Исмаил Шихлы - Антология современной азербайджанской литературы. Проза Страница 54

Акча глянула на бабку, говорит из-под яшмака:

— Чтоб ты сдохла, Шайтан проклятый!

Та даже руками всплеснула.

— Ополоумела, девка, чтоб на тебя парша села! Чтоб чесотка напала, чтоб ногти вывалились!.. Чего нашла в своем дурне?!

Акча хвать с земли камень, старуха и поотстала. А тут парень идет, первого богача сын.

— Ты что, слепой? — говорит ему Фаты. — И красавец, и богатство несчитанное, никто тебе не указ, а джейрана поймать не можешь! — захохотала Фаты. — Иди! Догоняй! Да не робей: и в этой Шайтан сидит. А что брыкаться будет, не смотри: лих конь, да приустанет.

Только Акча воды набрала, парень-богач тут как тут. Липнет к ней, уговаривает:

— Чего ты в своем Бекире нашла? Скажи словечко, золотом осыплю!

Подняла голову Акча, а у парня из глаз Шайтан выглядывает. И на лице улыбка — не улыбка, и вроде не на лице, а рядом где-то…

— Тьфу на тебя! — Акча бедная чуть не плачет. — Ты ж хлебом клялся, что Бекиру друг!..

А тот и не слышит ее, выхватил из кармана горсть золота, сыплет.

— Я, — кричит, — со своим богатством самого Шайтана одолею!

А бабка Фаты стоит поодаль, глядит на него и хохочет-заливается, прямо трясется вся…

Солнце только что встало, еще и роса не высохла, еще и не разутрилось толком, а столько уже нагрешили люди! Вчерашние грехи замаливают, а уже сегодняшних полно! Бабы слухи собирать пошли, сплетничать.

Фатьма на мельницу шла. Как стали подходить, ни она, ни ишак не выдержали, бегом припустили. Мельник сидит возле мельницы, кальян курит, увидел Фатьму, пошел внутрь местечко готовить.

Теперь уж ни Фатьме, ни Мельнику никакой Шайтан не нужен, без всякого Шайтана свои дела спроворят…

…Акча Бекиру обед понесла. Шайтан — за ней, след в след ступает.

Фатьма на мельницу пустая шла, обратно с грузом идет. Голову повесила, бредет еле-еле, и ишак тащится нога за ногу. А Мельник сидит себе на камне, кальян потягивает, дым кольцом пускает. Вдруг — Акча! А Шайтан еще не сообразил, как ему к Акче подобраться. Он ведь сам по себе думать не умеет, ему в человечью голову влезть надо. Увидел Мельника. «Оп!» — и в голове. Мельник сперва-то и думать ничего не думал, а тут вскочил — и Акче наперерез. Акча видит, улыбается человек, пригляделась, а улыбка у него точь-в-точь как у того парня, возле лица парит. Чуть не упала со страху. А Шайтан у Мельника в голове шебаршится, от радости пальцами щелкает… Закружилась у Мельника голова, схватил Акчу за руку:

— Муки дам! Зерна дам! Пойдем на мельницу!..

Акча руку вырвала, хвать камень с земли и по башке его! Загудело у Мельника в голове, из глаз искры посыпались. Не простые то были искры-то, то Шайтан у него из головы выскочил.

Идет Акча к пашне, а сама плачет, заливается. Что сплетни злые по деревне пойдут, что мешки для муки пустые останутся. А Шайтан забрался в придорожную траву, уши навострил, слушает, чего она…

Мельник сел на камень, обхватил руками голову, Шайтан снова: «Оп!» — и в голове у него. Голова у Мельника огнем горит, гудом гудит, то Шайтан в ней злится, когти кусает. Нет, думает Мельник, будь что будет, а должен я ее обнять, должен Бекиром стать!

А Шайтану только намек дай, кем хочешь оборотится — велик ли для него труд? Выскочил у Мельника из головы, и на пашню.

У Мельника голова враз остыла, сам над собой смеется — и чего это я удумал? И слух вернулся, слышит, жернова вхолостую крутятся, пошел воду перекрыл. Увидел за чувалами место, где с Фатьмой грех имел, жалко ему стало зерна, что ей отдал, взял из одного мешка мучицы отсыпал, из другого — зерна, возместил убыток.

Шайтан Акчу сильно ревновал. К земле ревновал, по которой ходит, и к парню богатому, и к Мельнику, и к Богу ревновал, несмотря на то, что Шайтаном был. Не терпелось Шайтану в своем облике к ней в сон явиться. Чтоб проснулась и хоть совестно ей, а сказала мужу: «Что хочешь, то и делай, Бекир, виновна я пред тобой, Шайтан меня соблазнил!»

К Фатьме-то он как дорогу нашел? Фатьма раньше первой красавицей была. Бекира любила, замуж за него хотела. А Бекир ее не взял, ты, говорит, в ханском доме росла, мне такую жену содержать непосильно.

Оно и правда, мать Фатьмы бывала в домах у богатых людей, им прислуживала, а Фатьма танцевала, пела, забавляла их всячески.

Отказался Бекир от Фатьмы, Шайтан и пролез к ней в сны. Одну ночь Бекиром явился, обманул, совратил, другую, третью, а там она и въявь начала грешить с кем ни попадя — оступилась баба, сбилась с пути…

…Сидит Шайтан возле пашни, где тропка кончается. Быки Бекировы как раз в ту сторону шли. Бекир на плуг налегает, на быков покрикивает:

— А ну, пошевеливайтесь!..

Голос Бекиров до гор долетает, на лбу у него капли сверкают, лицо как из меди кованое. Чисто Бекирово сердце, и ведет оно его из одного края пашни в другой, подальше от хитростей да козней, да прочих шайтанских пакостей. И сладка ему жизнь, и кругом все лучше нельзя.

А тут Шайтан раз — и обернулся Бекиром! Лицо как из меди кованое, на лбу капли сверкают. Только у Бекира на лбу пот горячий, а у Шайтана — холодный, мертвый пот. А так человек как человек и мир слышит, как человек. Людские голоса слышит, птиц слышит, как речка журчит, слышит. Плетка свистит над бычьими спинами — слышит, земля стонет под плугом — слышит… Два пахаря подрались, кричат — слышит.

Струсил Шайтан — больно шумно, чуть было опять свое обличье не принял. Не ведал раньше, каково человеком быть, всю жизнь одно знал — козни строить да тешиться. Собак дразнить, на конях ночами скакать, козла на скалы взгромоздить, кошек стравливать — это его дело. А людей друг на дружку науськивать — тут у него помощники были: Мельник, бабка Фаты, Молла, Кази… Не будь их, плохо пришлось бы Шайтану.

Не нравится Шайтану на пашне. Ошалел он от шума, голосов всяких… Уйти, не уйти?.. А быки, видно, учуяли его, ушами прядают, хвостами крутят, с места не стронутся. А пахари не поймут, в чем дело, знай быков нахлестывают:

— Чего встали, проклятые?!.

Бекир на дорогу поглядывает, пора бы Акче прийти. Не видно. Парня того богатого вспомнил, потом Мельник на ум пришел. И сразу в ушах слушки да шепотки, что по деревне гуляют. Снял Бекир плетку с плеча, давай быков охаживать…

Шайтан в Бекировом обличье на краю пашни ждет. Бекир все ближе подходит, ругается на чем свет стоит, быков плеткой хлещет…

А пахарям-то обоих видать: и Бекира, и Шайтан-Бекира, только им это пока ни к чему. Идут себе за плугом, руки-то будто прикипели к чапыгам, за руками своими идут.

Шайтан-Бекир стоит, поглядывает кругом. Притерпелся немножко. Плуг полосы на земле оставляет, а Шайтан думает, что это плуг землю грызет. Шорох, шелест кругом — Шайтану тоже по нраву — думает, сплетни ползут.

Как принял Шайтан человеческий облик, сразу есть захотел. Направо глянул — ничего подходящего, налево глянул — опять ничего, вверх, вниз кинул взгляд — ничем не поживишься. Плюнул Шайтан: «Тьфу!»

Первые его слова были, как начал среди людей жить. Так и остались носиться в воздухе.

Бекир хлестал-хлестал, понукал-понукал быков, из сил выбился. «Тьфу!» — говорит. А быки чем ближе к Шайтану, тем хуже: головами мотают, хвостами крутят, хоть ты их насмерть забей!..

Встал Бекир, пот вытирает, Шайтан — тоже. А Бекир видит, на краю пашни человек стоит: в его обличье, в его одежде — вроде знакомый. Улыбнулся Бекир, сделал к Шайтану шаг-другой… Шайтан тем же манером — ему навстречу. Вздрогнул Бекир, замер на месте, стоит, по коже озноб пошел. Шайтан тоже стоит, замер — он ведь теперь только то и может делать, что Бекир. Хотел Бекир крикнуть: «Эй, кто ты?!», да голоса нет. И Шайтан тоже хотел спросить: «Эй, кто ты?!», да голос пропал.

Подошла Акча к пашне, а крутом невесть что творится. Кони ржут, на дыбы встают. Птицы кричат, крыльями бьют. Быки ярмо сбросить хотят, бьются об него головами. Жуки, букашки, таракашки — туча, весь мир заполонили. Травы замерли, цветы закрылись, поникли.

Собаки по деревне брешут-заходятся. Куры кудахчут, петухи кукарекают. Древесные лягушки место ищут — себя убить, водяные лягушки в воду попрятались — сидят, не вылезают — вот-вот нутро лопнет. А пахарям забава: что это с божьими тварями делается?..

Птицы в небе бились, бились, помирать стали. Сыплются с неба мертвые птицы, а людям невдомек, в чем тут дело, смеются: давай их в казан! Угощенье само явилось!

Стоит Бекир возле своих быков, Шайтан-Бекир тут же неподалеку. Акча вышла на пашню, идет к Бекиру. Видела, стоит кто-то рядом с ним, на сына Кази похож, чего ему тут понадобилось? А Шайтан, как увидел Акчу, икать начал. Не знает Бекир, что делать. Крикнул испуганно:

— Акча!

И Шайтан тем же голосом:

— Акча!

Она так и замерла меж двух Бекиров. Засмеяться хотела, что, мол, за шутки такие, Бекир? Да не знает, кому сказать: тому или этому. Бекир шагнул к Акче, Шайтан — тоже.