Олег Нестеров - Небесный Стокгольм Страница 59

2. 23 августа в городе Чернигове на крыше и на стенах дома № 8 по улице Нахимова обнаружена надпись: „Руки прочь от Чехословакии!“ Расследование ведет УКГБ по Черниговской области.

3. 24 августа в городе Якутске на стенах дома № 22 по улице Курашева обнаружена надпись: «Позор партии коммунистов – душителей свободы и демократии русских и чехословаков. На той же улице дома № 26 обнаружена надпись: „Наши коммунисты топят в крови чехословаков“».

И все.

Чтобы хоть что-то понять, Петя позвонил Антону, позвал вместе сходить пообедать. Удалось встретиться уже после выходных, когда картина происходящего немного прояснилась.

Рассказ Антона про «полковника Трофимова», арестованных «неарестованных» и поцелуи не по любви:

«После встречи в Черне-над-Тиссой и подписания заявления в Братиславе обстановка в Праге накалилась с новой силой. Начались массовые демонстрации, газеты призывали не останавливаться на достигнутом, а идти дальше. Чехословакия должна была стать нейтральной страной и больше разворачиваться на Запад. 9 августа в Прагу прилетел Тито, подлил масла в огонь, заявив о полной поддержке реформ.

Консерваторы в руководстве правительства и партии пришли в ужас, девятнадцать человек написали Брежневу письмо с просьбой о военной помощи. По их мнению, с Дубчеком пора было кончать.

Брежнев медлил до последнего. Из Праги непрерывно шли донесения о „реальной угрозе смены режима“. В конце концов, Политбюро 18 августа проголосовало за вторжение, согласовав свои действия с соцлагерем.

Стало совсем жутко, когда министр обороны Гречко собрал всех военачальников и объявил им об этом решении, сказав, что оно будет выполнено, даже если приведет к третьей мировой войне.

Руководить операцией Политбюро отправило своего представителя – т. Мазурова, поручив ему держать под контролем военных, „а то мало ли что“. Ему выдали армейскую форму, и он вылетел в Прагу как „полковник Трофимов“.

Ранним утром 21 августа самолет Аэрофлота приземлился в аэропорту Праги, оттуда высадились десантники, взяли объект под контроль, тут же вереницей стали садиться транспортники. На посольских „Волгах“ особый отряд приехал к зданию КПЧ, захватил его, арестовав всех членов руководства страны, и переправил их на самолете в польский город Легицу, в штаб Северной группы войск.

Со всех сторон в страну вошли войска, танки шли быстро. Немцы, поляки, венгры. В основном наши, всего полмиллиона человек. Чешская армия не сопротивлялась, оставалась в казармах, выполняя приказ своего руководства.

Немцы были самые жесткие, в зонах своей ответственности установили в городах парные патрули на всех перекрестках, с восьми вечера – комендантский час с огнем на поражение. Сразу собирали всех жителей и ставили ультиматум – очистить все стены от неправильных лозунгов. Те тут же брали тряпки и смывали краску – немцев еще хорошо помнили.

Вопреки нашим аналитическим прогнозам все пошло не так, чехословацкий народ вторжение не поддержал. Даже не удалось сформировать „Революционное рабоче-крестьянское правительство“. Видя всеобщее сопротивление, предатели пошли на попятную и попрятались.

Пришлось опять возвращаться к старому варианту – арестованное правительство переправлять в Москву, делать вид, что его никто не арестовывал, и жестко добиваться от него подписания необходимого документа о „временном пребывании войск Варшавского договора“ на территории ЧССР.

При подписании в зал впустили группу фотографов, наши встали как по команде, перегнулись через стол и стали пытаться обнять своих „чешских друзей“. Те уворачивались, но не тут-то было.

Подписали все, кроме того упрямого еврея Кригеля. Его хотели оставить у нас „на перевоспитание“, но делегация уперлась – без него в Прагу не вернемся. Пришлось отпустить.

Для сопротивления чехи выбрали необычный метод – культурный. Были, конечно, и провокации, и стреляли в наших солдат с крыш. Но это не в массе. Они вдруг сняли в Праге все таблички с домов, и теперь было непонятно, где какая улица. В один момент город вымер, стояли танки, а как порядок наводить, непонятно – нет никого. Все бессмысленно. Кафка! Прага – родина Швейка. Они тут же анекдот про себя придумали, в стиле армянского радио: „Какое государство самое нейтральное в мире?“ – „ЧССР, оно не вмешивается даже в свои собственные дела“.

Запад ввод войск осудил, но на конфронтацию идти не захотел. Главное было сейчас продолжать ослаблять напряженность, ведь только-только дело сдвинулись. Американцам Вьетнама хватало, сенатор Форд так прямо и заявил: „Мы не вмешиваемся в семейный спор коммунистов“».

Глава 51

В самом начале сентября позвонила Белка:

– Приглашаю тебя на похороны.

– О, господи! Кто?

– Не кто, а что. Сегодня в семь, в редакции журнала «Искусство кино». Цветов не надо, вернее если только живые. Фильм хороним.

– Что значит хороним?

– Его сняли, он готов, просто кладут на полку. Навсегда. А фильм великий.

– Хорошо, постараюсь.

– Это не разговор, Петя. Во-первых, ты его больше не увидишь, а он тебе точно резьбу поправит. Во-вторых, может, тебе как-то удастся ему помочь, поговорим вечером. В-третьих, зал там крошечный. А вся Москва рвется. Мне Киру-то туда провести проблемно, хоть на колени сажай. Поэтому, Петя, ты обязан. Я еще братца позову, нужно стучаться во все двери.

В зал было не войти, духота, все места уже заняты. Пришел какой-то старик, ему принесли стул из кабинета и усадили перед первым рядом, потеснив тех, кто уже расселся на полу.

Петя встал в дверях. Кира уже устроился в другом конце зала, на подоконнике, только рукой помахал. Антона пока не было.

Подлетела Белка:

– Значит так. Предыстория такая. Андрон, режиссер, снимал все в настоящей деревне в Горьковской области. Актеров было три с половиной. Остальные реальные колхозники. В прошлом марте, когда закончил картину, повез ее туда, в Кстово, показать всем, кто снимался, ну и спасибо сказать. Вдруг без спроса и без ведома местное областное начальство ее берет прямо у кстовского киномеханика и везет себе на просмотр в Горький. А Андрон взял туда еще отца, он у него гимн Советского Союза сочинил. И еще «Дядю Степу».

– Погоди, – Петя стал терять нить, – какой дядя Степа?

– Короче, они с отцом поехали в обком разбираться, их обедом накормили, с икрой, все чин по чину. Только видно было, что фильм начальству не понравился. Ну ничего страшного, подумаешь – секретарь обкома, птица невысокого полета, а мы тут, понимаешь, московские гости, гимнописцы, в любой кабинет вхожи, поулыбались, по плечу похлопали, да и распрощались. А этого местного лидера, видимо, задело. Написал жалобу в КГБ.

– А ты-то откуда знаешь?

– Андрон рассказывал. Семичастный так и сказал прямым текстом: этот фильм мог снять только агент ЦРУ. Поручил разбираться с этим вопросом твоему начальнику.

– Слушай, я тебе про своего начальника ни слова никогда не говорил.

– У меня есть еще один информатор, со мной под одеялом спит.

– Так откуда тебе известно…

– Слушай дальше. Есть такой хороший человек в ЦК, кино курирует, мы просто молимся за него, Игорь Сергеевич… Так вот, это он Андрону и рассказал продолжение этой истории. Получает Игорь Сергеевич письмо. Из КГБ, на минуточку. По поводу этого фильма.

– А как хоть фильм-то называется?

– «История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж».

– Коротко и ясно. Можно уже не смотреть.

– Молчи. Так вот, в этом письме твой начальник пишет, что органам госбезопасности стало известно, что к выходу на экран подготовлена антисоветская, клеветническая картина, где советские люди изображены в уродливом, неряшливом виде. Ну, Игорь Сергеевич боец, не лыком шит, позвонил твоему шефу по «вертушке» и говорит: «Давайте разбираться. Во-первых, вы говорите, что в картине полно изуродованных людей. Но ведь была война, у нас полно покалеченных людей. Это разве не так?» – «Так». – «Во-вторых мне непонятно, с каких это пор внешней вид героев фильмов вдруг попал в компетенцию органов безопасности». Твой молчит. «В-третьих, вы говорите, что фильм антисоветский, клеветнический. Что конкретно вы имеете ввиду?» – «Ну, там есть сцена, в которой один мужик рассказывает, как сидел после войны…» Игорь Сергеевич ему и про это объяснил. Потом говорит: «Либо я буду докладывать своему руководству в ЦК, что рапорт КГБ о фильме абсолютно безоснователен, и поставлю вас в неловкое положение, либо я все спишу, спустим на тормозах и оформим ваш сигнал должным образом». Твой подумал-подумал и согласился: «Ну, давайте спишем». Так и сделали. Были поправки идиотские, которые учли, были вопросы, типа: а почему горбатый? А почему у того пальца нет? А это все реальные колхозники, не актеры.