Михаил Сергеев - Последняя женщина Страница 57

Как такое могло случиться?

Какое счастье, что я умерла раньше и не увидела конца. Нет, все-таки увидела". Ею медленно овладевала опустошенность и чувство безысходности. Что-то в ней отчаянно сопротивлялось такой реальности. Боролось, отвергало ее, и эта неестественность происходящего, невозможность принять его и смириться с ним вылились в крик, простой человеческий крик. Уже в который раз она почувствовала, как нестерпимая физическая боль разрывает изнутри все ее существо.

— Господи! Я не хочу видеть это! Н-е-е-ет! — вырвалось у нее. — Но это был не ее голос. Это был крик уже другого человека. Человека, которым она стала.

Сознание медленно возвращалось. Она снова была здесь.

— Я хочу посмотреть на тех, кто привел мир к такому концу!

Она была поражена твердостью своего голоса.

— Ведь они тоже здесь?

И вдруг услышала:

— Да! Они здесь! Неужели ты никогда не смотрела в зеркало?

В ее глазах снова потемнело.

Меж двух гигантских колоннад, прямо напротив нее стояла женщина все с теми же огненно-рыжими волосами. "Как странно", — подумала Лера. Перед женщиной маячили три черные тени, не давая ей пройти в галерею. Она повернула голову. Глаза их встретились. В них было отчаяние. Чувствовалось, что она почти оставила свои попытки.

— Ее зовут Маргарет. Она хочет убить своего ребенка, — услышала Лера.

После того ужаса, который она только что пережила, удивляться не было сил.

— Может быть, так и надо? — выдавила она. — Почему вы не поможете ей?

— Потому что дело не в ее ребенке, а в ней. Лучше бы не родиться ей.

КНИГА ХАОСА

Всего в пятистах метрах от Кремля, рядом со знаменитым Домом Пашкова, известного своим мистическим прошлым, возвышается огромное серое здание — Библиотека имени Ленина. Гигантское хранилище достижений человеческой мысли всех времен и народов молчаливо стоит, с укором взирая на древние стены цитадели русских императоров. Четырнадцать колонн из мрачного серого мрамора подпирают главный вход в этот пантеон знаний. Словно вырастая из мрачных подземелий, где расположен главный лабиринт книжных хранилищ, день и ночь из года в год стоят эти часовые, охраняя главную свою тайну.

Квинс — район в Нью-Йорке, не пользующийся дурной славой. Но, расположенный в сорока минутах езды на метро от Манхэттена, это все-таки не самый освещенный пригород города-монстра. В девять вечера улицы становятся пустынными, фонари блекнут, и жизнь повсюду замирает. Неброская и редкая неоновая реклама расположенных вдоль проезжей части магазинов не меняет общей унылой картины. Их двери в такой час остаются неподвижными. И все-таки проезжающие машины стараются миновать этот район без остановок. Причиной тому — прошлое.

Это знал человек, неторопливо, но уверенно шагающий по безлюдным улицам пригорода. Он специально не брал такси и приезжал из Манхэттена на метро. В девять вечера этого лучше не делать, советуют все туристические проспекты. Нью-йоркская подземка — не место, где в такое время можно расслабиться. Но ему там хорошо думалось, а это было сейчас необходимо. А главное, человек знал — с ним ничего не случится.

Все повторялось каждый день вот уже две недели. Утром он уезжал на место, где когда-то высились небоскребы-близнецы, и неподвижно стоял там несколько часов. Но ответ не приходил. Чувствуя особую ауру места, где в одно мгновение окончились жизни тысяч людей, человек ждал ответа. Это был его последний шанс.

На земле много мест массовой гибели. Места сражений, крушений поездов, извержения вулканов, землетрясений. Но эти места не устраивали его. Все они были растянуты во времени. Те же, где тысячи или сотни тысяч людей погибли в какое-то мгновение, были особыми местами, с их особой, страшной концентрацией ужаса. Их можно пересчитать по пальцам одной руки. Хиросима и Нагасаки. Он был там. Был и во многих других. Но они не дали ему ответа.

"Терпение сильнее, чем меч самурая", — твердил он себе. И наконец его озарило. Как же он раньше не догадался, что есть еще одно место! И оно рядом с ним. Он бывал там много раз. И вот он снова здесь. Теперь каждый день. Он будет ждать. Ждать столько, сколько потребуется.

Он называл это место "самым свежим". Все было бесполезным.

Череда фонарей закончилась. Человек зашел в холл отеля, кивнул портье и, медленно повернувшись, направился в лоббио. Сквозь приглушенное освещение зала в темноте проступали очертания фортепиано. Вокруг никого не было. Портье, удивленный, что постоялец направился не в номер, неслышно подошел к нему сзади и спросил:

— С вами все в порядке?

Человек вздрогнул, как показалось, от неожиданности.

— Простите, — извиняющимся голосом пробормотал портье.

Но человек вздрогнул не от этого. Резко повернувшись, он бросил:

— Первый самолет на Москву. Один билет.

— Одну секунду, сэр, — пролепетал портье и почти бегом бросился к своей стойке.

"Дамы и господа! Наш самолет приземлился в аэропорту Шереметьево города Москвы". Мягкий голос стюардессы вернул его к действительности. Эта фраза была единственным, что он разобрал, и не потому, что английский экипаж оставлял желать лучшего, нет, просто некоторые из слов стали уже частью его мыслей.

Неопрятного вида мужчина что-то настойчиво пытался ему втолковать, пока не понял, что тот не понимает ни слова. "Такси", — наконец услышал он что-то знакомое. Он предлагал ему такси. "Да, да", — поспешно произнес Барроу одно из двух знакомых ему русских слов.

После нескольких поворотов и непонятных манипуляций со шлагбаумами машина выехала на широкое шоссе и быстро набрала скорость. На ломаном английском водитель попытался выяснить, куда его доставить. После нескольких попыток уточнить, правильно ли он его понял, русский уяснил, что тот впервые в Москве, у него нет брони ни в одной из гостиниц, но ему обязательно нужно где-то остановиться. Сказав "о'кей", водитель резко повернул влево и выехал на трассу, полную автомобилей.

Уже через полчаса они мчались по Москве. Все, что он видел, его удивляло. Вдоль улиц мрачной стеной стояли многоэтажные дома, впрочем хорошо освещенные. Все это так контрастировало с одно- и двухэтажными домиками, заполонившими американские города, что невольно наводило на мысль, что какая-то иная логика диктовала местным архитекторам правила и законы градостроительства. Но именно это вселяло в него уверенность, что он на правильном пути.

Такси выехало на мост через широкую реку, и на другой стороне взору открылся вид на величественное здание, чем-то напоминающее пирамиду с освещенным прожекторами шпилем, уходящим в ночное небо.

"Это тебе не "Эмпайр Стэйт Билдинг" или небоскребы-близнецы", — подумал Барроу, разглядывая огромные, ярко освещенные скульптуры, украшающие башни этого гиганта. У тех — только высота. Здесь же чувствовалась угрожающая помпезность и величественность. Каково же было его удивление, когда, выехав на большую площадку, таксист резко затормозил у главного входа в здание.

— Украина, отель, Сталин, — сказал он, обернувшись, и почему-то с гордостью, как ему показалось, посмотрел на пассажира.

"Да, случайностей не бывает. Вот то, что мне нужно. Именно в таком городе должна быть эта книга. И только я могу найти ее".

— Почему двадцать седьмой? Я хочу выше.

— На верхних этажах, к сожалению, нет свободных номеров, — невозмутимо ответила девушка и протянула ключ. — Лифты через зал налево.

"Никакой улыбки. Так и должно быть", — подумал он.

С ним не было ничего, кроме документов и денег, и он точно знал, что не будет спать в эту ночь. Поэтому, нажав на последнюю кнопку в лифте и оставшись один, Джо глубоко вздохнул. "Я увижу все из холла. Хочу посмотреть на ночной город, мне необходимо это сделать именно сейчас".

"Дзинь" — раздалось в кабине, и дверь бесшумно открылась. Длинный коридор с высокими потолками поворачивал несколько раз направо. Вдоль левой стороны шли номера. Окон не было. "Странная архитектура", — с досадой подумал он, остановившись перед стеклянной дверью, ведущей на пожарную лестницу. "Может быть, этажом ниже". Джо повернул ручку.

Уже сделав шаг вниз, он остановился. На лестничной площадке, слева от него, была еще дверь. Скорее по наитию, чем осознанно, Барроу толкнул ее.

Перед ним простиралась огромная смотровая площадка, которая неизменно запиралась на ночь. Но в эту ночь, в его ночь, она была открыта. Сегодня все было открыто для него, и он знал, почему.

Медленно подойдя к опоясывающей площадку балюстраде, Джо остановился у подножия одной из тех неподвижных фигур, которые он заметил еще там, внизу.