Евгений Ройзман - Невыдуманные рассказы Страница 6

Надеваю жилет спасательный.

Он говорит:

— А жилет-то на фиг?

Я ему говорю:

— Слышишь, ты, умник, я-то, в отличие от тебя, хотя бы плавать умею.

Надели жилеты. Ленке говорим:

— Ну все, мы поплыли.

Спустили лодочку на воду. Течение очень сильное.

Я говорю Андрюхе:

— Давай пересечем наискосок к правому берегу, уйдем прямо к той стене, проскребемся вдоль правого берега до первого порога, остановимся и посмотрим.

Состоялось. Пошли. Он греб с левого борта, а я с правого. Он встал на баллон коленом, а вторую ногу засунул под правый баллон, расперся. Я встал точно так же и на всякий случай зацепился ногой за леер. Оттолкнулись. Подхватило сразу. Мы даже не ожидали. Стали выгребать против течения, сломали весло. Андрюха сразу схватил запасное.

Я ему говорю:

— Обломки выкини.

Он отвечает:

— Не-не, пусть будут.

С огромным трудом выгребли к противоположному берегу. Чуть-чуть успокоились. Я ему говорю:

— Давай чуть ниже уйдем, там пристанем.

С левой стороны от нас, чуть ниже по течению, торчал огромный валун.

— Давай, — говорю, — обойдем его слева и там уже пристанем. Осмотримся.

Он говорит:

— Давай.

Выгребаем снова к средине, гребем изо всей силы, огибаем камень и пытаемся уйти вправо, к берегу. Весла гнутся, у нас ничего не получается. Нас несет и втягивает в какую-то гигантскую воронку между камнями. Впереди стоит сплошной рев. Андрюха поворачивается ко мне и орет истошным голосом:

— Женя! Все, все! Греби, греби! Поплыли!

Сам вижу, что поплыли. Страх кончился.

Нас несло на огромный валун, который делил поток на две части. Сделать мы уже ничего не могли. Мы прошли над ним, раздался треск. Сразу за камнем мы упали. Удар был очень сильный. Справа и слева от нас стояли водяные стены метра по два высотой. Полная лодка воды. Нас развернуло, я (^казался на носу, потерял Андрюху из виду. Понял, что он выпал из лодки и утонул, но жалости в тот момент у меня не было. Надвигался еще один порог. Лодку бросало и колбасило, она вставала торчком. Я греб, сколько было силы, причем схватился под самую лопасть, чтобы не сломать весло. Лодку снова развернуло, я даже не удивился, увидев Андрюху впереди. Рев стоял немилосердный, нас уносило влево, под скалы, туда, где из воды торчал большой крест. Мы оба все понимали. Гребли слаженно, изо всей силы, пытаясь уйти вправо. Наконец нам это удалось.

Мы почти подошли к берегу, Андрюха прыгнул, чтобы уцепиться за кусты, и упал в воду. Тем не менее за берег мы зацепились, вылили из лодки воду. Перед нами оставался только один порог. Мы подняли головы, все скалы были облеплены людьми. Все смотрели на нас. Мы спокойно сели в дырявую лодку и прошли этот порог по диагонали справа налево.

Спустившись, мы сидели в лодке в полной тишине, опустив весла, пока нас не вынесло на мель. Пульс у меня был за двести. Мы тихонечко подкатились к берегу, оглохшие и очумевшие. К нам бежали люди.

Первым подбежал бородатый водник.

— Парни! — закричал он. — А ведь такого здесь еще никто не видел!

Люди выстроились в очередь, чтобы пожать нам руки. Клянусь, я не преувеличиваю. Все говорят:

— Парни, ну вас и колбасило! Мы думали, вас не вынесет.

Я обиделся:

— Причем тут вынесет — не вынесет? Мы сами выгребли.

Посмотрел на весла, а они стали как коромысла. Мы были счастливы.

Тут с горы спустилась Ленка.

— Ты видела? — спрашивает ее Андрюха.

— Что? — спрашивает она.

— Да ничего.

— Не переживай, — говорю, — Андрюха, зато все остальные девушки видели.

Мы достали бутылку виски.

— Ну что, — говорю, — за Победу! С праздником!

Пожали мы друг другу руки и засадили из горлышка. Лодочку сдули, засунули в багажник, Ленку посадили за руль, поехали в город.

Только заехали в зону досягаемости, я позвонил отцу.

— Ну, что, — говорю, — папа, мы прошли!

Он сначала даже не поверил. Потом обзвонил всех своих знакомых, нахвастался. Мне давай все звонить, спрашивать подробности, поздравлять. Нам с Андрюхой гордо, нас распирает.

Через неделю поехали на Ревун снова. Встретили знаменитого путешественника Вову Рыкшина с голубоглазой собачкой хаски. Говорим ему так вежливо, с почтением:

— Здравствуйте. А как вы думаете, можно по Ревуну сплыть на резиновой лодочке?

Он говорит:

— Фигня делов! Тут в прошлые выходные два идиота сплыли. Сам ты идиот, полярник сраный. Сам бы попробовал. Это тебе не на собачках к Северному полюсу.

ИСТОРИИ О КЛАДАХ

Окольные российские жители, ищущие закопанных в земле пожитков, везде глубокие ямы покопали, из которых некоторые недаром трудились.

Клад, конечно, найти хотелось бы. Эта мысль меня не покидает уже много лет. Вообще, искание кладов — это такой наш русский национальный вид спорта. Мало того, временами в народе наблюдалась по этому поводу целая истерия. Всегда это происходило после первой богатой находки. В свое время в IX веке скандинавы разграбили капище где-то на северо-восточном побережье оконечности Руси и увидели такое количество сокровищ, что блеск этот стоял у них в глазах вплоть до XX века. Всем встречным и поперечным рассказывали они о несметных сокровищах Биармии и думать ни о чем другом уже больше не могли.

Алчные новгородцы постоянно снаряжали в Северное Приуралье походы, целью которых было закамское серебро. Имели через это много неприятностей. Продвижение на север алчных новгородцев сумели остановить идейные москвичи. Это еще раз показало, что идея, как движитель, сильнее жажды наживы. Идея заключалась в подчинении, централизации и, конечно же, личном обогащении.

В находках, сделанных в Приуралье, — огромное множество великолепного сасанидского серебра: монеты, чаши, блюда, древние скандинавские вещи, монеты и утварь из Средней Азии, арабские предметы, монеты и чаши Византии и многое другое. Например, что касается сасанидского серебра, Эрмитаж в несколько раз богаче всех музеев мира, вместе взятых. Все эти древние страны торговали с предками современных коми и вогулов, и сокровища были получены последними в обмен на пушнину. Несмотря на то что с этими народами уже с XI века имели контакт новгородцы, никогда никаких ценностей новгородского происхождения в кладах и захоронениях обнаружено не было. Говорит это только о том, что новгородские отряды ходили сюда не торговать.

Когда-то все эти богатства лежали на поверхности. Серебро использовалось в погребальных обрядах, иногда из него делали местные нехитрые украшения — мониста и так далее. Оно присутствовало и в местных святилищах, украшало идолов, но подробно рассказать мы об этом ничего не можем, так как все это давно разграблено. В 1919 году в Сибири на такое святилище натолкнулся отряд красноармейцев — куда делось серебро, никто не знает.

После того как в 70-х годах в Свердловске в утильсырье были обнаружены два огромных слитка золота, принятых как латунь, в городе среди особо продвинутых начались робкие поползновения к частному кладоискательству. Один участковый своими руками собрал миноискатель и в сопровождении ватаги ребятишек ходил по дворам. В районе улиц Урицкого, Володарского, Февральской революции. При обследовании одной кирпичной стены миноискатель сработал. «Здесь!» — решительно сказал участковый. Несмотря на робкие протесты жильцов, добровольные помощники с кирками и ломами бросились крушить стену. Через час из-под обломков и кирпичной пыли торжественно показался торец железного перекрытия. Участкового разжаловали. А если бы нашел клад, наверное бы, повысили.

Только у нас кладоискательство существовало как народный промысел, это даже было ограничено законом. В Западной Сибири, в Тобольске, появился термин — «бугрование». В XVIII и XIX веках в том же Тобольске и в окрестных селах этим занималось все население, вплоть до городских чиновников. По Тоболу, Иртышу, верхнему течению Оби раскапывались захоронения, которые в народе назывались чудскими могильниками. У нас такими раскопками грешили крестьяне Камышловской слободы, и власти пытались запретить им «бугровать» особым указом. Пик кладоискательства в Зауралье пришелся на XVIII — середину XIX века. Приуралье было разграблено значительно раньше.

Существовала легенда о древнем народе — чуди, который с приходом русских, чтобы не принимать крещение, ушел внутрь земли и завалил все входы, похоронив себя заживо вместе со своими сокровищами. Легенда на первый взгляд кажется дикой, хотя на самом деле нет ничего удивительного. В XVII веке, да и в начале XVIII, уральские и сибирские старообрядцы за право креститься двумя пальцами, а не тремя и возможность пользоваться старыми (неисправленными) богослужебными книгами заживо сжигали себя вместе с женами и детьми в деревянных церквях. Причем делали это массово, а в особо удачных случаях умудрялись затащить в огонь кого-нибудь из зазевавшихся солдат. Так что ничего удивительного. А вообще все народы, жившие охотой, при приближении колонизаторов стремительно откатывались на восток и северо-восток. Долгие годы на Урале бытовала пословица: «Бежит, как вогул от русского». Кроме того, легенда об ушедшей в землю чуди имеет еще одну подпитку: и в Прикамье, и в Приуралье, и на Урале пришедшие колонизаторы видели старые заброшенные горные выработки с обрушившимися крепями. Например, именно обнаружение старых горных выработок в районе современного Гумешкинского рудника дало толчок легенде о «старых людях», ушедших в гору. Еще один штрих зарождения легенды о похоронившей себя чуди: в захоронениях над погребенными зачастую делали бревенчатый настил, который держался на опорных столбах. И только после этого насыпали курган.