Сигурд Хёль - Заколдованный круг Страница 53

По ее предложению, они рассчитали свое жалованье со дня супружества — по сорок далеров в год Рённев, по восемьдесят — Ховарду.

Это и были триста двадцать далеров. Заработанное за этот год она еще не положила, обычно они отсчитывали его, когда Ховард получал жалованье от Завода.

У Ховарда в собственном сундуке лежала тысяча пятьсот далеров. С двумястами далерами он пришел сюда, шестьсот сорок заработал в хозяйстве, да деньги, которые получал за посредничество между Заводом и крестьянами Нурбюгды.

Эти деньги он оставлял себе с чистой совестью. Он за них потрудился. Ульстад стал лучшим хозяйством в селении, с его приходом хутор по меньшей мере стал вдвое дороже. Кьерсти была богатая невеста, и не потому, что поднялась цена на землю — цена осталась приблизительно той же, что и десять лет назад перед прошлым разделом наследства. Тогда все хозяйство оценивалось в тысячу далеров. Но Ховард знал, что, купи он сегодня Ульстад за три тысячи, он бы не прогадал.

Они порядком провозились с этим осмотром, и уже наступил вечер. Вошла Гуру и сказала, что ужин на столе.

— Накрой-ка и на Кьерсти! — сказал Нурбю. — Поедим, как городские — пусть женщина сидит за столом. Тем более когда мы беседуем о разделе наследства и тому подобном.

Кьерсти сидела молча и почти не притронулась к еде. А Нурбю ел, пил и говорил за троих.

— Да, большие деньги, — разглагольствовал он. — Признают завещание Рённев или нет, все равно Кьерсти — самая богатая и лучшая невеста в селении. И ты, Ховард, не бедный. Но делить наследство еще рановато. У Кьерсти нет на него прав до замужества, и я, как опекун, не могу этого требовать. По закону, и я это знаю, ты, Ховард, имеешь право пользоваться всем в Ульстаде до раздела наследства. О лучшем хозяине и мечтать нечего, мы все это знаем.

Потом обсудили, что им делать с ключами и документами. Порешили, что сундуки надо закрыть, как были, и документы положить туда, где они лежали. А Ховард напишет копию, которую засвидетельствует Нурбю, и она будет храниться у него вместе с ключами от дорожного сундука.

Нужны ли Ховарду сейчас деньги на хозяйство, спросил Нурбю.

— Нет, деньги у меня есть, — ответил Ховард. — Впрочем, кое-что мне еще и Завод должен. По договоренности я получу там в декабре.

Но сам-то он знал, что заводчик, верно, и на этот раз будет просить отсрочку. У Ховарда там накопилось несколько сотен далеров. В последние три-четыре года дела на Заводе снова шли неважно.

Гуру убрала со стола и поставила пиво и французскую водку. Нурбю болтал о всякой всячине.

Когда поздно вечером он ушел, Ховард открыл двери в прихожую и на улицу. Было жарко от натопленной печки и дымно от трубки Нурбю.

Пламя свечей задрожало от сквозняка. Кьерсти, отодвинувшись от стола, глядела на Ховарда.

Вечером глаза ее будто светились еще ярче. Ховарду вспомнилось, как в первый год его появления здесь она по вечерам сидела в уголке у очага не шевелясь, не произнося ни слова, но всякий раз, глядя в ту сторону, он встречал на себе ее взгляд.

Проветрив на совесть и закрыв входную дверь, он удивился, что Кьерсти не идет спать. И тут она произнесла его имя.

— Ховард…

Она сказала это тихим голосом, словно доносившимся издалека, казалось, ей было трудно вымолвить это имя. На мгновение Ховарду почудилось, что однажды это уже было.

— Да?

— В тот вечер, когда Рённев замахнулась на меня ножом… а потом ударилась головой о плиту…

Она запнулась.

— Да, Кьерсти?

Кьерсти заговорила так тихо, что он едва ее услышал:

— Она померла… потому что ты ударил ее?

От неожиданности Ховард оцепенел.

— Нет, Кьерсти, что ты. Я стоял с топорищем в руке, разве ты не помнишь? Если бы я ее ударил, то остались бы следы. Да ты же ведь была здесь. И не помнишь, что произошло?

— Нет, — прошептала она. — Я видела: она замахнулась ножом. Потом ничего не помню, очнулась, когда она лежала головой у порожка…

Ховард не переставал удивляться. Странно, она и в самом деле забыла… Что и говорить, удивительное существо человек.

Сам он по сию пору не только не забыл, но даже видел все будто наяву, в мельчайших подробностях: как Кьерсти молниеносно отскочила назад, спасаясь от удара, схватила кухонный нож со стола и держала его в руке, чтоб защищаться, если придется. В ту же минуту Ховард прыгнул между ними и стоял, подняв топорище, готовый принять удары ножом с любой стороны.

— Рённев, видно, показалось, что я собираюсь ее ударить, — продолжал он. — Иначе я объяснить не могу… Я не раз думал, что же происходило в доме в последние недели жизни Рённев. Она так переменилась, что я ее едва узнавал. По-моему, в последнее время Рённев тронулась. И Юн, неглупый человек, думает то же. Ее словно подменили, сказал Юн, а он ведь видел не все. Будь Рённев в здравом уме, ей бы и в голову не пришло, что я собираюсь ее ударить.

Но где-то в глубине его сознания пел маленький комарик: так ли? А что тебе снилось в последнее время…

— Должно быть, поэтому она и отскочила, — продолжал он, — и напоролась спиной на укосину… Ты же помнишь, как из стены торчал железный прут, с котлом на крюке?

Кьерсти по-прежнему шептала, будто в комнате находились невидимые призраки — призраки, которые не должны слышать, о чем они говорят.

— Да, помню.

— В котле была теплая вода, и Рённев перед тем, как зажечь лучину, сняла котел — как раз перед твоим приходом. По-моему, она собиралась стирать. Помнишь, она часто стирала по вечерам. Прут остался торчать, ничем не прикрытый, и когда Рённев отскочила назад, то напоролась спиной на его острие. Это несчастный случай. Такое случается раз в сто лет…

А в мозгу сверлило: и чтобы коса угодила прямо в сердце медведя, случается раз в сто лет…

Он продолжал:

— Наткнуться поясницей на железный прут — нестерпимо больно, и, по-моему, она так поранила спину, что ее разбил паралич или что-то в этом роде. Она вскрикнула, похоже, потеряла равновесие и со всего маху упала затылком прямо на каменный порожек, не успев ни за что ухватиться. Ты тогда, видно, и очнулась?

— Нет, — прошептала Кьерсти. — По-моему, не сразу. Первое, что я помню, как Рённев лежала, а ты наклонился над ней и говорил: «Рённев»… Я смутно помню, что ты повторял ее имя много раз.

Так оно и было. Он повторил ее имя по меньшей мере раза четыре-пять, пока не понял, что Рённев без сознания.

— Потом ты попросил меня зажечь свечи, поднял ее и отнес в спальню, я откинула покрывало, ты ее раздел, и мне казалось, будто я не смею смотреть, а ты все без конца звал ее, а она была без сознания и не отвечала… Это я помню. Но это все как сон…

Ховард помолчал.

— То есть, — вымолвил он наконец, — все это время ты думала, будто я убил Рённев? Что же ты передумала, живя под одной крышей с убийцей?

Она ответила не сразу. Но от ее ответа он просто онемел.

— Я думала, — ответила она в первый раз громко, — я думала, что пойду за тебя в огонь и в воду.

Когда он наконец обрел дар речи, то сначала попытался обратить все в шутку.

— Нет, я не убивал Рённев. Это большое несчастье, что и говорить, но из-за него тебе не придется идти за меня в огонь и в воду. Пожалуй, Рённев отчасти сама виновата в собственной смерти. А может, несчастье подкарауливало ее за порогом и вот нагрянуло. Или это судьба, кто знает… Что же ты подумала, когда очнулась и увидела Рённев на полу?

Кьерсти опять прошептала:

— О, я так испугалась!

И снова в его мозгу неуловимо промелькнула тень воспоминания.

Он промолчал.

А она продолжала говорить и опять еле слышно:

— Иногда мне снится этот вечер… Как я стою с ножом. И мне так страшно!

Ховард не ответил.

Кьерсти продолжала уже громко:

— С чего ты взял, что Рённев была… что Рённев была не в себе в последнее время?

— О… — Ему именно ей не хотелось об этом говорить. — По многим причинам. Но еще и потому, что она вдруг без всякого основания стала ненавидеть тебя. С ней даже говорить об этом было бесполезно.

Кьерсти сидела, уставившись на пламя свечи, мысли ее были далеко.

— Ох… — вздохнула она. — Это совсем не вдруг. Я-то прекрасно понимаю, почему она ненавидела меня. Из-за этого нечего считать ее сумасшедшей. Я ее тоже ненавидела!

И она посмотрела на Ховарда с вызовом и торжеством во взгляде.

— Кьерсти! — сказал он. — Ты не должна думать, а тем более говорить об этом. Я же видел, что Рённев последнее время относилась к тебе скверно. Но она умерла. Не забывай об этом, Кьерсти.

— Ладно, Ховард, — покорно ответила Кьерсти.

Лестница заскрипела. Закутавшись в шаль, спускалась Гуру. Она остановилась в прихожей и заглянула в комнату через распахнутую дверь.

— Мне показалось, ты ушел провожать Нурбю, и я хотела посмотреть печку, — пробормотала она.