Мартин Эмис - Лондонские поля Страница 56

Разговор с Гаем Клинчем, состоявшийся в этот день в «Черном Кресте», протекал как будто вполне естественно. По крайней мере, Кит мог сказать самому себе: да, он был умницей, он сделал все, что ему было велено.

— Слышь, друган, — заметил он, когда Гай подошел к стойке и поздоровался с ним. — Что-то ты с виду не больно-то весел.

— Да… я и сам знаю.

Кит с осторожной ухмылкой придвинулся ближе.

— Ну. По тебе ну никак не скажешь, что ты слишком уж доволен своей жизнью.

— Наверно, что-то такое меня точит… какое-то помешательство…

Не то чтобы Гай хоть когда-нибудь выглядел таким сияющим, каким, по мнению Кита, ему надлежало быть. В силу своего миропонимания Кит, побывавший к тому же у Гая дома, недоумевал, почему тот не потирает руки и не улыбается от уха до уха дни и ночи напролет. Нет уж, от этого типа такого не дождешься. Кита время от времени раздражало время от времени посещающее лицо Гая выражение недолговечной, непрочной безмятежности, когда голова его запрокидывалась, слегка склоняясь набок, а глаза еле заметно поблескивали. Сегодня, однако, голова его была опущена и он, казалось, весь поблек, утратив даже то мерцание, какое придавало ему богатство. Как и всякий другой белый мужчина в пабе, Гай стал фотоснимком на монохромной бумаге. Он, как и все остальные, сделался персонажем военной хроники.

— Это, должно быть, какое-то поветрие, — сказал Кит. — Не ты один, скажу я, пребываешь не в лучшем здравии: эта самая Ники — тоже.

Голова Гая опустилась на дюйм ниже.

— Точно тебе говорю. Ты же помнишь, я отдавал в починку разное ее барахло? Ну и вот. Все снова сломалось. Знаешь эту их манеру: одно починить, другое испортить. — Это было совершенной правдой, но когда Кит невозмутимо предложил ей вновь попытать счастья с «Доброй Починкой», — так сказать, прошагать вместе с ней еще одну милю, — Николь только пожала плечами и сказала, что это не имеет никакого смысла. — Так или сяк, но она явно не в себе. Знаешь, на что это похоже, по-моему? На безразличие. Безразличие. Все глядит и глядит в окно. Вертит эту штуку, глобус. А на лице — такая слабая улыбка, грустная такая…

Голова Гая опустилась еще на дюйм.

— Типа… — Кит прокашлялся и продолжил, — типа, она чахнет. Иссыхает. Чахнет ее бедное сердечко… Господи, ты посмотри, до чего дошла эта Пепси Хулихан! Невыносимо. Я не видел ее месяца полтора, вот в чем дело. Она и летом выглядела препаршиво, но посмотри-ка на нее сейчас. Точь-в-точь эта ведьма, Носферату[51]. А ну, взбодрись, парень. На, держи. Я и тебе взял.

А потом, когда Гай уполз восвояси и Кит стоял себе у стойки, размышляя о том, как проста и чудесна порою может быть жизнь, Год и Понго отозвали его в сторонку и — извиняющимися голосами, полными мрачного сочувствия — рассказали ему о том, что в «Черный Крест» наведывались Кирк Стокист, Ли Крук и Эшли Ройл…

Эта новость не должна была удивить Кита, и она его не удивила. Она его всего лишь до чертиков испугала. Да, деньги, деньги, всегда эти деньги… Как отмечено выше, в финансовом отношении положение Кита было не из лучших. Положение его касательно квартплаты, местных налогов, оплаты коммунальных услуг, полицейских штрафов и компенсаций, выплат за то, что было приобретено в рассрочку, и проч., и проч., было на грани полного краха. Впрочем, оно всегда было на грани полного краха… Запыленное лицо Кита, в одиночестве сидевшего в гараже, ожесточилось, он сплюнул на пол и потянулся за украденной бутылкой водки. Дело было вот в чем: он одалживал деньги в темном уличном мире, конкретнее — на Пэрэдайн-стрит, в Ист-Энде. Он одалживал их у акулы-ростовщика по имени Кирк Стокист. Не будучи в состоянии разом расплатиться с Кирком Стокистом, он снова отчаянно нуждался в деньгах — для уплаты пеней, пеней, головокружительных двадцатых долей! Чтобы уплатить их, он одалживал деньги у другого хищника по имени Ли Крук. Поначалу это казалось ловким ходом, но Кит все же чувствовал, что придумка его чревата опасностью, особенно когда стал одалживать деньги у Эшли Ройла, чтобы выплачивать такие же пени на заем у Ли Крука. Все это время Кит не терял надежды, ожидая, что в «Мекке» все обернется благополучным исходом. Однако этого не случилось. И не случилось вообще ничего. Собственные его деловые интересы с недавнего времени пошли под откос в сумятице разного рода пакостей, творимых другими кидалами, — беспредельных обломов и надувательств, из-за которых тихонько присвистывали даже Китовы знакомцы, даже громилы, шастающие по бильярдным, даже обиженные угонщики машин, даже уязвленные грабители, специализирующиеся на старушках… Кит теперь исходил ядом, вспоминая о том, как предала его эта долбаная старая лгунья, леди Барнаби; он содрогался от разочарования при мысли о сумме, вырученной за ее драгоценности. На следующий день, проезжая по Бленим-креснт, он сжал кулак и прошипел: «В-в-в-от!», — увидев, что полоумный котел леди Би в конце концов разорвался в клочья; дом походил на четвертый реактор в Чернобыле — или на шестой в Тирри. О, как мечтал Кит забыть обо всех своих заботах и всецело посвятить себя игре в дартс! Дартс — вот что заставило его пренебречь своими кидальческими делами: часы тренировок, а потом дни и дни празднования, когда тренировки эти принесли свои плоды у метательной черты. И еще эта Николь: столько времени на нее угрохал, а в ответ — лишь неопределенные обещания грядущей награды. Старушка Ник! Она, типа, делает это «со своей скоростью». У Кита мечтательно приоткрылся рот, когда он подумал о том, как они сидели перед ТВ и как молил он тогда о Стоп-Кадре и Воспроизведении, а она бессердечно смела их прочь, заменив на Быструю Перемотку от одного крупного плана к другому…

Зазвонил телефон, и Кит сделал нечто такое, чего никогда не делал прежде: он снял трубку. «Эшли!» — сказал он. После этого Кит говорил немного. Он только время от времени произносил: «Да», — наверное, с полдюжины раз. Потом сказал: «Верно. Ясен пень. Ну, пока, парни».

Кит торжественно взял в руки свое сокровище — книжку «Дартс: овладение дисциплиной» — и обратился к одному из самых волнительных пассажей, содержавшихся там. Он прочел:

В то время как дартс является по преимуществу спортом двадцатого века, восходит это искусство к английскому народному Наследию. Говорят, что прославленные английские лучники играли в нечто подобное, прежде чем разгромили французов в легендарной битве при Азенкуре в 1415 году.

Кит оторвал взгляд от книги. 1415 год! — думал он. «Наследие», — проговорил он низким, значительным голосом.

Как много раз, как много, о, как же много раз записывал он мелом на специальных досках очки своего отца и его партнера в разных лондонских пабах, где играли в дартс и где он воспитывался. Обычно папаша играл со своим другом Джонатаном или с мистером Пёрчесом — отцом Чика. И случись маленькому Киту ошибиться в суммах… Стоя в своем гараже, Кит поднял ладонь к щеке и ощутил, как она пылает, — пылает, как прежде, пылает, как будет пылать и всегда…

Но не стоит слишком уж углубляться — стоит ли? — нет, не стоит чересчур углубляться в жизнь кого бы то ни было из людей, не стоит докапываться до самых истоков. Особенно когда люди эти бедны. Потому что поступи мы так, углубись мы туда чересчур, — и стало бы это поездкой в ужасном автобусе, полном ужасных запахов и ужасных звуков, с ужасными простоями и ужасной тряской, поездкой в ужасную погоду, по ужасным причинам и с ужасными целями, в ужасном холоде или по ужасной жаре, с ужасными остановками, чтобы ужасно перекусить, по ужасным дорогам к ужасной местности, — тогда никого и ни за что невозможно винить, и ничто ничего не значит, и все дозволено.

Эшли Ройл, Ли Крук и Кирк Стокист сказали Киту, что если он не отдаст им все деньги к пятнице, то они, помимо всего прочего, сломают ему средний палец правой руки. Это, конечно же, был тот самый палец, которым Кит добивался благосклонности у женского пола, но гораздо важнее было то, что это был его метательный палец. Что же, расстаться с дротиками?.. Он допил водку, разгладил свои расклешенные брюки, натянул ветровку (Кит называл ее «ветродуром»: он норовил обдурить даже ветер) и отправился на поиски Телониуса, чтобы потолковать с ним о том самом «полунасильственном» преступлении.

Кит стал просить у меня денег. Я знал, что это случится.

Накануне, поздним вечером, мы, не усаживаясь за столик, перекусывали с ним в забегаловке «У Кончиты». Кит сказал пару слов хозяйкиной дочери. Заказал chili rilienos. Перед ним незамедлительно возникла тарелка проперченного плутония. Кушанье пузырилось, причем отнюдь не беззвучно, испуская густые клубы — то черные как смоль, то серебристые. Мне вспомнились булькающие отрыжки Сернистых Ручьев в Санта-Лючии (на родине предков Телониуса). Кит как ни в чем не бывало набил себе рот этой пакостью и, выдувая дым из ноздрей, попросил у меня денег.