Грэм Джойс - Дом Утраченных Грез Страница 56

– Имя отца, – сказала она.

– Имя матери.

Когда Майк закончил писать, она схватила лист и обвела кружком все слова. Встала, принесла большое блюдо и положила лист туда. Зажгла свечи и ладан. Майк узнал знакомый запах мастики. Поднесла огонь к бумаге. Та вспыхнула каким-то театральным пламенем, языки – в фут высотой. Бумага быстро сгорела, оставив на блюде кучку черного пепла.

Женщина поставила блюдо на стол. Села и стала вглядываться в пепел. Майк беспокойно заерзал на стуле. Она осуждающе взглянула на него и вернулась к пеплу.

Она недолго вглядывалась в него. Не дольше нескольких секунд.

– Трудно, – произнесла она. – Трудно. – Потом встала и начала что-то быстро говорить Манусосу.

– Она сказала, что ты можешь снова соединиться с женой, но духи будут тебе мешать. Она говорит, что в тебе сидит слишком много чуждых духов разного рода. Главный среди них и есть твой враг. Это он возбуждает остальных духов. Она говорит, что ты должен сойтись в поединке со своим врагом-духом и победить его. Другого способа нет. Чтобы сойтись со своим врагом-духом, ты должен выйти на Путь Душ. Она готова указать тебе дорогу. Это опасно, и ты должен делать все точно, как она говорит.

– Что такое Путь Душ?

– Она говорит, Путь Душ начинается в море, проходит у ее передней двери и продолжается до кладбища в деревне Палиохора. Эта деревня находится прямо за долиной; знаешь ее?

– Проезжал как-то.

– Однажды ступив на Путь Душ, ты не должен сходить с него ни на дюйм. Ни на один дюйм. Не должен позволить ничему увести тебя в сторону. На этом пути ты встретишь своего врага-духа.

Старуха заковыляла во двор, и Манусос кивком показал Майку, чтобы он следовал за ней. Она указала на тропу, ведущую дальше в долину, – это, мол, и есть Путь Душ. И в самом деле, Майк увидел что-то вроде тропки, может, не шире козьей, но чудесным образом прямой, как стрела. Она поднималась вверх, на противоположный склон долины, как уверила его старуха, и кончалась на кладбище в Палиохоре. Потом по-гречески, который Майк отлично понял, спросила, кто заплатит ей двадцать пять тысяч драхм.

Майк посмотрел на тропинку, нырявшую вниз, на дно долины, потом на старуху, ожидавшую ответа. В голове шумела ракия. Лица у всех казались перекошенными, расстроенными. Майк вдруг увидел всю восхитительную комичность ситуации, упал на колени, хохоча и восторженно колотя рукой по пыльной земле. Даже собака вскочила и уставилась на него. Майк увидел это и захохотал еще пуще.

– Пятьдесят фунтов! Вы устроили все это, чтобы зашибить по полусотне фунтов!

Манусос тянул его за руку, поднимая, пытался успокоить. Старый пастух был сильно взволнован.

– Майк, сейчас не время смеяться, – настойчиво шептал он ему. – Это очень плохо.

Майк посмотрел на выпученные глаза Манусоса и снова засмеялся. Сзади топталась старуха. Майк увидел, как Манусос кивком подозвал ее, говоря:

– Я, я заплачу. – Потом с невероятно серьезным лицом повернулся к Майку. – Надеюсь, ты дашь мне двадцать пять тысяч драхм, потому что у меня их нет; не то, если я их не принесу, эта старуха устроит нам большие неприятности; дашь, а, Майк?

Майк наконец успокоился и сказал:

– Не волнуйся. Ты их получишь.

– Тебе пора идти, – сказала старуха. – Иди. Времени у тебя мало. Иди по тропе.

– Да, иди, Майк. Иди. Помни, пусть ничто не заставит тебя сойти с этой тропы. Вот, возьми мой посох. Он достался мне от отца. Я буду ждать тебя здесь. Теперь – иди.

Старуха приблизилась к нему.

– Если увидишь на тропе святого, – яростно сказала она, – убей его!

Ее слова на мгновение подействовали на Майка отрезвляюще. Даже произнесенные по-гречески, они отозвались в нем только что пережитым кошмаром. Манусос надевал ему на спину рюкзак, но его не нужно было понукать. Он сам жаждал как можно скорей уйти подальше от этих ненормальных. Он быстрым шагом двинулся по прямой тропинке. Только раз он обернулся, увидел мужчину, женщину и собаку, смотревших ему вслед. Потом тропинка нырнула вниз, и они исчезли из виду.

43

Когда Майк почувствовал, что у пастуха и старой карги нет абсолютно никаких шансов догнать его, он скинул рюкзак и присел на камень. Порывшись на дне рюкзака, нашел сигареты, на которые Манусос наложил запрет. Прикурил, поднеся спичку дрожащими пальцами, глубоко и с наслаждением затянулся. Жаль, что не подумал положить в рюкзак пару бутылочек пива.

Голова странно кружилась, возможно, под воздействием никотина. День был на удивление ярким. По положению солнца он определил, что близится полдень. Солнце сияло так ослепительно, что в его свете все, насколько видел глаз, было почти белым, пришлось даже щуриться, пока он сидел, покуривая. Тени падали под каким-то странным углом. Валуны блестели испариной.

Он решил, что самое лучшее – поскорей пройти долину, чтобы добраться до Палиохоры. Это ближе, чем до Камари, а оттуда уже можно на чем-нибудь доехать до дома или по крайней мере до Камари. Во всяком случае, это лучше, чем идти обратно, рискуя наткнуться на Манусоса и старуху. Если он даже попытается тайком обойти ее дом, та бешеная собака наверняка выдаст его своим лаем.

Майк был сыт Манусосом. Да и старухи для него было достаточно.

Докурив, он отправился дальше по тропе. Он по-прежнему почти не чувствовал языка и нёба после той гадости, которую старуха брызнула ему в горло, и временами во рту ощущался неприятный запах, как от какой-то горькой травяной настойки. Кровь бросилась ему в лицо при воспоминании о том, что происходило в доме старухи; он обливался потом, спеша по тропе вниз, к ровному дну долины.

Он шел уже полчаса, когда сердце у него тревожно забилось. Он вынужден был остановиться, чтобы перевести дыхание. И тут, когда он разглядывал тропу, уходившую вперед, ему показалось, что по сторонам ее – слабое свечение. Прямая пыльная тропа, выгоревшая и бесцветная на полуденном солнце, будто оживлялась легким туманом цвета лайма, стелящимся в нескольких дюймах над ней. Поскольку иссушенная земля вокруг тоже была выбелена слепящим солнцем, значит, туман не выходил за пределы тропы. Пути Душ. И теперь он увидел, что полоса легкого тумана тянется на милю вперед, пересекая дно долины и поднимаясь по прямой на противоположный склон.

«Должно быть, у меня галлюцинации, – подумал он. – Что-то было в той мерзости, которую она брызнула мне в рот».

Он был рад, что Манусос дал ему свой посох, – тот помогал ему шагать шире, с ним было больше уверенности, что он одолеет дорогу. Наконец он спустился вниз. Дно долины было усеяно валунами, между которыми торчали желтые стебли сухой травы и росли красивые лиловые колокольчики. На другой стороне на большом камне в нескольких ярдах от тропы сидел человек.

– Гья сас! – поздоровался Майк.

– Гья! Гья!

Человек соскользнул на землю и стоял, лениво прислонясь к камню и глядя на приближающегося Майка. Это был крестьянин, может, пастух, как Манусос, в заношенной одежде, голова обмотана грязным платком. Подбородок зарос многодневной щетиной, нижнюю губу, как заметил Майк, обметала лихорадка. Крестьянин изучающе поглядывал на Майка полуприкрытыми черными хитрыми глазками:

– Пу пас? Куда идешь?

Майк привык к беззастенчивому любопытству греков; для какого-нибудь деревенского жителя обычное дело – остановить человека и полчаса надоедать расспросами о делах, семье и прочем.

– В Палиохору. Иду в Палиохору.

Крестьянин спросил, нет ли у Майка закурить.

– Есть, могу угостить. – Майк полез в карман за пачкой.

Он хотел было подойти к нему и дать сигарету, когда человек вдруг напрягся и тут же отвел глаза с каким-то слишком уж беспечным видом. Майк посмотрел вниз на свои ноги и сообразил: чтобы шагнуть к человеку, придется в первый раз, как он оставил дом старухи, сойти с назначенной ему тропы.

Тогда он, оставаясь на месте, протянул пачку:

– На, возьми.

Крестьянин нерешительно улыбнулся. С утрированно ленивым видом прислонясь к валуну, он легко кивнул Майку – мол, принеси.

– На, возьми, – повторил Майк.

Крестьянин продолжал улыбаться:

– Принеси.

– Вот, пожалуйста. Подойди и возьми сам.

Майк почувствовал, как противная волна страха ползет по спине и поднимает волосы на затылке. Выражение лица у крестьянина переменилось. Из лениво-сонного оно вдруг стало живым и презрительно-насмешливым.

– Что с тобой! Всего-то несколько метров. Не можешь пройти? Я всего-то и прошу сигарету! Что ты за человек?

– Вот, пожалуйста. Подойди и возьми!

– Бог ты мой! Ты что, ненормальный? Слушай! Это же пара шагов! Господи! Да ты ненормальный! Что с тобой?

Майк вынул из пачки сигарету и бросил ее человеку. Она упала в пыль у его ног. Крестьянин пришел в ярость. Двинулся было к Майку, но потом отступил за камень, на котором прежде сидел.