чтобы убить его. Чтобы отомстить. И ты прав. У тебя достаточно оснований для мщения, ты заслужил мщение. Давно пора…

Но я перебил ее:

– Никого я убивать не собираюсь. Я только исправлю то, что мы с тобой упустили тогда, несколько лет назад, когда только изобретали идентификацию. Я сниму с него раздвоение, сброшу с его плеч двойной груз. Раз природа создала его чистым паучком, то он и должен жить чистым паучком, без всяких примесей. И ему станет легче, и всем остальным.

Аркадия не ответила, только смотрела, не отрываясь, на меня. Так под ее пристальным взглядом я и уколол Ч1. Игла была тонкая, рука у меня легкая, натренированная, Ч1 ничего и не почувствовал.

Я убрал шприц и скальпель обратно в саквояж, стал его запирать.

– А меня? – вдруг тихо произнесла Аркадия.

– Что тебя? – не понял я.

– Я тоже не хочу жить в двойной идентификации. Я тоже устала. Знаешь, как тяжело… Уколи и меня.

Я развел руками:

– Сейчас не могу. Для тебя нет сыворотки. Только для тех, кто в двуполом мире ошибочно считал себя мужиком. Для тех, кто считал себя женщиной, нужен другой состав, я его еще не разработал. Но скоро я его найду и тогда помогу и тебе. Всем вам помогу. Обещаю.

Она кивнула, потом промолвила:

– Возьми меня с собой. Пожалуйста.

– Не могу, – признался я. – Там, где я скоро окажусь, уже есть Аркадия. А вас не может быть две одновременно. Но не волнуйся, не пройдет и месяца, как и здесь, у вас, жизнь наладится, станет значительно лучше. Просто очень хорошей станет.

– Я понимаю, – кивнула она, провожая глазами мою ускользающую в сторону окна фигуру. – Я буду ждать.

Я просидел в своей студии до утра, до того самого момента, пока не услышал душераздирающий крик снизу. Значит, Ч1 пробудился, решил я и заспешил поскорее выбраться из дома.

Я умышленно не воспользовался лифтом, а сбежал вниз по ступеням. На нижнем этаже стояли смятение и переполох: бегали охранники, куда-то звонили, кого-то вызывали. Все шумы перекрывал доведенный до самой высокой ноты крик Ч1:

– Скукоживается… Уже ску-ко-ко-кожился… Отпадает… Отпал…

В нем слышалось отчаяние, в этом крике, но… как ни странно, и облегчение тоже.

Я больше не слушал, я спустился вниз, вышел из подъезда и быстро двинулся в сторону Садового кольца. Я не опасался погони, я знал, что на сей раз Аркадия меня не выдаст.

Последующие недели я прожил на конспиративной квартире в районе Покровки. Ситуация в городе, в стране, да и во всем мире менялась прямо на глазах.

Сначала Ч1 выступил по телевидению. Лицо его было свежо, расслабленно, он помолодел, скинув лет пятнадцать, без всяких искусственных ботоксов и прочих подтяжек. Во время выступления он объявил о перемирии со всеми оппозиционным партиями, о законе, запрещающем преследование и дискриминацию на основе половой принадлежности, и о прочих демократических законах. Один из них, «Закон о мужиках», гарантировал мужикам (тем немногим, кто еще остался) безопасность, свободу слова, свободу передвижения, свободу трудоустройства и прочие общечеловеческие свободы.

«Вот и хорошо, – решил я для себя. – Похоже, ему сильно полегчало. Похоже, теперь он в согласии с собой. И дай ему бог. А значит, скоро все уладится, утрясется, встанет на свои места…»

С этими мыслями я двинулся в сторону Шереметьева, я спешил на самолет Москва-Каракас. Пора было и в горной Боливии наводить порядок, сворачивать военный лагерь.

И уже когда я находился в самолете на высоте девяти километров над землей… Я проснулся.

Я долго думал над своим сном, анализировал его – бывают же пророческие сны. К концу третьего дня понял окончательно: он мне приснился не случайно, я обязан действовать.

Я сказал Аркадии, что начинаю писать текст для Рейна, для сиквала (продолжения) к нашему фильму. Не знаю, догадалась ли она обо всех последствиях моего решения, наверное, догадалась, но ничего не сказала. Я тоже не стал объяснять. Да и как объяснить, что у тебя ответственность не только перед ней, Миком и перед новыми родами в русском языке… но еще и перед всем, не таким уж далеким, зеркально отраженным миром.