Эдуард Лимонов - Апология чукчей Страница 58

Я было хотел позвонить в журнал и устроить им скандал. Я, естественно, ответственен за факт, что мать Богдана, самого красивого русского мальчика, Екатерина Волкова, — самая элегантная актриса российского кино; потому я, отец Богдана, и влюбился в нее в 2005 году. Я «за» маму, но я отец этого чудесного мальчика. Почему вы меня не упомянули? Но я не позвонил, передумал.

Он уже снимался в кино! Два съемочных дня. В сериале. Его партнером был старый актер Юрский. Богдан играл сына олигарха. Снимался в городе Геленджик. В возрасте два года и десять месяцев. В одной из сцен Юрский произносит несколько фраз по-французски. Строгий Богдан, выйдя за пределы сценария, немедленно спросил его: «Ты что сказал?» Юрский, следуя сценарию, вновь разразился французской фразой. Богдан, привыкший к вниманию, а тут его игнорировали, видимо, разозлился и бросил Юрскому: «Нет, ну чё ты сказал?» Как какой-нибудь бандит в сериале. Я люблю моего мальчика, я не сомневаюсь, что он не будет церемониться с миром.

Сашка, доченька моя, пока еще меленький упрямый рыженький клопик, ей год и три месяца. Она невозмутима, всегда улыбается, всегда в хорошем настроении. Настроение у нее может испортиться только в одном случае — если ее вовремя не покормить. На блистательного брата она смотрит с удовольствием, но если вдруг он отберет у нее игрушку, она не прощает. Невозмутимо, невидимым движением запустит ручку ему в кудри, и Богдан тогда верещит: «Caca! Саса!».

Летом они жили на даче. Когда я приезжал, то первым ко мне бежал счастливый и улыбающийся Богдан, повизгивая от удовольствия, а за ним, как маленький монстрик, поддерживая старательно равновесие ручонками, двигалась ко мне Сашка. Она тогда только что научилась ходить. Вряд ли Богдан запомнит и эту арендованную нами дачу, и мои появления, а Сашка и тем более не запомнит ничего, а жаль, конечно.

Несколько раз мы ходили в лес, он, впрочем, был сразу за забором. Я, мои охранники и Богдан в оранжевых таких сабо из пластика. Я держу его за руку. Обычно Богдана окружают женщины: мать, бабушка, старшая сестра, подруги матери, они его балуют; оказавшись с мужиками, он ведет себя иначе. Капризы исчезают, он — младший товарищ в команде. Вполне разумный, с тысячей вопросов. Всегда с палкой, готов выбросить палку, только обменяв ее на большую палку.

— Смотри, Богдан, вот земляника!

— Земика…

— Земляника… Кушай!

Он ест у меня с ладони, как ручной звереныш. Некоторое время уходит, чтобы научить его срывать ягоды руками со стебельков.

В марте, когда мать привезла его из Гоа, я пошел с ним гулять и видел, как он не понимает, что такое снег. Он, может быть, думал, что это мягкий камень. «Это снег, Богдан! Он тает, смотри!» — я взял снегу в руки и показал, что тает. Богдан серьезно глядел. И почему-то был грустным. Когда качался на качелях, молчал и только чему-то своему улыбался. А я думал: и кто же из него вырастет, из такого! Даже если бы он сам захотел, ему не дадут прожить обыкновенную жизнь. Ему придется нелегко. Впрочем, подавляющее большинство взрослых вокруг него немедленно очаровывается им и готово ему служить. Детей — тоже. Если он сохранит эту безусловную харизму — будет повелевать людьми.

Не так давно я на него обиделся. И даже пожаловался на него в своем ЖЖ. Дело было так. Катя праздновала с еще тремя дамами открытие их общего бизнеса, если я правильно понял. Я посидел с ними немного, выпил, а потом удалился, вслед за Богданом, в большую комнату. Богдан смотрел мультфильм о дружбе щенка и котенка. Я тоже некоторое время посмотрел трогательный мультфильм, но не проникся, поскольку назавтра ожидался митинг несогласных на Триумфальной площади и меня занимали ОМОН и опера, — и как же далеки они были от щенка и котенка! Я ушел к дамам, чуть выпил еще, но вернулся к сыну. Он уже смотрел мультфильм о Добрыне, разжигающий межнациональную рознь, поскольку там действовали устрашающего вида татары и белокурые славяне во главе с Добрыней.

— Мне пора, Богдан! — сказал я.

Он безучастно даже головы не повернул.

— Отец уходит! — Ноль внимания, всё внимание на перипетии межнациональной мультяшной розни. А ведь совсем недавно он хватал меня за ноги, чтоб не уходил, кричал: «Папа! Папа!» — и пытался плакать. Очерствел сынок мой.

— Ну ладно, — сказал я. — Ты вырастешь, и я найду способ, как тебе отомстить.

И ушел. Сел в машину и пожаловался охранникам.

— Да он же мелкий! — сказал Михаил. — Он не понимает.

— Мелкий, но уже черствый, — вздохнул я. Приехал домой и пожаловался в ЖЖ.

А то как-то я увидел сон. Будто сижу я в концертном зале в первом ряду. Конечно, с охранниками. Чего-то мы ждем. Зал полон, и все тоже ждут. Наконец выходит моя Сашка, высокая такая, в узком блестящем платье, похожая на Патрисию Каас, которая одно время мне очень нравилась. Сашка улыбается и говорит: «Вот тут, в первом ряду, сидит мой отец! — И все, весь зал, смотрят на меня и на моих охранников, и мы смущаемся очень. — Я посвящаю этот мой концерт моему отцу», — говорит Сашка. И все аплодируют. И она начинает петь. А я просыпаюсь.

Ну не в слезах, но где-то близко…

Дiти моё, дiти, лихо менi з вами…

Там, куда я переселился в Москве, полно детских магазинов, тянутся шпалерами по обе стороны проспекта. Гляжу на них из автомобиля и испытываю сложные чувства. Мне бы надо покупать в них игрушки для моих Богдана и Сашки, но они сейчас далеко, у бабушки живут. Ходят по дорожкам дачи, топают ножками, рвут безжалостно цветочки, и что там у них в сознании брезжит, трудно сказать. Папу они видят редко, виною тому и папа, и порывистая, нераспланированная жизнь моей жены-актрисы, матери моих детей. Повинуясь эмоциям, она бросает детей то сюда, то туда, слава богу, хоть в Гоа перестала их утаскивать.

Магазины детских игрушек, магазины детской одежды. У моих детей так много игрушек, что они ни одну из них не любят. И что им можно подарить, чтобы запомнилась и привязала к себе игрушка? Как-то я купил Богдану необычного, штучного волка, сделанного дизайнером из ярких тканей. Зубы ого-го, и двубортный пиджак американского гангстера. Принес, Богдан был рад, вцепился, но когда я появился в доме матери моих детей вновь, волк мой был забыт ради большого мягкого тигра с непропорционально длинными конечностями. Игрушек у моих детей тьма, они не успевают привязаться ни к одной. В мое скудное время, думаю я, игрушек у детей того времени было удручающе мало, зато мы помнили и любили этих неуклюжих монстриков: зайцев, медведей, волки тогда не были в моде как игрушки.

О зайце могу вот что сказать. В тот же день, когда я закупил Богдану в магазине «Кенгуру» на проспекте Мира волка-гангстера, там же я купил девочке моей Сашке необычного зайца: лицо у него было лицом красивой куклы-девочки. А вокруг — уши и всё, что положено зайцу, заячье. Эффект на дочку мою кукла-заяц произвела. Сашка, открыв рот, сияя глазенками, схватила куклу-зайца и прижала ее к груди. И в тот вечер не отпускала куклу. Казалось, что кукла ей необычайно дорога.

Только казалось. Потому что через неделю и след этой привязанности простыл. Она вышла к двери встречать меня с каким-то металлическим чертиком.

К матери моих детей в изобилии приходят гости. Все гости дарят моим детям подарки. И мать покупает моим детям подарки. И журналисты, приходящие интервьюировать мать моих детей, дарят моим детям подарки. Поэтому ребенок волочит за собой полдня новую игрушку и забывает ее к вечеру. Исключением пока явился только большой светящийся меч, подаренный мною Богдану. Он таскался с ним летом 2003 года, может, с месяц, когда они жили на даче под Звенигородом.

«Дiти моё, дiти, лихо менi з вами», — повторяю я порой грустно, поскольку остался один на моей стороне располовиненной моей женой семьи, а она наслаждается обществом наших маленьких детей без меня. «Дiти моё, дiти» — это строки великого украинского поэта Тараса Шевченко, а «лихо» в переводе с украинского значит «горе».

Я даже не уверен, что мои дети понимают значение слова «папа». Я полагаю, что и старший Богдан, подтягивающийся к четырем годам, и двухлетняя Сашка принимают «папу» за имя. Богдан, помню, был несколько обескуражен информацией, что «папу» зовут Эдуард. В конце концов он принял оба наименования и отнес их оба ко мне. Однако, я полагаю, принял как факт, что данный персонаж его жизни имеет два имени; как, скажем, Ремарк имеет два имени — Эрих Мария, так и Папа Эдуард.

Я долгое время гордился сценами моего прихода в семью. К двери первым подбегал Богдан, и я опускался на корточки, чтобы обнять его. И он смущался. А затем из коридора осторожно выглядывала Сашка и с опаской (она еще нетвердо тогда ходила), но любопытно улыбаясь, осторожно приближалась ко мне. И я хватал их обоих, два теплых комочка, и обнимал. «Дети тебя заждались», — говорила мне мать моих детей, актриса. Однако после того как я пронаблюдал за (о ужас!) подобными же церемониями прихода в семью гостей, равно мужчин и женщин, я грустно подумал, что, по-видимому, мои дети не выделяют меня из этой толпы. Я еще один посетитель, носящий легкое для произношения ребенка имя «па-па».