Вильям Козлов - Поцелуй сатаны Страница 6

— Выпрыгнул из окна последнего этажа, — слышалось в толпе. — Вон, обе створки распахнуты! Коричневая штора торчит, видите?

— Может, выбросили?

— Говорят, сам. С минуту постоял на подоконнике, потом руки распахнул, будто с вышки в воду собрался прыгнуть, и а-ах! Я слышал сам вопль.

— Мог бы кому-нибудь на башку сверзиться… вон сколько народу!

— Не работают люди… Вот и шляются по городу.

— Последние товары скупают… Скоро гвоздя в магазине не увидишь.

С весело крутящейся синей мигалкой и сиреной резко затормозила милицейская машина, оттуда выскочили несколько милиционеров. Вскоре появился комментатор телевидения с оператором. Он решительно сквозь толпу направился к трупу. Зажужжала видеокамера, комментатор в кожаной куртке совал под нос прохожим округлый микрофон и задавал вопросы. Кое-кто коротко отвечал, а большинство отворачивались и отходили. Защелкал фотоаппарат, врач подоспевшей скорой помощи склонился над лежащим мужчиной, но, как говорится, и невооруженным глазом было видно, что тот уже покойник.

— Позавчера показывали в «Секундах» мужа и жену самоубийц, — глухо бубнил высокий мужчина в мешковатой куртке с капюшоном. Во рту — дымящаяся сигарета, глаза близоруко помаргивают — Взялись за руки и шарахнули с пятого этажа… Чего это они последнее время распрыгались?

— Кто? — неожиданно звонким голосом спросила молодая женщина в узком длинном пальто с широким кожаным поясом.

— Не воробьи же, — буркнул мужчина и неприязненно посмотрел на женщину.

— У человека, может, трагедия, а вы… распрыгались! — звонкий голос женщины прервался, она всхлипнула.

— Перепил он и все дела, — уверенно заметил другой мужчина — в зимней шапке и с покрасневшими глазами, — Я нагнулся, так от него алкоголем махануло…

— Это от вас разит, — заметила другая женщина.

— Граждане, разойдитесь, — сказал лейтенант, — К скорой помощи не пройти!

Самоубийцу уже положили на брезентовые носилки и понесли к задней дверце белого фургона.

Николай обошел толпу — она все увеличивалась — и зашагал к Невскому. Мимо проплыл роскошный синий «мерседес» с темными тонированными стеклами. За рулем сидел моложавый мужчина в клетчатой кепке, рядом — миловидная глазастая блондинка. Она улыбалась ярко накрашенным ртом. «Вот она, странная жизнь наша! — подумал Уланов — Одни кончают самоубийством, другие разъезжают на великолепных автомобилях…» Он успел заметить, что белый номер на пластмассовом бампере не дипломатический, а ленинградский. Есть же люди, которые за астрономические суммы покупают такие машины! Себя же он даже в самых фантастических мечтах не представлял владельцем современного «мерседеса». Ему даже наша давно устаревшая «Волга» недоступна. За нее южане, да и не только южане, готовы вдвойне-втройне заплатить.

«Надо съездить в автомагазин, — подумал Николай, — Может, аккумуляторы появились…»

Ему вдруг захотелось сесть на старенький «жигуленок» и укатить по мокрому шоссе куда-нибудь подальше от города, этой толпы, стелющегося по влажным крышам серого неба и насквозь пропитанного запахами города и выхлопных газов воздуха.

Глава вторая

1

Николай старался не превышать скорость на Приморском шоссе, по горькому опыту знал — три дырки в талоне, — что здесь за каждым кустом может прятаться инспектор ГАИ. А шоссе здесь извилистое, сплошные повороты. И хотя придорожный лес насквозь просвечивает, а в низинах заметен грязноватый, весь в хвое и сучках, слежавшийся, обледенелый снег, милицейская машина могла быть в любом месте. Выскочишь из-за очередного витка шоссе, а инспектор с радаром тут как тут. Грачей не видно, а вороны разгуливают на обочинах. Умные птицы, не шарахаются от проезжающих машин, вот только непонятно, что они на мерзлой земле ищут?.

Аккумулятор Уланов купил, на удивление, без всякой очереди: сдал свой старый, вышедший из строя, и взамен приобрел новый. «Жигули» ему достались от деда, умершего два года назад. На спидометре сто тридцать тысяч километров, гараж у деда был металлический, рядом с домом, надо полагать, кузов не проржавел, дед покрыл днище антикоррозийкой, а порожки залил мовилем. Как бы там ни было, машина бегала, не требовала серьезного ремонта, так что до осени можно было в мотор и не заглядывать. Дед сам любил покопаться в машине, а Николай еще в студенческие годы с удовольствием помогал ему, так что немного в моторе и ходовой части разбирался, но раз в год ТО предпочитал все-таки делать на станции техобслуживания: слитком мудреные приспособления надо иметь, чтобы самому разобрать колесо или смазать подшипники.

Ехал Уланов в Сестрорецк, где на старой даче с зеленым забором круглый год жил его школьный приятель Виктор Чумаков. После десятилетки Чума, как его звали в школе, не стал поступать в институт, а сразу подался в торговлю. Несколько лет поработал продавцом в комиссионном магазине, в отделе культтоваров. Как и все в его возрасте Николай увлекался магнитофонными записями, а Виктор мог достать любые кассеты с самыми лучшими певцами и группами. И по довольно божеской цене. До армии Николай часто заглядывал в комиссионку на улице Некрасова, где Виктор работал. Тогда еще Чумаков жил у кинотеатра «Гигант», это позже продал свою однокомнатную квартиру, вступив в фиктивный брак, и обосновался в Сестрорецке. После комиссионки Виктор несколько лет в поте лица трудился официантом в ресторане «Приморский» в Гавани. Он не обижался, когда его называли «халдеем». В те годы начал заметно лысеть и сутулиться. При редких встречах Виктор хвастался, что зашибает за смену в ресторане иногда до ста пятидесяти рублей. Попутно он и подторговывал: скупал у загулявших моряков вещи, радиотехнику, а потом с выгодой для себя продавал. Виктор уже на третий год после школы обзавелся стареньким «Москвичом», затем сменил его на «Жигули», а теперь ездит на «восьмерке», мечтает о «форде» или другой какой-нибудь заграничной марке.

Уланов ехал к школьному товарищу по делу. На заднем сидении у него лежала завернутая в покрывало картина Коровина. Натюрморт. Дед очень гордился этой картиной, хотя Николай ничего особенного в ней не находил: блюдо, на нем яблоки, груши, сливы и каким-то образом попал туда огромный лиловый рак с растопыренными клешнями. Пришлось долго уговаривать бабушку, чтобы она разрешила снять картину со стены. Дело в том, что Николаю срочно понадобились три тысячи рублей, а Чума без залога и копейки не даст в долг. Картину эту Виктор у них на Марата видел и охотно согласился под нее дать три тысячи рублей. Понятно, подлинник Коровина стоил гораздо дороже, если Уланов не вернет деньги ровно через полтора года, то картина становится собственностью Чумакова. Бабушку Николай клятвенно заверил, что через год вернет деньги Виктору и картина снова будет висеть на стене над сервантом.

Перед Сестрорецком дорогу перебежал заяц. Он постоял серым столбиком на обочине, пошевелил чуткими с розовой изнанкой ушами и не очень поспешно, подрагивая белой пуховкой, пересек шоссе, углубившись в еловый перелесок. У Николая даже настроение поднялось: увидеть зайца утром на оживленном шоссе — это редкость! И он совсем не был похож на так знакомого нам по книжкам и мультфильмам пугливо-суетливого косого. В этом зайце даже чувствовалось некое достоинство. И уж трусом его никак нельзя было назвать.

Дача Чумакова с верхней надстройкой находилась на обсаженной высокими липами маленькой улице. Она обнесена ржавой проволочной сеткой с железобетонными столбами, крашеные металлические ворота с крепким запором. Узкая цементная тропинка вела к низкому крыльцу. Напротив — железный гараж. Николай поставил машину вплотную к воротам и услышал громкий лай. На цепи у забора металась низкорослая дворняга с добродушнейшей мордой. И действительно, когда Виктор вышел к калитке и повел гостя в дом, пес радостно набросился на него и стал ласкаться.

— Привез? — осведомился Виктор. Он был без шапки, в меховой безрукавке, на ногах — черные валенки с галошами.

Николай вернулся к машине, достал с заднего сидения картину в раме. Деловой человек Чумаков, ничего не скажешь! Сначала про картину спросил, а потом поздоровался. В просторной комнате с картинами на стенах и бронзовыми фигурками животных на полках Виктор первым делом развернул цветастое покрывало, извлек на свет божий натюрморт и, подойдя к окну, внимательно его оглядел, хотя не раз видел картину у Николая дома. Поставив ее к стене с выцветшими голубыми обоями, достал из резного деревянного шкафчика перетянутые черной резинкой потрепанные ассигнации.

— Пересчитай, — коротко бросил он.

— Я тебе верю, — улыбнулся Николай, запихивая деньги во внутренний карман куртки.